Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Тарасов Александр - Страница 41

«Пролетаристы» так же, как и троцкисты, считают своей целью построение коммунистического общества, не отходя в понимании сути этого общества от классической марксистской традиции. В отличие от троцкистов «пролетаристы», однако, не высказываются твердо и однозначно относительно невозможности перехода от капитализма к социализму мирным путем — но лишь потому, что исходят из фундаментального марксистского тезиса о необходимости полного развития капитализма и появления социалистического способа производства внутри капиталистического. При такой постановке вопроса спор о мирном или насильственном характере социалистической революции действительно становится несколько схоластическим, относящимся к конкретике не известного еще в деталях будущего.

Кардинальным отличием «пролетаристов» от других представителей марксистской мысли в России (или тех, кто себя таковыми считает) является принципиальная установка на самоорганизацию рабочих, на неприятие классической советской схемы, по которой авангардная революционная партия приносит извне в рабочие массы революционные идеи и ведет затем за собой распропагандированных рабочих.

Лидер Общественно-политического объединения «Рабочий» Борис Ихлов — теоретик антисталинистского «пролетаризма» — рассматривает перестройку как процесс «превентивной революции», предпринятой элитой советского общества в условиях приближающегося экономического тупика, с одной стороны, и постоянно растущего образовательного уровня рабочих — с другой. По этой логике, самым разумным способом предотвратить неизбежное требование рабочих допустить их к участию в управлении производством и государством (в условиях, когда экономический тупик вылился бы в экономический кризис) было решение перераспределить государственную собственность таким образом, чтобы она перешла в частное владение политической элиты (тогда закон охранял бы собственность — уже частную — от «посягательств» (претензий на управление) со стороны массы наемных работников). При таком взгляде на вещи вполне логично представление Б. Ихлова об оппозиционных партиях (включая коммунистическую оппозицию) в России как об одной из частей истеблишмента, которая так же, как и все остальные части, заинтересована не допустить к собственности и управлению наемных работников.[374]

В отличие от части троцкистов (и тем более анархистов и «новых левых»), испытывающих симпатии к коллективной собственности на средства производства («собственности трудовых самоуправляющихся коллективов»), «пролетаристы» ориентируются на смену способа производства, на понимание социализма как нерыночного строя. Б. Ихлов отрицает коллективную собственность при сохранении товарно-денежных отношений, видя в ней вариант буржуазной по характеру собственности: «…не хватало еще вместо капиталистов заставить конкурировать, противостоять друг другу трудовые коллективы (еще круче — в разных национальных республиках). Ведь и зарплата зависит не только от распределения дохода внутри предприятия или технологической политики, но и от самого дохода, то есть от качества товара, который оценивается потребителем. То есть невозможно овладеть отношениями собственности лишь внутри предприятия, задача рабочего коллектива выходит за рамки предприятия».[375]

Б. Ихлов полагает главным «освобождение труда», то есть ликвидацию обезличивающего абстрактного труда. Без этого невозможен никакой «контроль снизу» над механизмом управления.[376] В марксистской традиции это предполагает такую смену способа производства, при которой осуществилась бы ликвидация разделения труда на умственный и физический. При этих условиях, полагает Б. Ихлов, только и возможно создание социалистического общества как общества, обладающего более высокой производительностью труда (Ихлов здесь повторяет В. И. Ленина, указывавшего, что каждый следующий способ производства обладает более высокой производительностью труда, чем предшествующий.) Оставаясь в рамках марксистской логики, Б. Ихлов утверждает: «…производительность труда определяется не его условиями — экстенсивными параметрами типа концентрации труда и централизации капитала (стайностью), — а характером самого труда — насколько он свободен».[377]

Таким образом, теоретическая сердцевина «пролетаризма» ОПОР — тезис об имманентной потребности рабочего класса в ликвидации своего статуса наемного работника, а для этого необходима ликвидация наемного труда (обезличивающего абстрактного труда). Ликвидация же эта возможна, во-первых, при достижении существующей экономической системой достаточно высокого уровня развития производительных сил, а во-вторых, при самоорганизации рабочего класса (и шире — наемных работников вообще).

