Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 39

«Паша, с днём рождения! — писала одна из терапевтов, добавив к поздравлению кучу смайликов с воздушными шариками и сердечками. — Расти большой и никогда не будь лапшой!»

Горбовский даже фыркнул, прочитав это «не будь лапшой», — настолько подобное пожелание было актуально для Павла, который в прошлом действительно знатно облапошился. А потом неожиданно осознал…

У Гордеева день рождения? Точно! И Виктор совершенно о нём забыл, несмотря на то, что сам подписывал приказ о премировании и распоряжался о выходном дне — Павел обычно работал по субботам. Нехорошо, надо поздравить нормально. Хотя Гордеев не обидится, если его день рождения проигнорируют, но всё же.

Вместо того чтобы написать в общий чат, Виктор набрал Павла и через несколько секунд, услышав в трубке голос парня, неожиданно даже для самого себя поинтересовался:

— Паш, я могу к тебе сейчас заехать? — На том конце провода повисло недоуменное молчание, и Горбовский уточнил: — С подарком.

— Хм, — кашлянул Павел и проговорил куда-то в сторону: — Ди-и-инь, тут ко мне начальник заехать хочет, ты не против?

— Нет, — глухо ответили издалека, и Виктор вздохнул с облегчением.

Теперь ещё нужно купить подарок. Вот с этим будут сложности — бутылка не прокатит, Паша человек совсем непьющий. Значит, нужно придумать что-то другое.

Горбовский и сам до конца не понимал, зачем напросился в гости к Гордееву и его жене. Осознал окончательно, когда уже поднимался на лифте в квартиру.

По той же причине он после расставания с Ирой начал читать любовные романы. Безумно хотелось научиться верить в счастливый конец…

62

Виктор

Что подарить Павлу, Горбовский придумать так и не смог, поэтому тащил в подарок полезные вещи для его четырёхмесячной дочери: пару грызунков, кучу носков на вырост, разноцветные слюнявчики, набор игрушек для ванной и какой-то навороченный сортер-ксилофон-стучалку, который ему расхваливала консультант в детском магазине.

Увидев пакет со всем этим богатством, Павел хмыкнул и, покосившись на удивлённую жену, с иронией протянул:

— Что-то я начал сомневаться, у кого из нас сегодня день рождения…

— Ну извиняй, Паш, — хмыкнул Виктор, разуваясь. — Ты же не пьёшь. Пил бы — было бы проще. Вот я и решил, что лучше подарю всё нужное для твоей дочери, чем что-то ненужное, но тебе.

— Спасибо вам большое, — вежливо откликнулась жена Гордеева. Хотя формально женой пока не была — они ещё до сих пор не расписались после воссоединения. Решили подождать до лета.

Дина оказалась очень похожа на Иру. Не внешне — скорее, чем-то внутренним. Спокойствием, мягкостью, но при этом и твёрдостью характера, жизненными принципами. Из тех самых людей, которые гнутся, но практически никогда не ломаются.

Да… только такая и могла простить Павла после всего, что он набедокурил.

И рядом с Гордеевыми Горбовскому неожиданно стало легче. Они словно немного заразили Виктора своим спокойным и лучезарным счастьем, которым ненавязчиво коснулись его опалённой души — как святой водой побрызгали.

«Откуда у меня, атеиста, подобные сравнения?» — с усмешкой подумал Горбовский и… вдруг начал рассказывать Павлу и Дине, которая сидела рядом с ними на кухне с ребёнком на руках, о сегодняшней поездке к дочери. Зачем он это сделал, сам не понял. Может, просто потому, что больше не с кем было поделиться?

— Вы меня извините, Виктор Андреевич, — сказала Дина негромко, когда он замолчал — в лёгком шоке от того, что вообще заговорил о Марине. — Но ваша дочь… дурочка она.

— Это ещё почему? — уточнил Горбовский, и Дина ответила — спокойно и размеренно, как обычно отвечала на вопросы Ира:

— Потому что не понимает, какое это счастье — когда твои родители живы. Наших с Пашей родных уже нет на свете. Мы не можем ни поговорить с ними, ни попросить помощи. Она — может, но не понимает, насколько это ценно.

