Надеюсь, она не узнает (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 64

Правда, уговорить его смягчиться ещё и к Косте они всё же не смогли. Передо мной-то Кир был виноват, а вот перед Вершининым нет, и бывший муж считал предательством тот факт, что Костя стал жить со мной. И я в принципе даже могла понять Кира, мне на его месте тоже не хотелось бы общаться с бывшим другом. Но…

Катя. Она видела Костю чаще, чем Кирилла, и уже всерьёз начинала называть первого «папа Котя». А вот Кир проскальзывал в её речи как «тот папа», и это обычно сопровождалось маханием рукой в сторону окна. Я понимала, что так будет продолжаться недолго — Катя росла, и ещё через год ей будет сложно объяснить, почему «папа Котя» не может отвести её на встречу с «тем папой», отчего день рождения надо праздновать дважды — сначала с одним папой, потом с другим — и почему при «том папе» нельзя упоминать «папу Котю».

Поэтому сегодня на свой страх и риск я не пошла в парк на встречу с Кириллом, а отправила туда Вершинина. Он тоже волновался и нервничал, но согласился, что пора бы уже попробовать. За год и два месяца Киру должно было полегчать, вряд ли он сразу полезет в драку, как тогда. Жаль, что он до сих пор не нашёл постоянную девушку, думаю, нам было бы проще, если бы и Кир устроил свою личную жизнь. Но будем работать с тем, что имеем.

Мы с Костей жили вместе с того майского дня, когда он вернулся с гастролей. Правда, на гастролях ему так понравилось, что он за этот год уезжал ещё дважды, но на меньший срок — его не было в общей сложности около месяца. И, как ни странно, я вовсе не волновалась, что Костя может там себе кого-нибудь присмотреть, и не потому, что стала гораздо красивее после расставания с Киром. Просто я была уверена, что интрижки на стороне — это совсем-совсем не про Костю.

Но нам хватало других проблем. Мы были очень похожи во многом, и зачастую наше общение напоминало сказку о двух баранах, которые настолько не хотели уступать друг другу дорогу на мосту, что в итоге свалились в реку и утонули. В общем, да — нам порой было сложно договориться. Кроме того, и я, и Костя были склонны к замалчиванию проблем и упрятыванию их подальше в недра своей души, чтобы потом хорошенько обмозговать. Но, к сожалению, некоторые проблемы действительно лучше обсуждать сразу, а не закрывать рот на замок, ожидая, когда маленькая снежинка превратится в здоровенную сосульку и треснет нам обоим по головам.

Но были и положительные моменты, и их было много, больше, чем отрицательных. Как бы мы с Костей ни ссорились — в итоге мы всё-таки мирились, и оба делали выводы из этой ссоры. У Кира с выводами всегда было плохо, а вот Костя умел не только слушать, но и слышать. И меня, привыкшую быть неуслышанной, это бесконечно радовало.

И Катя хорошо приняла Костю. Хотя я знала, что так будет — всё-таки на тот момент, когда он стал жить с нами, Катя была ещё маленькой, и ей легко оказалось привыкнуть к новому человеку в доме. Гораздо важнее было то, что и Костя проникся к Кате нежными чувствами, с радостью проводил с ней время, и я ни разу не замечала в нём настроения: «это твой ребёнок, ты и занимайся с ней». Нет, Костя играл по правилам, где мы обе — и я, и Катя — были его девочками. Просто Катя принадлежала ещё и Киру, тогда как я — только Косте.

Собственную квартиру Костя начал сдавать через пару месяцев после того майского дня — когда понял, что за эти месяцы был в ней от силы три раза. Оплата за неё шла на Костину ипотеку, мою же по-прежнему помогал выплачивать Кир. Мы с ним договорились, что эти деньги будут вместо алиментов — по крайней мере, пока ипотека не выплачена, а впереди ещё целых четыре года. В остальном Катю обеспечивали мы с Костей, ну и свёкры тоже не оставались в стороне.

В суд на маму я так в итоге и не подала, хотя Антонина Павловна уговаривала меня сделать это — но мне ужасно не хотелось видеть мать и её мужа, а если бы я пошла в суд, это было бы неизбежно. Костя меня понимал как никто — он и сам не ездил к матери, только звонил иногда, чтобы поздравить с тем или иным праздником. А ещё на днях он пошутил, что придётся пригласить её на нашу свадьбу, но я решила сделать вид, что не поняла намёк. Кольца нет? Нет. Значит, не поняла!

