Долгая ночь Примы Центавра - Дэвид Питер - Страница 3

Или Г’Кар! Великий Создатель, пусть Дракхи возьмут Г’Кара. Быть может, если он сдаст Г’Кара Дракхам, то сумеет даже саму Судьбу перехитрить? Ведь хотя раны, которые они с нарном нанесли друг другу, давно уже затянулись, но никуда не исчезло видение, так часто посещавшее Лондо. Предвидение того, что однажды руки Г’Кара сомкнутся на горле императора, а в единственном глазе нарна будет кипеть первобытная ярость. (7)

Или… Он мог бы предложить им Вира Котто. Есть и такой вариант. Хороший вариант. В самом деле, просто восхитительный вариант. Пусть Вир потеряет свою свободную волю и независимость - он и без того не так уж часто ими пользуется. По правде говоря, наилучшим образом Вир проявлял себя именно тогда, когда кто-нибудь указывал ему, что нужно делать. Так что, в самом деле, у Дракхов Виру хуже не будет, скорее даже наоборот.

Лондо прогнал эти мысли прочь с той же быстротой, с какой они явились к нему. Все это его друзья… его союзники… если не нынешние, то, по крайней мере, бывшие. И пусть именно шеридановский Альянс разбомбил Приму Центавра, оставив от некогда прекрасного мира лишь пылающие руины (8), - но, глядя, как одноглазый монстр карабкается по ноге и начинает взбираться по его телу, Лондо с ужасом понял, что не пожелал бы такой судьбы даже своему худшему врагу. Уж во всяком случае не Шеридану, и, конечно же, не Деленн. Звание «худшего врага» больше всего подошло бы Г’Кару, хотя их отношения и улучшились за последние годы. Но он не желал бы видеть, как эта… эта тварь присасывается даже и к Г’Кару.

Никто этого не заслуживает.

Включая его самого.

«Это не справедливо», - мрачно подумал Лондо. - «Это не правильно. Я должен это остановить… Я все еще могу оторвать его от себя, сбросить на пол, наступить на него и растереть своим башмаком…».

Но он знал, что за этим последует. В руке Дракха вновь окажется детонатор, и на сей раз уже ничто не остановит его палец. И тогда сдетонируют спрятанные Дракхами термоядерные фугасы, и миллионы центавриан даже и понять не успеют, что их погубило. Они просто исчезнут в жаре и пламени исполинского взрыва.

Одно мгновение, буквально одно мгновение Лондо обдумывал этот вариант. Ведь, в конце концов, его подданные просто умрут и исчезнут. Их страдания будут длиться один краткий миг, или самое большее два, а затем все останется позади. Они окажутся в тишине и покое своих могил. Хотя, если быть более точным, даже и могил у них не будет: их пепел развеют ветры, которые станут обдувать опустошенную Приму Центавра вдоль и поперек. Но это не столь уж важно. Важно лишь то, что в противном случае ему, Лондо, придется страдать всю оставшуюся жизнь.

Когда Лондо мысленно нарисовал себе те миллионы центавриан, которым суждено испариться в мгновение ока в ядерном холокосте, перед его внутренним взором они предстали растерянными и сбитыми с толку. Они не могли представить себе, что, если б не Лондо, они, возможно, все еще жили бы мирной жизнью.

Его народ заслуживал величия, и он простер свою руку, указуя путь к нему. Он хотел, чтобы имя великой Республики Центавра вновь вызывало всюду уважение, а не усмешку. Он простирал руку, словно пастырь, - и указывал своему стаду путь на бойню. (9) Если б он не пожелал возродить величие Республики Центавра, не было бы вмешательства Теней, не было бы войны с Нарном.

Непроизвольно поеживаясь от колючих прикосновений щупальцев Стража к его голой коже, Лондо вдруг понял, что это есть не что иное, как исполнение приговора. Вердикта вселенского правосудия. Его нельзя просто посадить в тюрьму - его положение слишком высоко, а деяния слишком велики для этого. Но зато тюрьмой для него станут теперь его собственные разум и тело. Его лишат возможности самому распоряжаться ими, он станет узником собственного тела, власть над которым отдана Стражу. Его приговорили к заточению, и срок по приговору оказался пожизненным.

