Поэтический язык Иосифа Бродского - Зубова Людмила Владимировна - Страница 18

Цветаевский подтекст стихотворения Бродского «Представление» (1986 г.) не очевиден, но весьма важен для понимания этого произведения. Ускорение мысли в стихотворной строке, о котором говорилось в нобелевской речи Бродского, ощутимо отрывает поэта от читателя, поэтому за разъяснением смысла стихов полезно обратиться к прозе автора, в которой он формулирует свои взгляды на сущность поэзии. Основание для толкования и комментария «Представления» с учетом цветаевского подтекста можно найти в эссе Бродского «Об одном стихотворении» – 1980 г. (Бродский, 1999: 142–187) и в объекте этого эссе – стихотворении Цветаевой «Новогоднее» (Цветаева, 1994: 132–136).

Обращение к прозе Бродского о Цветаевой вызвано особым местом, которое Цветаева заняла в его сознании:

Но о соперничестве есть и другие мнения:

По-видимому, именно в тех случаях, когда Бродский говорит о безусловном превосходстве, непревзойденности Цветаевой в чем-либо, и можно искать импульс Бродского к соперничеству, а точнее, к попытке пойти дальше. Такую точку опоры для движения в направлении, заданном Цветаевой, находим в высказывании:

Бродский в «Представлении» взялся за аналогичную задачу, возможно, имея в виду и цветаевское

«Представление» изобилует и усмешками, и сносками – как в цветаевском смысле уточнениями, так и в смысле Бродского аллюзиями.

Трудность понимания «Представления» состоит не только во множестве намеков разной степени зашифрованности и в разных возможностях толкования гротескных образов[71], но и прежде всего в том, что тональность стихотворения, заставляющая думать о жанре, явно обманна:

Нечаянным провалом в глубину текста можно считать цитату из погромной статьи в газете «Единство»:

Основным ключом к пониманию «Представления», несомненно, являются две последние строки:

Как пишет М. Липовецкий,

Впрочем, как я надеюсь показать, ничего искрометного, веселого и нарядного в этом тексте нет – не только финал, но и каждая строка в нем – о смерти, хотя тональностью они действительно похожи на буффонаду. Кстати, семиотический смысл ряженых – обозначать мертвецов, назначение шута – говорить о серьезном. Но исходный смысл забывается, и со временем появляется необходимость в иных мотивациях «неподходящего тона», например в психологической. И это не подмена, а сохранение сущности в новых условиях и в новых формах.

В XXI веке появилось несколько работ, авторы которых рассматривают «Представление» как изображение трагедии, например Плеханова, 2012; Ли, 2004.

Бродский начинает эссе «Об одном стихотворении» с характеристики жанра (элегии) «на смерть» и далее показывает, как глубокий трагизм стихотворения Цветаевой усиливается контрастной интонацией:

Цветаева все время как бы борется с заведомой авторитетностью поэтической речи, все время старается освободить свой стих от котурнов (Бродский, 1999: 155);

Другим ключом к «Представлению» можно считать слова о том, что для Цветаевой смерть Рильке «оказывается косвенным ударом – через всю жизнь – по детству»[74]. Смерть родителей – не косвенный, а прямой удар по детству. В ситуации Цветаевой «удар по детству» означает удар по немецкому языку, усвоенному в детстве. Для Бродского смерть родителей – удар по родному языку. Цветаева затрагивает тему России в связи с тем, что Рильке в молодости бывал там и читал по-русски. Родители Бродского провели в России всю жизнь и тот свет на этом не только видели, но и жили внутри него, да к тому же во время террора. Следовательно, во всех отношениях тяжесть ситуации, о которой идет речь в «Представлении», значительно усилена.

В эссе Бродский подчеркивает, насколько важна адресованность стихов на смерть поэта. У «Представления» другой адрес, но стихи на смерть мамы с папой соперничают в своей глобальности со стихами этого жанра. Задача Бродского формулируется строками Данте (в переводе М. Лозинского):