Особенно нас с Костей радовали изменения в жизни его отца. Михаил Викторович ещё прошлой весной умудрился познакомиться на даче с хорошей женщиной, которая купила соседний участок, и поначалу просто зачастил к ней в гости, потом она к нему, а потом они окончательно съехались. Анна Максимовна тоже давно была в разводе и на пенсии, как и Михаил Викторович, но как-то эта парочка умудрялась давать фору даже молодым. Когда мы с Костей видели их вместе, то удивлялись, насколько они гармонично смотрятся и какие светлые и яркие от них исходят эмоции.

— Знаешь, — сказал мне Костя в тот вечер, когда его отец знакомил нас с Анной Максимовной, — мне кажется, что такую любовь можно и всю жизнь прождать.

— Можно, — кивнула я и пошутила, ткнув Костю локтем в бок: — Но всё-таки лучше встретить её чуть пораньше, до пенсионного возраста.

Мы тогда посмеялись, но я даже не предполагала, что пройдёт буквально пара месяцев и шутить Михаил Викторович и Анна Максимовна будут уже над нами. Они начали ждать внуков и при любой нашей совместной встрече намекали на продолжение рода. В основном завуалированно и забавно, но весьма настойчиво.

Костя слегка напрягался, я смеялась, но, что ответить, не знала. Мы с рыжим не обсуждали ни брак, ни детей. Какое там! Я только год как вышла на работу, Кате три с половиной, у нас две ипотеки (правда, одну выплачивает Кир, но всё же) — рано нам детей! Однако говорить это Михаилу Викторовичу и Анне Максимовне было бы жестоко, и мы отмалчивались или отшучивались.

А брак… Что ж, не знаю, какие мысли бродили в голове у Кости, но я точно не собиралась делать ему предложение. Не женское это дело! В остальном же… ну… наверное…

Додумать эту мысль я не успела — в дверь позвонили, и из кухни, где я готовила пирожки с капустой, пытаясь занять себя, чтобы не нервничать, я метнулась в коридор. От волнения раза два чуть не упала, споткнувшись по пути, и, открывая дверь дрожащими руками, дико боялась увидеть Костю вновь с расквашенным носом…

Но его нос был в порядке. Как и он сам, весь. Целый.

И Катя светилась, словно новогодняя лампочка.

— Ну как? — поинтересовалась я, притоптывая от нетерпения. Костя и Катя шагнули за порог, и Вершинин, хмыкнув, пожал плечами:

— Лучше, чем я думал. Но ещё есть, над чем поработать.

Я выдохнула, ощущая себя так, будто у меня из груди вытащили тяжёлый железный гвоздь.

— Мам, мам! — вдруг защебетала Катя, бросившись на меня с таким пылом, что едва с ног не сшибла. — А папа Котя купил! Та-а-акое! — И развела руками, показывая круг. — Мы в маазин заходили!

Я посмотрела на Вершинина, ожидая увидеть пакет с пышками — а чем ещё мог быть Катин круг? — но ничего подобного не узрела. Более того, Костя стал похожим на помидор. Очень смущённый рыжий помидор.

— Катя! Ну мы же договаривались! — возмутился он, и дочка, хихикнув, убежала в комнату.

— Катя, стой! — теперь возмутилась уже я. — Надо снять сандалии!

Дочка не реагировала, и я собиралась пойти за ней в комнату, когда почувствовала лёгкое прикосновение к ладони.

— Раз уж Катя всё равно раскололась, — хмыкнул Костя, вкладывая мне в руку что-то маленькое и бархатное. — Вот, держи. Ты, я думаю, поймёшь, что это.

— О-о-о, — протянула я иронично, повертев в руке ярко-алую коробочку. — Да-а-а, понимаю. Но у меня там, знаешь ли, тесто на подходе… И капуста на плите тушится…

Я попыталась ретироваться на кухню, но Костя меня остановил, весело рявкнув:

— Вера!

— И вообще! — Я, вспомнив про Катины сандалии, юркнула мимо рыжего в гостиную. — Ты ещё руки не помыл! Как ты Кате любишь говорить? Сначала руки, а потом всё остальное!

— Сердце? — уточнил Костя и всё-таки засмеялся.

— Нет. Пироги с капустой, — ответила я почти серьёзно и ушла к Кате.

Коробочку я, конечно, открыла, но чуть позже — после обеда.