Самодержец (СИ) - Старый Денис - Страница 46

Там, в окопах, по щиколотку в кровавой грязи и разговаривал после боя тридцатитрехлетний премьер-майор и пятидесятидвухлетний капрал, который, почитай, из-за плохого французского не стал офицером, имея для этого все задатки, может, только манер и правил этикета недостаточно. Но, для стоящего по щиколотку в крови на передней линии обороны Российской империи, манеры и знания, как именно кушать салат или устрицу, наверное, не столь важны, как знания, что именно сделать для защиты границ своей державы.

Через десять минут премьер-майор Москвин был уже в штабе, где собрались все оставшиеся в строю офицеры, начиная от секунд-майоров и, заканчивая полковником Иваном Ивановичем Михельсоном, который заменил раненного в грудь и ногу генерал-поручика Александра Ильича Бибикова. Бибиков был очень плох и в любой момент мог преставиться.

— Ну, господа, очевидно, что нас становится все меньше, но задачи обороны никто не снимал. Еще до окончания последнего приступа нам удалось отправить отряд казаков-пластунов для разведки, и мы ожидаем в ближайшее время сведений, а также в будет запущен воздушный шар для прояснения обстановки с неприятелем. По приблизительным подсчетам потери турок составили уже не менее десяти тысяч. Казалось бы, господа, сведения крайне благоприятны, но, нет, все еще только начинается. По оптическому телеграфу из соседней крепости Твердыни [Келитбахир] сообщают, что неприятель собирается входить в пролив, по сему, даже без данных разведки в поле, следует предполагать, что следующий штурм станет решительным, по крайней мере, по тому, чтобы мы не могли использовать береговую артиллерию в должном качестве против входящих кораблей в Дарданеллы. По сему, господа, вынужден идти на риск, и, прежде всего, комплектовать артиллерийские батареи на берегу. Тем самым, возможности ответного огня нашей артиллерии по фронту наступающего противника сильно уменьшатся. Используем имеющиеся ракеты, — полковник Иван Иванович Михельсон выдохнул.

У полковника была рассечена бровь, налеплена грязь на волосы и камзол, но он не потрудился переодеть мундир, или, хотя бы привести его в более чистое состояние, но этого в данных условиях и не нужно было делать. Время — самый ценный ресурс, чтобы его тратить на светскость и прихорашиваться. На параде, даже во время учений — да, но сейчас… Все офицеры были так или иначе, но раненные, грязные, неимоверно уставшие. При этом все понимали, что ежели получится выстоять сегодня, то, почитай, полдела сделано.

Понимал это и враг.

* * *

Чаннакале

21 октября 1762 года. 17:30

Чорбаджи [полковник] турецкой армии Малик Карадениз отказывался ранее называть уже русскую крепость Павлополем. Нет, — это Чаннакале и останется таковой, пока небо не обрушится на землю! Преисполненный жаждой мести, верой в Аллаха, и его помощь в священном деле восстановления Османской империи, Крадениз упорно вел свою орту-полк на кровавые штурмы Чаннакале. Пусть от полка оставалось уже чуть более батальона, неважно.

Малик Карадениз был образованным человеком, знал французский, изучал европейские тактики ведения войны, его полк был наиболее оснащенным. Англичане даже выдали офицерам револьверы. Но беззаветная вера в свою правду не помогала чорбаджи прорвать русскую оборону. Были взяты лишь три флеша, чуть далее выдвинутые относительно русской оборонительной линии. И это уже был успех, который привел к тому, что командование, скорее ненавистные англичане, решили переподчинить иные полки Малику Караденизу, которые так же численно были не более чем батальонами. Много, очень много правоверных сложили свои головы на холмах и поле у крепости… русской крепости… пока.

Такие укрепления, с которыми столкнулся полк Малика, не применялись не одной армией мира, по крайней мере, Крадениз, прочитавший немало книг, прошедший военное обучение во Франции, не знал о таких новшествах. Да и кто мог себе позволить в экономическом плане сделать заграждение из колючей проволоки на километры вокруг крепости. Только телами солдат и получилось преодолеть эти заграждения, причем под сверхплотным русским огнем.

—…и пусть мы погибнем! Но за веру свою, во славу Аллаха, а там, — Чорбаджи Карадениз воздел руку с вытянутым указательным пальцем к небу. — Вас ждут девственницы и много еды. Так умрите с честью! Аллах Акбар!

