Самодержец (СИ) - Старый Денис - Страница 41

— Господа, у нас не более двух недель, чтобы разбить неприятеля. Боюсь, в этом году природа нам не даст возможности воевать более. С севера уже должен выступать Захар Чернышов со своим корпусом, так что жду от вас решительной атаки. Смею надеяться, что противник выдохся и нынче уже не может что-либо существенное нам противопоставить.

Слов более не требовалось, все заранее оговорено.

Несмотря на то, что Искандера уже было принято именовать по имени отчеству и присвоенной самим императором фамилией, он все еще оставался мусульманином, и даже ни разу не думал в пользу того, чтобы сменить веру, благо от него никто этого и не требовал.

15 октября 1762 года был пятницей. С самого утра, как только солнце стало чуть виднеться на горизонте, Искандер, как и большая часть солдат его корпуса, остриг ногти, надел чистые портки, даже надушился благовониями. В полдень имам прочитал хутбу и совершил двухракаатный намаз. Это же сделали почти двенадцать тысяч мусульман. Одухотворенные после услышанных проповедей и слов своих командиров, тысячи решительных глаз воинов Российской империи устремились на север, туда, где все еще громыхали разрывы от бомб, посылаемых русской артиллерией.

— Аллах Акбар! — выкрикнул Искандер.

— Аллах Акбар! — раздался громоподобный клич, заглушающий все звуки вокруг.

Сейчас в этой атаке Искандер сбирался доказать, что его воины, столь долго находящиеся в обучении, не знающие ни в чем нужды, могут волей Аллаха сокрушать любого врага.

Первая же атака привела к столь ошеломляющему успеху. Стоявшие заслоном три английских мушкетерских полка были сметены в считанные минуты, а Искандер на своем лихом жеребце Буцефале, на два корпуса опережая ближайших соратников, буквально летел на артиллерийские позиции шведов.

Не сказать, что неприятель вдруг испугался, вдруг побежал, вдруг поднял руки, взмолился о пощаде. В сторону конных полков дикого корпуса полетела картечь. Черкесы, бакинцы, чеченцы, дагестанцы, аварцы и иные многочисленные представители своих древних народов, гибли на каменистой земле, мягкой от ледяного, уже как два дня накрапывающего, дождя. Те, кто воспитывался на подвиге Дикой дивизии в битве под Прагой, стремились доказать, что они не менее достойны упоминаний и быть героями многочисленных рассказов.

Огибая раненных, либо убитых своих сослуживцев, воины, что предпочитали называться не русскими, а русского императора, быстро достигли позиций, на которых располагались шведские пушки. Одни вставали на коня, показывая недостижимый уровень наездника, джигитовки, другие спрыгивали со своих коней и устремлялись на флеши и равелины, наспех возведенные шведами, когда те уперлись во вторую линию русской обороны.

Следом за конной дикой лавиной быстрым шагом, зачищая все вокруг, шли три полка из числа пехотинцев корпуса Искандера.

Не только «дикие» должны были участвовать в атаке. Их задачей было ошеломить противника, дезорганизовать, но через час наступления сменить горцев и закавказцев должны были казачьи полки, а ландмилиция выдвигалась в прорыв, чтобы перекрыть узкий проход между озером Пулавеси и озерами Сайма и Пурувеси. Таким образом, на второй день наступления предполагалось отрезать резервы и командование шведско-союзным войском от остальных сил.

В это же время дивизия Суворова, которому генерал-аншеф Чернышов даровал право самостоятельного решения, занял крепость Товастгус и угрожал тылам шведско-англо-французского войска.

* * *

Нахичевань

17 октября 1762 года

— Господин командующий, господин командующий! Вы меня слышите? — сквозь пелену, на грани слышимости доносились звуки.

По крайней мере, Василий Петрович Капнист именно так воспринимал громкий голос медикуса.

— Вы меня должны слышать! Василий Петрович, господин командующий! — медикус Иван Семенович Товарин дал пощёчину командующему Кавказским военным округом, по совместительству генерал-губернатору всех кавказских и закавказских земель.

