Во льдах (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 12

Однако мы отклонились. Какие ещё вопросы?

Но вопросов не было. Или кто-то незримый дал команду «Эту песню прекратить!»

Ну, значит, так тому и быть.

— Ты того… не перегнул? — спросил меня Антон, когда мы ехали к центру Чернозёмска.

— Нисколько.

— Тот, кто спрашивал… Он же не от себя вопросы задавал, иначе его бы тут же остановили. А так — смотрели и молчали.

— Смотрели и слушали. Вот скажи, Антон, почему у нас стыдятся больших денег? Когда кто-то зарабатывает семьдесят рублей, или сто, об этом он говорит прямо, и даже с какой-то гордостью, вот-де я какой пролетарий, в деньгах не купаюсь, от получки до получки живу. А про доходы людей успешных молчат.

— Так уж и молчат?

— Сколько получил за полет Гагарин? Какие доходы у Михайлова, Петрова и Харламова? Сколько заработал за «Бриллиантовую руку» Никулин? Эти люди — гордость страны, с них нужно брать пример, но как заходит дело о деньгах — молчок. Почему-то доходы Фила Эспозито, Пола Маккартни или Алена Делона ни для кого не секрет. Пусть не до копейки, но представления имеют. Не стыдится Ален Делон своих заработков.

— Ну, ты тоже не стыдишься.

— Обо мне раструбили на Би-Би-Си. Скрывать смысла нет. Но не в этом дело. Пусть знают: Чижик не считает, что много денег — это плохо. Напротив. Чижик считает, что плохо, когда денег мало, — сказал я с кавказским акцентом.

«Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить» — пропел я. — А почему не можешь? Безработицы у нас давным-давно нет, труд в почёте, капиталистов, присваивающих прибавочную стоимость, нет, так почему? Культ бедности, вот почему. Героя песни сделали бедным. Любой токарь или слесарь может подарить дорогой подарок. Если захочет. Конечно, не яхту и не самолет, но золотое колечко, серьги или что-то в том же роде — почему нет? День рождения любимой женщины только раз в году, и если спланировать и откладывать хотя бы по десять рублей в месяц, за год соберется достаточная сумма для дорогого подарка.

— Тебе-то откладывать не нужно.

— Мне нет, — согласился я.

— А богатство не выпячивают, чтобы не создавать социальную напряженность.

— Ликвидация бедности — вот лучший способ борьбы с социальной напряженностью, а не поедание сала ночью под одеялом. Хотя соглашусь, сало — штука необычайно полезная, в нём вся сила.

Несколько кварталов мы ехали молча. Размышляли о таинственных свойствах сала. Я размышлял. Хороший продукт сало. Для шахматиста особенно. Проблема восполнения энергии во время пятичасовой шахматной партии никуда не делась. Да, чёрная икра — штука замечательная, но для большинства шахматистов она малодоступна. А сало запросто. Даже и сейчас в каждом гастрономе можно купить шпик совсем без очереди. Бутерброд из пятидесяти граммов сала, нарезанного мелко, и пятидесяти граммов бородинского хлеба содержит четыреста килокалорий. Что важно, процесс утилизации этих калорий растянут во времени, а пища занимает в пищеварительном тракте совсем небольшой объём, не вызывая отлив крови от головного мозга. Это я прочитал в статье, которую Надежда и Ольга отправили в журнал «Вопросы питания». Статья называется «Особенности диеты спортсменов во время состязаний», и посвящена не только шахматам, но и дзюдо, и другим видам спорта.

Один человек, даже такой, как я — не статистика, и потому в исследовательскую группу включены шахматисты школы «Ч», особенно каборановцы и кузьмичи, то есть учащиеся дома-интерната номер четыре. На зимних каникулах состоится областное лично-командное первенство среди школьников, вот там сало и пройдёт проверку массовостью.

— Как с первенством? — спросил я Антона.

— Каким?

— Школьников.

— Этим будет заниматься Олег. Олег Петров. Уверен, всё проведёт как надо, но поддержка обкома комсомола и спорткомитета ему не помешает.

— Олег? А ты?

Олег парень толковый, но авторитета пока не заработал, и в обкоме имеет куда меньше веса, нежели Антон.

— Я… — он замялся, а потом отрубил: — Меня приглашают в Москву. На ставку старшего тренера.

— Замечательно, — сказал я.

Москва отсюда представляется если не раем, то его преддверием, и плох тот чернозёмец, который не мечтает перебраться в Москву. Волшебные слова «ГУМ», «ЦУМ», «Елисеевский» манят, как манили сирены Одиссея, но Москва разборчива, не всякого до себя допустят. Но если приглашают…

— Тут у меня никаких перспектив, — начал оправдываться Антон. — Ставка не ахти, а с жильём и вовсе никак.

