ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан - Страница 15

– Верно, – согласился Славин. – Вы сказали верно, Пол. Очень безжалостно, но верно. Значит, получается, что мы сами лишаем себя классиков? Двадцатый век хочет уйти в небытие без классики? Не ведаем, что творим?

– Почему? Ведаем.

– Слишком высок культурный уровень? Все грамотны? Слишком много поэтому вкусовщины? Личных симпатий?

– Скорее – антипатий. Про уровень вы правы лишь отчасти, вы проецируете культуру России на мир – это ошибка.

– Друзья, а не пора ли нам подумать о женщинах? – сказал Глэбб. – Я, конечно, понимаю, интеллектуалы, культура, но ведь вы – не бесполы, я надеюсь. Или мистер Славин опасается последствий? Насколько мне известно, вашим людям запрещены такого рода общения…

«А вот и птички, – подумал Славин. – Все по плану. Старо, как мир, но ведь действует, черт возьми. Что ж, посмотрим его клиентуру».

Славин заметил:

– Вашим тоже, как я слыхал, такого рода общения не рекомендованы.

Глэбб посмотрел в глаза Славина, куда-то даже в надбровья, лицо его на мгновение сделалось тяжелым, мертвым, но это был один миг всего лишь, потом он отошел к телефону, легко упал в кресло, достал из заднего кармана брюк потрепанную записную книжку, заученно открыл страницу, глянул на Славина, страницу закрыл и начал копаться, изображая лицом Деда Мороза, затевающего веселую игру, которая кончится прекрасным подарком.

– Вам какую, белую или черную? – спросил он, по-прежнему листая книжку.

– А я дальтоник, – ответил Славин.

Пол Дик расхохотался.

– О, какой хитрый мистер Славин! – сказал Глэбб. – Вы все время уходите от точного ответа…

– Точных ответов требует суд.

– Вам хорошо известна работа суда?

– Конечно.

Пол сказал:

– Лучше, чем тебе, Джон. Он просидел вместе со мною весь Нюрнбергский процесс – от звонка до звонка.

– То была политика, Пол, а сейчас мистер Славин отвечает мне по поводу женщин, как опытный тактик: ни да, ни нет, и во всех случаях он чист перед инструкцией.

– Какой именно? – спросил Славин. – Какую инструкцию вы имеете в виду?

Глэбба спасло то, что пришел официант из бара с бутылками виски и льдом; Славин понял, что Глэбб не сможет вывернуться – действительно, как коммерсанту объяснить знакомство с инструкцией?

Пол сразу же выпил, налил Славину и Глэббу.

– Сейчас, – откликнулся Глэбб, набирая номер, – одну минуту, Пол.

Он долго слушал гудки, вздохнул, дал отбой, набрал следующий номер.

– Твои девки уже залезли в ванны в других номерах, – сказал Пол, – ну их к черту, шлюхи.

– Фу, какая гнусность, – сказал Глэбб. – Нельзя быть таким циником, Пол. Просто тебе не попадались женщины-друзья, у тебя были одни потаскухи.

– Лучшая женщина-друг – бесстыдная потаскуха, с которой не надо говорить о Брамсе и притворяться, что понимаешь Стравинского.

– Алло, Пилар, – сказал Глэбб, набрав номер. – Я сижу в обществе двух умнейших людей. Ты не хотела бы присоединиться к нам? Почему? Ты меня огорчаешь, Пилар… Ну пожалуйста… Я тебя очень прошу, а? Вот молодец! Шестьсот седьмой номер, Пилар, мы сидим здесь. Ждем!

Пилар действительно была хороша: высокая, хлысткая испанка с громадными глазами, улыбка – само обаяние; она мило поздоровалась с Полом и Славиным, поцеловала Глэбба – дружески, целомудренно, в висок, по-хозяйски включила радио; «Хилтон» передавал свою джазовую программу, и она не ошиблась, нажала нужную кнопку; приняла от Славина виски, чуть пригубила и, заметив его взгляд, объяснила:

– Не сердитесь, все же я испанка, мы пьем вино, но пьянеем не от него, а от умных собеседников.

«А я сейчас предложу ей беседу, – похолодев от волнения, стремительно подумал Славин. – И собеседника, прекрасного собеседника».

