Невинные убийцы - ван Лавик-Гудолл Джейн - Страница 19

На следующее утро после попытки переселить щенят я нашел их играющими возле норы, которую Ведьма отметила накануне вечером. Как видно, доминирующие самки в конце концов добились своего. Но щенки недолго оставались на месте: это первое переселение положило начало целой серии переходов, хотя каждый переход был не больше нескольких сотен метров. Ни в одной норе щенки не задерживались надолго — всего несколько дней, и они двигались дальше. На протяжении этих последних двадцати дней — с первого «переезда» до окончательного ухода стаи — взрослые собаки становились все более непоседливыми: было очевидно, что они стараются «поставить щенят на ноги», приучить их постепенно к кочевой жизни.

Конечно, есть и другие причины для смены логова. Например, один исследователь видел гиеновую собаку, которая перетаскала всех своих щенят в нору за тысячу метров от первой после того, как около старой норы стали появляться львы. Гиеновых собак обычно беспокоит приближение львов. Однажды я видел, как старый предводитель стаи возле озера Лгарья стоял и хрипло лаял, глядя в сторону двух львов, которые находились на противоположном берегу озера, в добром километре от стаи. В другой раз я ехал следом за двумя самками гиеновой собаки, очень встревоженными близостью львиного прайда. Собаки то и дело поднимались на задние лапы, чтобы рассмотреть львов поверх высокой травы, почти закрывавшей их.

Когда щенятам Юноны исполнилось примерно два месяца, стая окончательно покинула логово. Я был к этому подготовлен. Во-первых, окружающие логово равнины с каждым днем становились все суше и пустыннее; во-вторых, я знал, что щенки гиеновых собак отправляются в странствия примерно в этом возрасте. И несмотря на то, что я ждал ухода собак, какое острое разочарование я почувствовал, когда, приехав утром к логову, где еще вечером резвились щенки, увидел, что собаки исчезли. Вставало солнце, и мой взгляд ничего не мог отыскать на простиравшихся кругом бескрайних равнинах. Ни одного признака, по которому я мог бы узнать, куда ушли собаки. Я так долго, день за днем, следил за этой стаей, что на меня напало чувство какого-то странного одиночества и заброшенности, когда я вел свою машину куда глаза глядят в надежде, что счастливый случай снова сведет меня с собаками.

Часы шли за часами, и дневная жара затягивала все вокруг знойной дымкой; глаза у меня воспалились и устали от беспрерывного высматривания собак на просторах равнин. Джефф тоже отправился на поиски, но и ему не повезло. Как я мечтал о маленьком самолетике — ведь стаю бродячих собак на просторах Серенгети можно искать, только облетая огромные пространства по утрам и на закате (обычное время охоты гиеновых собак). Но даже и тогда наблюдателя ждут бесчисленные затруднения, потому что гиеновые собаки, когда их не связывает логово с подрастающими щенками, скитаются по необозримым просторам степей, покрывая громадные расстояния.

До сих пор я близко наблюдал гиеновых собак, которые передвигались по сравнительно небольшой территории — около тысячи трехсот квадратных километров — в районе озера Лгарья. Мне известно, что территория другой стаи включает Нааби-Хилл и находящуюся на расстоянии пятидесяти километров Серонеру, но возможно, что это только малая часть их охотничьих угодий: есть сведения, что одна стая в Южной Африке охотилась на территории, занимавшей минимум четыре тысячи квадратных километров.

Прошел почти месяц с тех пор, как стая Чингиз-хана покинула район логова, и вот однажды вечером, возвращаясь в лагерь, я снова повстречал своих собак. Я сразу же узнал эту стаю — в ней были Черная Фея и Желтый Дьявол, у которых недоставало по полхвоста, а когда собаки подбежали ближе, я стал узнавать и других. Шествие замыкала Черная Фея в сопровождении восьми щенков.

Я последовал за ними. Собаки прошли всего километра полтора, когда впереди показалась гиена, и шестеро взрослых собак бросились в погоню; впереди всех неслась Черная Фея. Догнав гиену, собаки принялись кусать ее за ляжки, но если раньше я видел, что они ограничивались несколькими укусами, то тут началась дикая травля. Подъехав ближе, я увидел, что они уже хватают за круп свою злосчастную жертву; вскоре рычание гиены сменилось воплями, и она бросилась бежать. Время от времени она останавливалась и, широко раскрыв пасть в жуткой гримасе, пыталась обороняться зубами от своих мучителей. Но когда она кусала одну собаку, другая забегала сзади, и гиене приходилось снова бежать. Вскоре я увидел, что у нее по задним ногам стекает кровь. Наконец она добежала до какой-то ямы и, развернувшись, залегла в этом убежище, так что на виду оставалась одна лишь голова с грозными зубами. Только теперь преследователи отошли и вернулись к стае.