— Хр-рр — прохрипел генерал-аншеф.

— Ну вот и слава Богу! Я то думал, что уже того, с анестезией лишком взял, — Товарин с облегчением вздохнул и обратился к офицерам, которые вошли в палату сразу же, как только узнали, что медикус пошел самолично будить командующего. — Итак, господа, я сделал, что мог и, как оказалось, могу немало. Пулю извлек, она прошла рядом с сердцем и лишь Божественным проведением не убила. Так же я собрал левую руку Василию Петровичу, по косточкам собрал. Это, я вам скажу, господа, успех! При таких травмах руку следовало бы отрезать. Но есть и та самая ложка дегтя, господа. Генерал-аншеф в ближайшие три недели точно не сможет принимать никакого дельного участия в военных делах. Тут дело не в том, что ранение в грудь, а то, что при падении с коня, командующий повредил голову, и головные боли в ближайшее время у него будут такими, что и совета дать дельного не сможет.

Иван Семенович, главный военный медикус Закавказского корпуса, развел руками, мол, сделал, что мог.

— Да, господа, это для нас серьезный вызов. Все же Василий Петрович был нашим знаменем, воистину командующим, — высказался бригадир Михаил Львович Измайлов.

— Вы правы, но недосуг нам быть няньками у командующего, когда неприятель наступает, — сказал генерал-поручик Матвей Андреевич Толстой, который становился старшим по чину, если генерал-аншеф Капнист оказывался прикованным к кровати.

Покушение, которое было совершено на Капниста, выбивалось из понятий честной войны, впрочем, это понятие было слишком иллюзорным, чтобы его придерживаться.

Василий Петрович готовил контрудар вдоль реки Аракс, по направлению к Нахичевани. Англо-персидское войско третьим штурмом прорвало оборону, которую уже как два года пытался выстраивать Капнист. Дело не в стойкости солдат, некоторые при первых двух штурмах показывали образец героизма и самопожертвовании, дело в том, что, кроме быстрой реки, которую во многих местах можно перейти, серьезных преград для наступающих не было. Не было и крепостей, на которые могли бы русские опираться. Да и планом вероятной войны предусматривался как раз прорыв обороны с последующим фланговым ударом по персам, которым не приходилось выбирать дороги и их маршрут легко просчитывался.

Вот этот удар и планировался и уже был готов, пока десяток абреков, которые состояли в корпусе Капниста ни с того, ни с чего, стали быстро на резвых конях приближаться к дому, где недавно закончилось совещание и Капнист оставался почти один. Почти, — это значит, что с ним было лишь два телохранителя и несколько слуг.

Был бой, два казака, призванные защищать командующего любой ценой и прошедшие к тому же специальную подготовку, уничтожили шестерых напавших, пока сами не были убиты из револьверов. Двоих нападавших заколол шпагой сам Капнист, после командующего своей грудью прикрыл слуга Матвей, ну а потом Василий Петрович попытался сесть на коня и догнать последнего, улепетывающего убийцу. Капнист почти догнал того, кто осмелился стрелять в русского командующего, но… нашлись еще двое таких же бесстрашных. Беглец привел Капниста в засаду. Пять выстрелов, четыре из которых взяла на себя лошадь. Животное понесло, когда Капнист, зацепившись ногой за стремя куклой упал на землю и так прочертил не менее двадцати метров, пока лошадь не остановилась и не стала заваливаться. Может именно то, что Капнист оказался под лошадиной тушей и спасло его, прикрыло от возможного повторного выстрела. Через полминуты на месте были казаки, которые изловили татей.

— Ничего не знаю, нам приказал наш старший, он убит, его спрашивайте! — все что говорили, как оказалось, персы, которые прикидывались отрядом горцев.

Их еще спросят, обязательно спросят, и они расскажут. Но вот же незадача… Этот отряд из полусотни человек, который использовали для разведки и разъездов, весь оказывался из сочувствующих персам и исправно сообщал английскому командованию обо всех передвижениях русских.