О жилье он никогда прежде не говорил, я у него дома не был, не знаю.

— А в Москве дают?

— Дают комнату в общежитии, всё лучше, чем сейчас — ввосьмером в трёшке на сорока двух метрах. А я, может, жениться хочу. Но обещают поставить на очередь, в Москве. Если дело пойдёт.

— А кто приглашает-то?

— «Трудовые резервы».

— Понятно…

«Трудовые резервы» — общество, которое ни с армейцами, ни с динамовцами, ни со спартаковцами тягаться не может. А хочется. Вот и ухватились за Антона, тренера чемпиона мира.

— Значит, расстаёмся, — не спросил, а констатировал я.

— Почему?

— Расстаёмся. Тебе придется работать с резервистами, двадцать пять часов в сутки. Да и конфликт интересов, «Динамо» — это одно, а «Трудовики» — другое. Впрочем, ладно, — я притормозил у остановки, где обычно высаживал Антона. — Радиоприёмник я тебе подарил, подарю и квартиру. Двушку, но улучшенной планировки. В Москве.

— Это как?

— За валюту кооператив продают в момент, только плати, я узнавал. Так что выбирай, а я по безналу проведу оплату. Никто возражать не станет, валюта легальная, а я вправе дарить что хочу и кому хочу. Тебе вот в знак признания заслуг. Ты же был моим тренером много лет. А от «Трудовых резервов» требуй автомобиль. В Москве без автомобиля тяжело — концы огромные.

Антон ушел, ошеломленный. С одной стороны, он перестаёт быть моим тренером, это для него минус. Ну, а чего он ждал? Тут и история с «Соколом», хотя я понимаю: могут попросить так, что отказаться невозможно. И переезд его в Москву. И, главное, время пришло. Время свободного полёта.

С другой стороны московская двушка — это замечательно. Особенно для одинокого провинциала. Недолго ему ходить и в провинциалах, и в одиночестве. Ну, а как он будет тренировать шахматистов «Трудовых резервов» — это уже его дело. Спасский, похоже, окончательно офранцузился, и будет он числиться за трудовиками, нет, не знаю. Пусть Антон растит своего Спасского.

И нашим спорткомитетчикам упрёк: могли бы и выбить тренеру чемпиона квартиру. Но не захотели. И так сойдёт, думали. Не цените свои таланты — станут таланты чужими. Происходит вымывание: активные талантливые люди переселяются в столицу, а остаются… Остаются талантливые, но пассивные. Процесс обеднения урана в действии.

Я ехал в Сосновку. Посадки по обе стороны шоссе зелёные, багрец и золото — это позже, к середине октября. Сейчас стоит совершенно летняя погода, плюс двадцать пять и безветрие, и синоптики дают нам ещё неделю благолепия. Хорошо.

В Москву не хочется совершенно, но ведь нужно расти. Или не нужно? Отдать казне если не все призовые, то половину, и жить в покое и комфорте?

Нет, нельзя. Внутренний голос решительно против.

Внутренний голос последнее время опять поднимает голову. Одаряет снами, смутными, но тревожными. Порой насылает видения, реже, чем прежде, но насылает. Но и наяву трезвый расчёт говорит: с ролью оброчного мужичка нужно расстаться. Иначе будет поздно.

Деньги мои, а их больше, нежели три миллиона, в безопасности, насколько вообще деньги могут быть в безопасности. Распоряжаться ими я могу, только лично присутствуя в отделениях банков, американского и немецкого. В случае моей смерти наследниками становятся Ми и Фа по достижении ими двадцати одного года, и личное присутствие тоже обязательно, завещание составлено западными юристами, не подкопаешься. К рублевым вкладам, впрочем, доступ открыт будет сразу. Сомневаюсь, что когда Ми и Фа исполнится двадцать один, нынешние рубли будут чего-нибудь стоить. Наше государство любит фокус-покусы с деньгами: вот они есть, а вот их уже нет. Извольте подписаться на беспроцентный заём с отсрочкой выплат по номиналу через двадцать пять лет! Поздравляю, вы уже подписаны! И потому сертификаты, что пойдут на оплату квартиры Антона, я в расчёт не очень-то и беру. Более того, я думаю квартиру, что снимаю для бабушек в Доме На Набережной, передать им на постоянной основе. Или другую в том же доме. Куплю бабушке Ни, Нине Петровне Стельбовой, кооперативную квартиру, опять же за сертификаты, а потом купленную квартиру обменяю известным путём на квартиру нынешних жильцов дома. За центр города можно будет и приплатить, деньги им нужны, иначе не отъезжали бы в дальние края на заработки. А на заработках, как мне любезно сообщил Тритьяков, жителей Дома На Набережной немало.