Б. Ихлов и «пролетаристы» в целом не фиксируют специально внимание на вопросе экономической природы советского строя, поскольку, с точки зрения «чистого» «пролетаризма», безразлично, как называется строй, достаточно факта наличия при этом строе наемного труда (то есть знания, что это не социализм). Обычно Б. Ихлов именует советский строй (видимо, вслед за Т. Клиффом) «государственным капитализмом».[378]

В целом идеология «пролетаризма» еще не выработана, и «пролетаристы» сами это сознают. Практическая работа по созданию такой идеологии в рядах «пролетаристов» активно ведется в первую очередь Б. Ихловым, но также и Еленой Куклиной (Челябинск), Александром Сатониным (Екатеринбург), Радиком Янахметовым  (Белозерск). Впрочем, члены ОПОР, насколько можно судить, не стремятся к выработке отдельной «пролетаристской» теории, а считают необходимым создание марксистской (постмарксистской) теории, адекватной сегодняшнему дню.

Трудно сказать, до какой степени идеологические разработки теоретиков ОПОР воспринимаютсяи принимаются рядовыми членами. Однако несомненно, что основные положения марксизма (ввиду доступности литературы) многими рядовыми членами ОПОР усвоены. Усвоены также как минимум и положения теоретиков ОПОР о необходимости преодоления отчужденного абстрактного труда и необходимости самоорганизации рабочих — как единственного пути, дающего возможность избежать повторения сталинизма после победы социалистической революции. Однако складывается впечатление, что последнее положение основной массой «пролетаристов» воспринимается в анархосиндикалистском духе, судя по тексту резолюции XV конференции ОПОР, в котором профсоюз рассматривается как более ценная и более высокая форма самоорганизации рабочих, чем партия.[379]

Если идеологически троцкисты и «пролетаристы» существуют и развиваются в основном в русле марксизма, то два других направления леворадикалов — анархисты и «новые левые» — идеологически находятся вне марксистской традиции. При этом «новые левые» являются чем-то вроде моста, соединяющего марксистское и немарксистское крылья леворадикального мира.

«Новые левые», в отличие от троцкистов или «пролетаристов», никакой разработанной или хоть сколько-то цельной идеологии не имеют. Для понимания особенностей взглядов отечественных «новых левых» надо иметь в виду, что российские «новые левые» не породили абсолютно никаких собственных идей, а лишь восприняли (иногда в искаженном виде или неосознанно — на уровне «духа эпохи») идеологические конструкции западных «новых левых».

Отсутствие разработанной и цельной идеологии у российских «новых левых» связано с самим характером такого явления, как «новые левые», и не является специфическим российским феноменом. Предшественники и пример для подражания российских «новых левых» — западные «новые левые» 60–70-х гг. — отличались точно таким же характером. Лидер крупнейшей американской организации «новых левых» — Студенты за демократическое общество (СДО) — Том Хейден так описывал «новых левых»: «Это — сообщество бунтарей, у которых общие радикальные ценности, похожий внешний вид и которые ищут самостоятельную опору власти. Их цель — преобразование общества под руководством самых маргинальных и самых «неграмотных»…»[380] Очевидно, при таком характере движения «новые левые» должны отличаться инстинктивной неприязнью — и даже ненавистью — ко всякой теории и идеологии. На неизбежность «антиидеологизма» «новых левых» обращал внимание еще Г. Маркузе.[381] Лидер западногерманских «новых левых» Руди Дучке обосновывал «отказ» «новых левых» от идеологии как воплощение маркузианского «Великого Отказа»: «…нас объединяет не… теория, а экзистенциальное отвращение к обществу, которое вещает о «свободе», но само с изощренной жестокостью подавляет элементарные нужды и потребности и личности и народов, борющихся за свое социально-экономическое освобождение. Эта… диалектика восприятия и чувства (Маркузе)… делает возможным радикальное единство действий борцов против Авторитета, причем без партийных программ…».[382] Такое понимание «ненужности идеологии» (поскольку теория вырабатывается «сама», в ходе «неизбежной практики») присуще и западным и российским «новым левым» и восходит к Теодору Адорно.[383] Этот «отказ от идеологии» иногда принимает просто карнавальные формы. Так, например, петербургская организация «новых левых» Революционный молодежный союз «Смерть буржуям!» в 1996 г. в жарких дебатах полгода разрабатывала программные документы, а когда наконец документы были выработаны, лидеры группы добросовестно записали (от руки) согласованный со всеми членами Союза текст в общую тетрадь — и отвезли тетрадь на хранение (как «важный документ эпохи») в Москву Дмитрию Костенко, лидеру ИРЕАН и «Студенческой защиты». Таким образом, с одной стороны, РМС «Смерть буржуям!» вроде бы выработал собственную идеологию и зафиксировал ее в «партийных документах», с другой — доступ к ним потерял, а сами члены Союза формулировок своих «программных положений», разумеется, не помнили даже приблизительно (ввиду обычных для наркоманов нарушений памяти).