Малик кричал выстроившимся воинам, воодушевляя их на решительный бой. Только прекратилась артиллерийская подготовка, мощнейшая, небо темнело от количества ядер, летящих на руси. После такой артподготовки, нельзя было не взять крепость, но гяуров ранее часто недооценивали, и сейчас не факт, что сводной орте под командованием чорбаджи Карадениза получится лишь легкая прогулка по трупам своих уже погибших собратьев.

— Алга! — взревело более полутора тысячи глоток и, сразу после отмашки, первая волна комплексного штурма отправилась погибать.

— Вперед, давай! Алга! — подбадривал своих солдат чорбаджи.

И с именем Аллаха воины шли, умирали одни, но продолжали идти другие, переступая через еще не умерших, раненных, но обреченных соплеменников. Кто-то, проходя мимо очередного кричащего от боли воина, скорчившегося, извозившегося в грязно-алой грязи, успевал шепнуть: «Повезло тебе, уже скоро встретишь покой и девственниц, да поешь вдоволь. А мне еще тут на кишках скользить!».

Русские пушки, на удивление частью молчали, потому Малик уже уверился в том, что победа близка.

— Хрясь! — турецкий полковник поскользнулся, точнее, ему помогли это сделать.

— Ты что делаешь? — прошипел Игнат Верховой, командир специальной разведывательно-пластунской группы.

— Так глянь, есаул попугай какой! — ответил Федор Ничипоренко, пластун-разведчик.

Игнат не стал дальше вести разговоры, чтобы не быть обнаруженным, лишь приказал Федору переместиться от места падения турецкого офицера, которого ударом по голове оглушил тот же казак Нечипоренко. И вовремя, так как к упавшему турку бежали его солдаты, видимо, чтобы вытащить командира с поля боя.

Группа разведчиков была отправлена во вражеский стан, чтобы добыть как можно больше информации и, по возможности, прихватить «языка». Однако, казакам не удалось ни то, ни другое, казаки нарвались на засаду. Возможно, их выследили еще тогда, как они пробирались через горы трупов, чтобы в сторонке, в турецких одеждах уже начать отрабатывать задание. Четыре славных парня сложили головы в попытке вырваться из клещей, которые удивительно споро организовал враг. Но задания никто не отменял, и «язык» был нужен. И тут целый турецкий полковник. Может и удастся вытащить этого турка, чтобы избежать и позора и не допустить бессмысленности смертей побратимов.

— Щух, — пуля пролетела рядом с есаулом.

— Это кто там твою душу Богу мать? — прошипел Игнат, находящийся сейчас на грани психологического срыва.

Игнат Верховой относился к членам своей группы, как старший брат может относится к младшим, если присутствует истинно братская любовь. И в одночасье Игнат лишился четверых братьев, при этом остался жив. Долг, вбитые рефлексы служаки, эти чувства боролись с иными, с желанием встать во весь рост и пальнуть с двух рук из револьверов, показать, что такое истинно стрельба по-русски [в РИ по-македонски].

А тут еще стрелок союзный чуть кончик уха не срезал своим метким выстрелом.

Главный стрелок в плутонге специальных егерей Никита Стрелков получил фамилию в школе, организованной для детей унтер-офицеров в Мариуполе. Ранее он был Никитой Михайловичем Иванко, но уникальный глазомер и чутье стрелка, который почти никогда не промахивался, стали поводом для того, чтобы все в школе, даже наставники, звали парня только «Стрелком», вот и в пашпарт записали новую фамилию, полностью оправданную талантом Никиты.

Именно он, сержант Стрелков, вместе со своим вторым номером и начал отстрел всех турок, кто хотел приблизиться к лежащему без сознания турецкому офицеру. Никита, наблюдая в свой оптический прицел, которые в крепости были только у трех стрелков, узрел, как одно турецкое тело шевельнулось, схватило вражеского офицера за ногу и, когда тот упал, это же «тело» ударило офицера по голове. Никита был смышленым малым, догадался, что офицерика хотят прибрать высланные ранее казаки, о чем были предупреждены егеря. Вот и решил стрелок помочь своим. Да и получалось весьма комфортно стрелять. Поставил штуцерное ружье в одну точку и, почти не меняя прицела, стреляй себе по туркам. За две минуты уже семь человек легли рядом со своим, все еще бессознательным, командиром.