Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Тарасов Александр - Страница 83

Единственной организацией, которая изменилась во времена Путина, оказалась НБП. Но изменения эти заключались в том, что НБП принялась играть по правилам «общества спектакля», устраивая бесконечные «спектакли». Да, конечно, это обеспечило рекламу на ТВ и приток в партию молодых, горячих и неумных. Но одновременно это гарантировало превращение НБП в безопасное для власти образование, которое — точь-в-точь как в предыдущий период КПРФ — стало привлекать к себе всех недовольных (что, разумеется, препятствует самоорганизации этих недовольных и выработке ими действительно опасных для Системы и перспективной революционной программы действий). НБП превратилась в персонаж криминальной хроники, а сам Лимонов — в персонаж «желтой», бульварной прессы, рассказывающей своему — заведомо аполитичному — потребителю о деталях интимной жизни «вождя НБП».

Но со всеми остальными — еще хуже.

Российские квазиреволюционеры окончательно разделились на псевдосолидное бюрократическое крыло (КПРФ, другие компартии и т. д.) и крыло тусовочнобалаганное (анархисты, почти поголовно ставшие «автономами», анархо-экологисты, маоисты и т. п.). Еще забавнее Движение «Альтернативы», которое пытается быть одновременно и с тем крылом и с другим.

Уних нет теорий, действительно способных выступить в качестве оружия против капитализма вообще и путинского режима в частности — и они не хотят (и/или не способны) такие теории найти или создать. Они не пытаются разработать и опробовать на практике новые методы не то что борьбы, но даже организационнотехнической и пропагандистской деятельности. Они в писаны в Систему. В своем нынешнем виде они могут существовать еще очень долго. В этом виде они вполне устраивают власть.

Поэтому они и обречены на поражение.

Конечно, когда я писал статьи, вошедшие в этот раздел, я вовсе не ставил себе целью показать самим квазиреволюционерам их бесперспективность и убожество, ткнуть их, как котят, мордочками в их собственные лужицы — просто потому, что, как показала практика, это бессмысленно. Котята обучаемы, квазиреволюционеры — нет. Но те, кто еще не включен в их «революционный» балаган, имеют право быть информированы об истинном положении дел. Предупрежден — значит вооружен.

25 августа-1 сентября 2005

Политическая импотенция неизлечима,

или Кремль трогательно заботится о престиже своей карманной оппозиции

В ответ на лишение КПРФ контроля над думскими комитетами Геннадий Зюганов пообещал вывести в мае 2002 г. народ на улицы. Должно быть, он перепутал себя с Фиделем Кастро, Россию — с Латинской Америкой, а нынешнюю власть — с Горбачевым (тот был последним отечественным руководителем, боявшимся митингов и демонстраций).

В реальности у зюгановцев просто нет массовой базы, готовой к внепарламентским действиям в защиту или поддержку КПРФ, да и сама партия не только не располагает кадрами и опытом внепарламентской борьбы, но и переживает затяжной кризис. Последнее, впрочем, тщательно скрывается от общественности. Вообще, положение дел в партии — это самый большой секрет КПРФ..

КРПФ, вопреки названию, вовсе не является коммунистической партией. По своим целям, установкам, идеологии, стратегии и тактике и даже по «социальному происхождению» КПРФ является партией, сочетающей социал-демократизм с популизмом и национализмом. Это — картина, не традиционная для стран первого мира, но зато широко распространенная в мире третьем, например в Латинской Америке. Есть классические примеры такого рода партий — перонисты в Аргентине, апристы в Перу. И те и другие не раз приходили к власти — и ничего, никаких революций не происходило, никто частную собственность не упразднял и социализм не учреждал.

Сам Зюганов, являющийся формальным теоретиком партии, тоже некоммунист. Если почитать его книги, вы обнаружите, что в них Зюганов обильно ссылается на Библию и отцов церкви, русских религиозных философов начала XX в. и на идеологов «новой правой» — от Льва Гумилева и до Фрэнсиса Фукуямы, но ни в коем случае не на Маркса и Ленина. Рядовые избиратели, голосующие за коммунистов, впрочем, книг Зюганова не читали, а во времена предвыборных кампаний КПРФ паразитирует на протестных и патриотических настроениях и старается не напоминать избирателям, что, по Зюганову, «в России лимит революций исчерпан».