— Я думаю, поймёт, — улыбнулся Павел и ободряюще похлопал Виктора по плечу. — Не грусти, Андреич, всё наладится. Не сразу, конечно… Но обязательно.

— Невозможно всю жизнь лелеять обиду, — добавила Дина и тоже улыбнулась. — Иначе она начнёт съедать тебя изнутри. Да и ваша Марина тоже теперь стала мамой… Поэтому она непременно смягчится. Вы только не сдавайтесь и наберитесь терпения.

— Спасибо, ребята, — от души поблагодарил Виктор Павла и его жену и посмотрел на крошечную девочку, которая спокойно сидела на руках у Дины и вертела маленькими пальчиками вязаные бусы, висевшие у девушки на шее. — Ваши слова да Богу в уши…

— Вряд ли они у него есть, — пробормотал Павел задумчиво. — А вот сердце, пожалуй, должно быть…

Сердце…

Виктор внезапно вспомнил о телефоне врача из сообщения отца и сразу засобирался на выход. Позвонил на улице, стоя возле машины, и договорился о визите в больницу, где работала та самая Кира Алексеевна, в среду после обеда — в свой выходной.

63

Ирина

В ночь с пятницы на субботу сон пришёл быстро — словно ненавязчивый и робкий поцелуй Виктора подарил немного покоя и излечил тревожность Ирины. Хотя сколько бы она ни анализировала, не могла понять, отчего так получилось. Ей вроде как не должно быть никакого дела до бывшего мужа и его слов, и уж тем более — до поцелуев с ним, но вот… по какой-то причине стало легче.

И только днём, гуляя в заснеженном сквере рядом с домом, Ирина сообразила, в чём дело.

В этом поцелуе она почувствовала не только нежность и извинения за прошлое, но и любовь. Да, любовь. Ту самую, которая… «долготерпит и милосердствует, не превозносится и не гордится, не ищет своего и не мыслит зла. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит…»*

(*Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла.)

Но ведь… Виктор не любит её? И никогда не любил, разве не так? Он сказал, что любил — но Ирина не поверила. Невозможно было поверить — как, если жизнь разрушена? Когда любишь, созидаешь, а не разрушаешь… а Виктор всё до основания снёс, будто их семья ему и не нужна была.

Поэтому — нет, не верила Ирина больше в его любовь. Тем более невероятным казалось то, что в его поцелуе она словно была… Касалась её души ласковыми ладонями, стирала слёзы с щёк, вымывала горечь и боль из сердца. И неважно ей было, что Ирина в неё не верит.

Ирина размышляла об этом до самого вечера, испытывая странное смятение из-за того, что Витя за весь день так ничего и не написал. Думала даже сама написать, вертела телефон в руке, сидя на кухне, но в итоге отложила в сторону. Не стоит, только зря давать напрасную надежду…

А утром в воскресенье, едва Ирина продрала глаза, как в дверь позвонили. Она вылезла из-под одеяла, поёжившись из-за холода, царящего в квартире, накинула поверх ночной рубашки шерстяной платок и пошла в коридор, чтобы посмотреть в глазок. И изрядно удивилась, обнаружив за дверью близнецов.

Максим и Марина стояли с какими-то баулами в руках и переминались с ноги на ногу. Ирина уставилась на них с изумлением, не спеша открывать дверь и не понимая, что они делают возле её квартиры в такую рань, да ещё и вдвоём?

— Сова, открывай! Медведь пришёл! — выкрикнул Макс, будто почувствовав, что мать стоит и смотрит на них в глазок, не понимая, сон это или явь. Ирина моргнула, отстранилась от двери и щёлкнула замком, впуская близнецов в квартиру.

— Доброе утро, мам, — произнесли они хором, шагнув внутрь, и по очереди обняли её. Поставили сумки на пол и начали раздеваться, деловито осматриваясь. Очень деловито — так, словно собирались немедленно начать ремонт.

— А что вы тут… — начала Ирина, но дочь её перебила.

— Мы решили в гости к тебе наведаться. А то ты уже месяц, как вернулась, а мы до сих пор у тебя не были. Посмотрим, как живёшь…

— Как в СССР, — хмыкнул Макс, разуваясь. — Не хватает только проигрывателя и пластинок. И лампы Ильича. Мам, у тебя тапочки есть?