Запах дыма, доносившийся от руин разбомбленной Примы Центавра, проникал повсюду, даже в то помещение, где стоял сейчас Лондо. Он так любил свой родной мир. Единственное, о чем он мечтал, это восстановить его величие. Но в своих расчетах он допустил ужасную ошибку.

Дурной мир - а с тем, что мир был дурным, унизительным для Примы Центавра, не спорил, кажется, никто - был для Лондо не просто хуже доброй ссоры, такой мир был противен ему. С ощущением, что лучшие дни остались позади, - а это ощущение пронизывало, казалось, все общество - душа Лондо примириться не могла.

И вот оказалось, что на самом деле безысходность и унижение куда лучше призрачного величия. Мир, процветание, счастье… Что бы он ни отдал теперь, чтобы, наплевав на мечты о величии, вернуть своему народу мир - пусть даже дурной и пронизанный ощущением безысходности.

Возможно, он утратил путеводную нить из-за того, что никогда не бывал среди простых людей. Он провел так много времени, гуляя по коридорам власти, общаясь с императорами, планируя заговоры и строя козни против таких мастеров интриг, каким был лорд Рефа. Он забыл, что огромное большинство жителей Примы Центавра - это простые, скромные люди, занятые тяжелым трудом, не мечтавшие ни о чем другом, кроме как прожить свою жизнь как можно проще. Именно их Лондо подвел больше всего. Потому что это их дома сейчас горели, потому что ему чудилось, что их крики отдаются сейчас в его голове.

Лондо закрыл глаза и пожалел, что не может заткнуть себе уши так, чтобы заставить смолкнуть эти крики, не желавшие оставлять его.

А между тем Страж уже залез на его плечо.

Лондо почувствовал, как Страж погружает свое сознание в его разум… А затем осознал и присутствие Дракха, наблюдающего за ним - и снаружи, и изнутри. Будто Страж запустил зонд в самую его душу, предоставив Дракху доступ к ней. Ощущение было тошнотворным, однако это было…

…это было именно то, чего он заслуживал.

Несмотря на всю сумятицу мыслей, Лондо ни разу не позволил своим чувствам проявиться внешне. Дракхи могут отобрать у него свободу, независимость, его будущее, саму его душу, но они никогда не смогут лишить его достоинства. Что бы ни случилось, окружающие всегда будут видеть в нем Лондо Моллари, вождя великой Республики Центавра. Именно поэтому он не умолял и не рыдал. И лишь вздохнул с внутренним облегчением, когда сумел не поддаться минутной слабости, и не стал предлагать в рабство других вместо себя. Потому, что, если бы он поступил так, то, наверное, уже никогда не смог бы жить в мире с самим собой.

Жить, в мире с самим собой?

Самоубийство. Вот та возможность, которая, без сомнения, у него еще оставалась.

Лондо почувствовал, как эта мысль немедленно встретила сопротивление чужой воли. Страж пытался воспрепятствовать ему последовать по этому пути, но Лондо не сомневался, что сумеет превозмочь тварь и довести дело до конца.

Однако, с другой стороны, где есть жизнь, там есть надежда. Если он умрет, обратного пути не будет. А если выживет, что-нибудь может случиться.

Может, он еще помашет рукой голове Дракха, насаженной на шест.

И так одна мысль бежала за другой, а за ней другая, а за ней следующая, и Лондо не успевал обдумать толком ни одну из них. Словно все мысли, которые когда-либо посещали его, внезапно вернулись разом и устроили чехарду в его голове. Настоящая лавина мыслей и воспоминаний…

…или возможно… возможно, просто досмотр. Может быть Дракх, как раз в этот момент, обозревал содержимое его мозга.

Невероятным усилием воли Лондо остановил вторжение чужого разума. Впрочем, он не был уверен, в самом ли деле кто-то проник в его разум, или это только почудилось ему. Он с трудом стоял на ногах.

Лондо поднес руку ко лбу и позволил себе неровный вздох. И тогда Дракх произнес самые неожиданные слова. Он сказал:

- С тобой все будет хорошо.

Как странно. Лондо считал всех Дракхов однообразно бессердечными. Что же могло скрываться за попыткой одного из них притвориться, будто им небезразлично его благополучие?

- Нет, - прохрипел Лондо, ощущая присутствие твари на своем плече. - Со мной больше никогда не будет хорошо.