"Фантастика 2023-193". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 34

В общем, уже почти на закате я оскудевший барахлом, но с удобным рюкзаком направился к выходу из Базара. Вечер и часть ночи пройду, несколько часов посплю, а к полудню, примерно, дойду до города. С конвертором будет спокойнее, да и полезное может что-то попадётся.

Глава 16

Куриное сафари

И вот, иду я к выходу, как ко мне подходит замызганная и оборванная женщина. И плачущим голосом выдаёт такое:

— Добрый человек, муж помер в несунах, пять детей мал мала меньше оставил! Болеют они и недоедают! И сама голодаю-у-у-у… — завыла она.

А я, после всего узнанного, посмотрел на дамочку внимательно. И замызганная-то замызганная, а откровенно пухлая, с жирком. И причитает так: детки — голодные, мужественный муж с работы что-то пёр и помер, от натуги небось. Смилуйся, мол, помоги чем можешь. Вот я не Станиславский, но не верю и всё тут!

Хотя проверить не помешает. Может жир — мутация, а у женщины реальные проблемы. Так что достал я одну из двух оставшихся жоп. Пухлая ладошка под моей ладонью оказалась по мановению ока, я эту ладошку и цапнул. Женщина её вяло подёргала, продолжая нести агитацию о «пятеро-под-лавками».

А я вгляделся — ни мозолей, ничего такого под грязюкой. Ну и решил проверить Жало в деле: а то отрастил, а зачем — непонятно толком. Женщина на забор образца даже не дёрнулась, продолжая причитать. А в углу зрения замелькали проценты расшифровки и, через пару секунд, появилась небольшая надпись:

Соответственно, почти чистая советская раса, генетически, конечно. И жиры у неё не от болезни, а от обжорства (просто хорошо питаясь Советский Человек не разжиреет!) и безделья. Тем временем попрошайка несла какую-то дичь, об «карте от покойного супруга», где изображено место несметных богатств. И вот если бы не голодающие дети — не продавала бы такую ценность, но вот надо.

— Дети, говоришь, — протянул я, отпуская ладонь.

— Пятеро, голодные-холодные…

— А меньше жрать не пробовала? — участливо уточнил я. — Тогда и детям бы хватило.

— Я голодаю…

— А бока отожранные у тебя от голодовок, — кивал я.

— Я больна…

— Ты врёшь, — отрезал я, обходя попрошайку.

— Ах ты упырь поганый! Да чтоб тебя маус отымел! Чтоб тебе пусто было! — начала речитатив в новом репертуаре обманщица, набирая темп и страсть возмущенного провалом своего обмана человека. Или его подобия, что более верно.

Но я на неё уже плюнул — видно, что паразитирует на приезжих-покупателях. Люмпенша вульгарная: деклассированный элемент по причине лени и наглости.

В общем, плюнув, я и потопал по шоссе, не обращая внимания на визги позади. Рюкзак был советским, удобным, ухватистым. Суслики вокруг свистели, цель свою теперь видел отчетливо, свет в будущем, так сказать, зажегся. И запас пищи был, что хоть и смешно, но актуально и прибавляло уверенности.

В общем, топаю я себе, довольный и целеустремлённый. Живность по обочинам шарится, но на меня не высовывается и не нападает. Да и леса, с одной стороны стали поразнообразнее, а с другой — пропали жуткие лианы из малины и клубники. То есть, в кронах было, но у земли их, очевидно, поджирали, так что лес по обочинам был именно лесом, густым, но пролазным.

И тут слышу — цокот когтей по синтоасфальту. Оборачиваюсь — едут на двух страусах троица каких-то проезжих. На одном страусе двое было. Ну, едут и едут, дело их, благо я на обочине. Вдруг как вдруг щеку обжигает и раздаётся грохот!

А заполошно оглядывающийся я вижу у одного из наездников на страусах дымящийся пистолет! И, видно чтоб я не обманулся, который в одиночку на страусе — в меня стреляет. Мажет жутко, страус дёргается, но точно в меня целил — не промахнулся или что-то такое.

Пока мозги судорожно пытались что-то осознать, умное тело решило себя спасти. Сдёрнуло «гад» с пояса, и, с помощью прицела, за секунду, пристрелило… да всех бандитов, по большому счёту. Прямо раз — и нету. Двоих наповал, а третий вон лежит, ногами дрыгает да за горло пробитое хватается. Быстро отмучился, я еле подойти успел.

