Самодержец (СИ) - Старый Денис - Страница 53

Не знал, что у Фридриха есть привязанности, тем более к лицам женского пола. Но пообещать пришлось, так как король в этом вопросе был настроен решительно, может и в большей степени, чем в политических.

— Так как делить Польшу станем? — Фридрих улыбнулся, а я позволил себе по-мещански выпить целый бокал бордо.

* * *

Между островом Чекчеада и мысом Ильясбаба

22 октября 1762 года.

В три часа ночи состоялся крайний Военный Совет, когда окончательно был принят план предстоящего морского сражения и русский флот выдвинулся навстречу своей славе, иначе, как о победе, никто не думал.

Ранее, под покровом ночи, самый быстроходный русский фрегат отправился к Галлипольскому полуострову, чтобы сообщить русской пароходной эскадре о времени начала сражения и о том, что именно нужно было сделать пароходам. В это же время в Дарданеллах стояли четыре монитора, которые только что и ждали, как сигнала к атаке, а в сам пролив вошел испанский линкор, призванный не выпускать никого из Дарданелл. Уже прогорела горючая жидкость, уже сгорели английские линкоры и теперь лишь более теплая, нежели обычно, вода, напоминала о недавней трагедии Роял Нэви.

Первыми атаку начали пароходы, которые отбуксировали двадцать брандеров, из которых пять были на паровой тяге, вплотную к одной из групп кораблей.

Вообще, неприятельский флот не был скучен, — максимально, насколько позволяли окружающие острова, корабли были рассредоточены. Поэтому, надеяться на то, что удастся уничтожить большое количество вражеских вымпелов, не приходилось. Но вот эта «кучка» из трех линкоров и пяти фрегатов, которые принадлежали португальцам, была достаточно обоснованной целью для брандеров.

— С Богом! — сказал контр-адмирал Хметевский и отдал команду на атаку.

Брандеры сделали свое дело и португальские корабли, кроме одного линкора, умудрившегося изготовится и тремя выстрелами, в потемках, потопить один из брандеров, получили разные степени повреждения. Два фрегата стали тонуть.

— Добивайте их! — сказал Хметевский, немного разочарованно, так как рассчитывал, что долго останавливаться и добивать португальцев не придется.

— Сигнал к построению! — скомандовал Степан Петрович через пятнадцать минут избиения вражеской эскадры.

Пушки португальских кораблей просто не доставали до русских пароходов, которые, кроме того, выстроившись в ряд носом к неприятелю, чуть пятились назад, постоянно разрывая дистанцию. Задний ход давал огромное преимущество.

Хметевский не стал дожидаться, пока португальские корабли скроются под воду, если, конечно вовсе утонут, так как не было ясно, насколько они повреждены. Очевидным стало одно — эти вымпелы уже участвовать в сражении не будут.

На горизонте виднелся мыс Ильясбаба, к востоку от эскадры русских пароходов и там уже начинало вставать солнце. С каждой минутой становилось все светлее и Хметевский уже жалел, что потратил много времени на бой с португальской эскадрой. Сейчас он рисковал не успеть к началу сражения.

* * *

— Запаздывает Хметевский, — констатировал генерал-адмирал Спиридов. — Пускайте ракету о начале атаки!

Григорий Андреевич принял решение, возможно, самое главное в его карьере. Теперь или на корабле с парадными флагами, либо в морской пучине стать кормом для рыб. Но генерал-адмирал, отдавая приказ, не сомневался, он понимал, что только решительная атака, где даже тактика уже будет играть второстепенную роль, способна принести победу русскому флоту. Это пароходам выпала роль быть тактически выверенными, отстреливать вражеские корабли, уходя от ответного огня и уж, тем более, от абордажа, который англичане чаще предпочитают остальному. Но и русские корабли готовы к кровавой схватке на корабельных палубах. На всех линкорах есть специалисты боя в стесненных условиях.