Меня особенно заинтересовало то, что именно Черная Фея возглавила атаку, поскольку раньше, в районе логова, мы заметили, что она питает резкую неприязнь к гиенам. Бывало, даже уходя на охоту со стаей, Черная Фея мчалась назад, нападала на гиену, слонявшуюся возле логова, и кусала ее до тех пор, пока та не удирала со всех ног. Два раза, отогнав наконец непрошеную гостью, Черная Фея уже не знала, куда ушла стая, и ей волей-неволей приходилось оставаться у логова с Юноной и пропускать охоту. Я часто задумывался, нет ли какой-нибудь особой причины для ненависти, которую Черная Фея питала к гиенам; быть может, когда она была щенком, именно гиена откусила ей полхвоста?

Следуя за стаей Чингиз-хана с трехмесячными щенками, я думал об их странствиях с тех пор, как они покинули логово. Солнце село, и на смену ему на востоке взошла почти полная луна. Вскоре собаки превратились в цепочку теней на сером, лишенном всякого цвета фоне равнины. И я снова почувствовал себя членом стаи, тем более что ехал я, не включая фар, чтобы не спугнуть возможную добычу собак. В лунном свете я напряженно вглядывался вперед, надеясь увидеть яму, прежде чем окажусь в ней.

Почти все время собаки трусили вперед, только Ведьма и Стриж, бежавшие рядом, дважды остановились и отметили мочой одну и ту же куртинку травы. Через некоторое время я увидел, что за нами вприпрыжку бегут три гиены, иногда игриво огрызаясь друг на друга. Одна из них (все три были старые самки) схватила другую за хвост, и обе, продолжая играть, покатились по земле. Потом они вскочили и снова побежали рядом со стаей. Казалось, что гиены в отличном настроении и предвкушают какое-то особое удовольствие.

На этот раз собаки вели себя совсем иначе: на одинокую гиену они напали, а эту тройку почти совсем не замечали; даже Черная Фея только пугнула их несколько раз, когда они оказались слишком близко от щенят. Ночью гиены всегда становятся более нахальными и агрессивными; может быть, и собаки в темные ночные часы больше считаются с гиенами, да и само собой, три гиены — не то, что одна.

Пробежав в ровном темпе около восьми километров, собаки остановились и улеглись, разбившись на маленькие группки.

Я подвел машину поближе, выключил мотор и приготовился ждать. Некоторое время все было тихо и спокойно. Я совсем было собрался налить себе чашечку кофе, как вдруг в призрачном свете луны заметил три толстые тени — три гиены, прижавшись боками и вытянув носы, подбирались к спящей собаке. Словно зачарованный, смотрел я, как они тихо подползают к ней сзади. Мне не было видно, что произошло, потому что эти толстяки заслонили от меня собаку. Но вдруг собака — это был Желтый Дьявол — вскочила на ноги, и ночную тишину разорвало громкое рычание; еще шесть собак налетели и окружили гиен, пытаясь вцепиться в нарушителей покоя. Гиены разбежались: через минуту воцарилось безмолвие, и собаки, свернувшись калачиком, уснули.

Но вскоре, к моему удивлению, гиены возвратились, и опять сантиметр за сантиметром поползли на брюхе, подбираясь к Желтому Дьяволу. На этот раз я отлично видел в бинокль, как носы гиен понемногу оказались примерно в трех сантиметрах от крупа собаки. Затем одновременно все гиены, высунув языки, быстро лизнули основание хвоста Желтого Дьявола. И опять ночь наполнилась рычанием, собаки вскочили, налетели на гиен и снова прогнали их прочь. Потом собаки улеглись все вместе, большой кучей, и взрослые, и щенки. Желтый Дьявол не сразу присоединился к остальным, а сначала присел в сторонке и освободил кишечник. Не успел он отойти и возобновить прерванный отдых, как одна из гиен подскочила и жадно съела весь помет.