— Просто… вагинец какой-то, — констатировал я, разглядывая трупы и меланхолично переступающих с ноги на ногу страусов, — За что? И я этого… в Корчме видел. Просто слов нет, уроды-то какие…

Но, слов-то не было, но стоять и горевать над бандитами у меня желания не было тоже. Замаскировались под приличных людей, хотели поживится. Наверное увидели, что пешком из города выхожу, а что у меня жоп — три, одна из которых моя собственная — не знали. То-то удивились бы, уроды такие… Хотя нет, я их правильно удивил, а по другому — на фиг.

Ну ладно, это у нас получается, что бандит не обязательно будет мутантом жутким. Вообще как нормальный человек может выглядеть, а когда никто не видит — нападёт, гнусь такая. Учесть надо, и пастью щёлкать на внешний вид не будем.

А эти уроды… Ну, как минимум сделали мне неплохой подарок. Во первых, очистили будущее от своего мразотного присутствия: не нападут, не обидят и не убьют больше никого. А во вторых — дохлые бандиты это не только удовлетворение от хорошего дела, но и полезные в хозяйстве вещи.

Не очень шутка, конечно, получилась. Но что мне над уродами этими плакать что ли?! Так что подошёл я к ним, бегло охлопал. Ну «гады» — на обмен пойдут, патроны в фонд путешествующих Жор. Жоп у уродов с полсотни и всё в общем-то. Выкинул затем падаль с дороги, да и перешёл к самому важному.

А именно — товарищам страусам, оседланным, меланхоличным таким, но явно готовым к труду и обороне. И аж два, значит будет мне один заводной. Только надо не лопухнуться, как с той здоровой пернатой сволочью, которая целое стадо в пампасы от меня увела.

Стал я внимательно осматривать стоящих птиц. Ну сёдла — понятно. А вот довольно интересный момент — никаких уздечек. Этакий браслет на шее, с широким ремнём. И, наверное, из-за того, что страус бежит туда, куда смотрит — было, рассказывал мне один колхозник такой интересный момент. Так что привяжу ка я одного у обочины, а на одном попробую проехаться.

Попробовал и, на удивление — прекрасно получилось. Рулить страусом оказалось просто, походка тряская, конечно, но седло специальное, из расчёта как раз на это. Но урод, задевший меня — снайпер какой-то! Как при такой тряске попасть — просто не представляю. Ну, точнее, я-то представляю — у меня прицел-УПЧК есть. А вот без прицела — фантастика какая-то!

Но это ладно. Главное — у меня появилось средство передвижения. И грузовое, что совсем хорошо. И до ночи я к окраинам городка успею, вот только как-то перестало нравиться мне шоссе.

Может и глупость, но вот встретится мне кто-то. И что делать? На прицел сразу брать? Так в меня и стрельнуть могут в ответ, и не сказать, что не правы! А ушами хлопать… не знаю, как-то неуютно и глупо.

Так что отвязал я второго страуса, закинул поворотные ремни на седло ездового и направился в лес.

Вообще — прекрасно управляется птица такая, оценил я. Право-лево понятно, а скорость у страусятины оказалось наклоном головы определяется. И специальная палка у седла — не шпоры, а ручной тормоз. Когда голова в землю смотрит — страус встаёт как вкопанный.

А вот живность вокруг проявляла себя не только отсутствием зарослей. Несколько раз на на нашу страусиную колонну выносило каких-то совсем жутко перекорёженных мутантов. Один раз это был дикий кабан, лысый, в струпьях, с пятью глазами, из которых видящим был один. Даже рыло росло у него под углом. С умирающим хрипом эта пакость с кривыми огромными бивнями кинулась к нам, но выбитый глаз и вовремя развёрнутый страус помогли ему промазать. Неровно бегущий мутант ускакал мимо в лес и обратно не явился. Видимо, убежал новый глаз отращивать.

— И попадание в глаз эту сволочь не убило, — задумчиво рассуждал я. — То ли мозга нет, кроме спинного, то ли он не в голове.

Тем временем страус перестал дрожать, и мы двинулись по новой, уже помедленнее. А я прикидывал узнанное. Выходило, что стабильные мутации давали и дикие, и домашние животные, что логично. Но изменённые советскими селекционерами и генетиками домашние, даже одичавшие, более жизнеспособны. Да банально — внешне приятнее, чем дикие. Дикие походили на слепленные из пластилина подобия себя, но безоговорочно опасные: иначе хрен бы они пару сотню лет просуществовали, как вид. Вымерли бы нахрен.