С рассветом Спиридов увидел идущий к нему навстречу огромный вражеский флот. Не только русский адмирал решит дать бой. Англичане, лишившиеся своих самых мощных кораблей, так подло сожженных в водах пролива Дарданеллы вместе с адмиралом, погибшем на борту флагмана, -решили умереть, но уничтожить русских. Пусть это и звучало не совсем логично, ибо мертвый воевать не может, но английские капитаны не хотели искать логику там, где они собирались применить все свое мужество и упорство. Английские корабли шли, а на их палубах не звучало ни единого лишнего слова, команды были наполнены решимости и автоматически исполняли все необходимые манипуляции лишь для того, чтобы их корабль настиг любой русский, и тогда англичане собирались продемонстрировать русским выскочкам, что московиты на море лишь младенцы и не могут тягаться со взрослыми мужчинами.

Подобного настроя у русских команд не было, но и они плыли за своей победой. Воспитанные на подвигах адмирала Бредаля, на славных сражениях Уле Панто или Мадагаскара, матросы и офицеры русского флота не испытывали пиетета перед кем бы то ни было. Напротив, для не знавших поражений уже десятилетия, русский флот был победоносным.

— Тяжело нам придется, противник многочисленнее и настроен решительно, — тихо, только лишь для себя пробормотал Спиридов, отпивая глоток из большой чашки с кофе.

Здесь, на корабле, Григорию Андреевичу было наплевать на столовый этикет и, что кофе пить из таких больших чашек было неприлично, неправильно, моветоном. Наверное, люди из будущего могли бы сказать, что чашка кофе у Спиридова в руках — это визитная карточка генерал-адмирала. Сам же Спиридов показывал, что он спокоен и полностью контролирует ситуацию.

На самом же деле — нет. Ничего больше он не контролирует. Подобные предстоящему сражения не могут быть управляемыми. И пусть план боя имелся, но кораблям всего русского флота было приказано стараться придерживаться общего плана, но при этом действовать по обстановке. И теперь, когда не удалось выйти на неподготовленного, сонного противника, план становился практически не актуальным.

После первых залпов корабельных орудий, когда палубы — а при таком скоплении кораблей — и вся окружающая морская гладь, покроются дымами, исход сражения будет определяться выучкой матросов, канониров, более совершенным оружием и удачей. Все это, может быть, только кроме удачи, на которую следовало лишь уповать, в русском флоте присутствовало.

— Ну, все. Господи, уповаю на волю Твою! — сказал Спиридов, как только корабль резко развернулся правым бортом и дал залп из имеющихся дальнобойных орудий.

Ни одного попадания не было, и противник продолжал сближаться, хотя для того, чтобы открыть ответную пальбу, уже было необходимо сейчас совершать маневр разворота. Капитан корабля знал свое дело, в чем генерал-адмирал убеждался ранее. Поэтому каким-либо образом вмешиваться в ход сражения Спиридов не собирался. На военном совете группа офицеров даже сделала робкую попытку отговорить командующего от участия в сражении. Но тогда Спиридов лишь улыбнулся, не потрудившись как-либо комментировать свой отказ. Он непременно собирался присутствовать на корабле во время эпохального сражения.

— К оружию! — громогласно приказал капитан корабля, понимая, что два ближайших английских вымпела собираются максимально сблизиться с русским кораблем, намереваясь взять линкор под Андреевским флагом на абордаж.

Другие русские корабли также открыли огонь дальнобойными орудиями, и все пространство заволокло дымом, столь плотно шли семьдесят шесть русских кораблей, намереваясь победить в схватке с противником, который располагал более ста вымпелами. Было бы существенно больше, если бы не потопление франко-испанской эскадры и части английского флота в проливе, за который сейчас и начали бескомпромиссный бой лучшие флоты мира.

Спиридов не знал, что его заместитель контр-адмирал Хметевский выключил из боя португальскую эскадру. Как не мог знать контр-адмирал и того, что русские пароходы находятся на расстоянии от вражеского флота, с которого через десять-пятнадцать минут откроют огонь с северо-запада, ударяя во фланг атакующего построения англо-испано-французского флота, четырех кораблей Венеции и пяти Генуи.