Все эти часы и дни, начиная еще с первой беседы в кабинете Константинова, он жил версией: русский, приславший письмо, наверняка один из тех бедолаг-эмигрантов, которые влачат горькую судьбину, работая в сфере услужливого рабства. За это платят, а в «Хилтоне» – вполне пристойно.

Однако сейчас, в течение всего этого долгого разговора, Славин не мог даже предположить, что оперативное решение придет к нему столь неожиданно. Видимо, впрочем, извечный закон о переходе количества (в данном случае раздумий, прикидок, поисков оптимального решения) в качество привел Славина к действию, на первый лишь взгляд странному, а в сути своей единственно – в данной ситуации – разумному.

– Минутку, – сказал Славин, поднявшись, – я сейчас вернусь.

– Что случилось? – подался вперед Глэбб.

– Кое-что, – ответил Славин.

Он спустился в ресторан, чуть пошатываясь подошел к метрдотелю и спросил:

– Слушайте, у вас тут никого нет из официантов, кто был бы родом из Англии или Германии? Лучше б, конечно, из России, но, видимо, это из области фантазии, нет?

– А в чем дело, сэр? Француз не может вас устроить? Наш бармен француз…

– Это – на крайний случай… Я хочу угостить даму, которая не пьет виски, одним коктейлем, русским коктейлем…

– Погодите, погодите, у нас в подвале работает Белью, он, кажется, родом из Восточной Европы… Когда бастовали наши черные лакеи, мы брали его на номера… Одна минута, сэр…

Метрдотель снял трубку телефона, набрал цифру «три», спросил:

– Луиш, скажите, Белью уже кончил работать? Им интересуется гость из…

– Шестьсот седьмого, – подсказал Славин, расслабившись, чтобы не так чувствовалась его устремленная напряженность.

– Из шестьсот седьмого. Понятно, Луиш. А когда он заступает на смену? В восемь? Спасибо.

Метр положил трубку:

– Этот Белью заступит на работу в восемь утра, сэр, очень сожалею…

– Тогда я попрошу вас поднять ко мне бутылку шампанского…

– Какой сорт? Сладкое? Или «брют»?

– Все равно, только – русское.

– Но с американской этикеткой, если позволите, сэр; красные делают «брют» для Штатов.

– Жаль, что с американской этикеткой…

– Я попробую поискать в наших погребах, сэр. Русские сменили этикетку, они теперь называют свое шампанское как-то иначе, не хотят ссориться с французами. Я сам спущусь в погреб, сэр…

– Благодарю, это очень любезно с вашей стороны… И, пожалуйста, отправьте наверх бутылку русской водки.

– Да, сэр. «Смирноф»?

– Нет, именно русской.

– «Столичная» или «Казачок»?

– «Казачок»? Я не знаю такой водки. Видимо, «Кубанская»?

– Вы прекрасно разбираетесь в русских водках, сэр, именно «Кубанская»! Я пришлю к вам боя через десять минут.

«А вот теперь надо замотивировать поездку, – стремительно думал Славин, поднимаясь в номер. – Я стану флиртовать с Пилар и повезу ее домой. А потом заеду в посольство и возьму фотографии. И в восемь часов встречу Белью. Ей-богу, это он писал. Я запрошу Москву сегодня же, что им известно об этом Белью. Дай бог, чтобы они там знали о нем хоть самую малость. И если этот Белью говорит по-русски, и если это он писал нам, и если он опознает по фото того, кого американцы вербовали в номере, я завтра днем улечу в Москву и все будет кончено».

Константинов

С заведующим отделом МИДа Ереминым было условлено встретиться в полдень, в Новоарбатском ресторане.

В свое время Константинов оппонировал Ивану Яковлевичу на защите кандидатской диссертации по теме «Национально-освободительное движение на Африканском континенте и акции стран НАТО». Юрист-международник, Константинов, с присущей ему дотошностью, поставил перед Ереминым сорок семь вопросов: он привык требовать точности и от себя и от окружающих во всем, мелочей для него не существовало. На этом они и сдружились; Еремин отложил защиту на месяц, но прошел зато блестяще – ни одного черного шара.

…Константинов приехал в ресторан на десять минут раньше, заказал два бульона с пирожками, узнал, хороши ли сегодня котлеты по-киевски, и сказал, чтобы кофе заварили двойной.

– А что из напитков? – спросил официант. – Коньячок? Или водочки выпьем, есть «Посольская».