Избиратель является одной из самых серьезных проблем КПРФ. Основная масса электората КПРФ голосует за зюгановцев «по привычке» и имеет пенсионный возраст. За пределами этой группы КПРФ может рассчитывать на успех лишь в регионах «красного пояса», где губернаторы и прочая местная власть мобилизуют во время предвыборных кампаний всю силу «административного ресурса». Более молодые избиратели, настроенные резко оппозиционно к нынешней власти, как показывает опыт последних лет, уже разочаровались в КПРФ — и либо (реже) голосуют за кого-нибудь другого, либо (чаще) не голосуют вовсе, перестав воспринимать выборы как что-то серьезное. Но даже и традиционный пенсионерский электорат КПРФ выступает в действительности не за коммунизм и социалистическую революцию, а за политику государственного патернализма по отношению к малообеспеченным слоям населения. Именно поэтому зюгановский избиратель дружно проголосовал за Путина на последних президентских выборах:[546] в Путине он увидел человека, готового идти по пути госпатернализма. Самое смешное, что именно так — не на революцию и смену форм собственности, а на поддержку «государства-отца» — годами ориентировала свой электорат сама КПРФ.

На парламентских выборах КПРФ традиционно аккумулирует голоса трех разных категорий избирателей: во-первых, сторонников коммунистических и социалистических идей, во-вторых, тех, кто просто ностальгирует по СССР и жаждет стабильности «как при Брежневе», а в-третьих, прямо пострадавших от реформ, то есть собственно протестного электората. В сумме это всегда дает около четверти всех голосов. Но ситуация меняется. Сторонники коммунистических идей все больше сомневаются в коммунистичности самой КПРФ и — главное — в эффективности парламентских методов борьбы (во всяком случае, в России). Ностальгирующие потихоньку физически вымирают. Остается протестный электорат, но именно эти избиратели наиболее неустойчивы: уже были примеры, как их голоса у КПРФ отбирали, например, Лебедь и Жириновский. Кроме того, протестный электорат — самый распыленный электорат: именно эти люди голосуют за Лимонова, Баркашова и против всех. Руководство КПРФ так долго «почивало на лаврах» и было уверено в своих «твердых» 25 % голосов, что забыло, что страна меняется.

Внутри КПРФ проблем не меньше. Поскольку партийная дисциплина свята, КПРФ эти проблемы тщательно замалчивает, то есть не выносит сор из избы. Но проблемы никуда не делись. Первая — постоянное сокращение численности партии. Руководство КПРФ и сейчас еще иногда вспоминает о «500 тысячах членов». Этих 500 тысяч не было никогда, но были времена, когда в партии действительно состояло никак не меньше 200 тысяч. Сейчас едва ли есть 50. Поскольку КПРФ — это «партия пенсионеров», многие активисты за прошедшие 10 лет просто умерли. Другие «утратили связь с организацией» по причине более чем преклонного возраста. То есть, говоря по-простому, одни уже не ходят, а другие уже не соображают. Кто-то из них еще числится в партийных списках, а кто-то уже нет.

Постоянные попытки Зюганова навербовать в партию молодежь оказались в целом безрезультатными. Идеология КПРФ для молодежи непривлекательна. Разные комсомолы за последние 10 лет неизбежно откалывались от КПРФ, уходя влево и яростно критикуя Зюганова за «оппортунизм» и «ревизионизм». Последнее детище КПРФ — Союз коммунистической молодежи (СКМ, «сокомол») — производит достаточно жалкое впечатление. Присутствие его хоть сколько-то заметно лишь там, где КПРФ находится у власти и способна потому содержать «своих» комсомольцев на бюджетные деньги. Поэтому руководители отделений «сокомола» оказываются обычно детьми местных КПРФовских функционеров, ориентированы они на бюрократический карьерный рост и совершенно не готовы к реальной левооппозиционной деятельности. Если такие «комсомольские вожаки» попадают за рубеж и встречаются там с молодыми левыми активистами, обе стороны испытывают сильный культурный шок: «сокомольцы» приходят в смущение от «анархичности», «безответственности» и «мелкобуржуазного поведения» западной левой молодежи, а ту, в свою очередь, ужасает «буржуазный конформизм и бюрократизм» «сокомольцев».