Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 31

С дорогой повезло — пробок не было, и светофоры все Горбовский пулей проскакивал, нигде не стоял. Словно его вёл кто-то…

50

Виктор

Иру он нашёл не на улице, а в подъезде — она сидела на лавочке в холле, бледная до синевы, и, прислонившись к стене, тяжело дышала.

— Ириш, — Виктор метнулся к бывшей жене, наклонился над ней — и она открыла глаза, уставшие и больные, — может, всё-таки скорую, а?

— Не надо, — вздохнула Ира, слабо улыбнувшись. — У меня бывает. Я говорила — на погоду. Голова просто кружится. Я уже выпила таблетку, скоро пройдёт. Поможешь мне встать?

— Нет, — возразил Виктор, наклонился ниже — и взял Иру на руки. Она охнула, вцепилась ему в плечи и сразу порозовела. И глаза из уставших и больных стали удивлёнными и шальными…

— Ты с ума сошёл? — выдохнула и слабо дёрнула ногами, будто пытаясь освободиться. — Поставь, я и сама дойду!

— Да ты невесомая, — возразил Виктор, хмыкнув. — Как пушинка. Не волнуйся, я донесу. Ты же помнишь, я всегда легко носил тебя на руках.

— Витя, это когда было-то! — возмутилась Ира, пока он осторожно открывал дверь подъезда. — В молодости! Последние годы брака ты меня точно на руках не таскал. А с тех пор столько лет прошло, не мальчик уже, да и я не пушинка всё-таки!

— Я — да, не мальчик. Но ты — пушинка.

Больше возражать Ира не стала, наверное, поняла, что бесполезно. И Виктор спокойно донёс её до своей машины, поставил рядом на тротуар, открыл дверь, а потом помог забраться внутрь.

— Домой? — поинтересовался, садясь за руль, и Ира молча кивнула, вновь закрывая глаза. Румянец с щёк уже схлынул, но больше они не побледнели, и дыхание было спокойным, ровным. И Виктор, аккуратно двигаясь по на удивление пустой дороге, решил было, что бывшая жена заснула, когда она неожиданно произнесла, распахивая абсолютно не сонные глаза:

— Мы сегодня разговаривали с Мариной о тебе.

Виктор едва не вильнул рулём в сторону, сдержавшись в последний момент. И Ира, по-видимому, поняла, что зря начала разговор настолько резко.

— Прости, — она поморщилась, касаясь ладонью лба. — Плохо соображаю… Надо было позже, а не когда ты ведёшь машину.

— Ничего страшного. Продолжай, я справлюсь.

— Нет. Витя, не стоит, правда. Подождём… Доедем, поднимешься ко мне, тогда поговорим.

— Ладно, как скажешь, — спокойно согласился Виктор и неожиданно поймал в зеркале заднего вида удивлённый взгляд Иры. — Что? Ты так странно смотришь на меня.

— Просто я порой тебя не узнаю, — вздохнула бывшая жена, вновь закрывая глаза. — Раньше ты непременно начал бы спорить, доказывать мне, что прав. И мне, как правило, проще было согласиться и сделать, как ты хочешь, чем упорствовать. Особенно если вопрос был несущественным. Я спорила с тобой только по таким вот принципиальным вопросам.

— Я знаю, — кивнул Горбовский. — Точнее… Я осознал это только после того, как мы развелись. Много думал, вспоминал. Ты всегда была гибкой, Ириш, в отличие от меня. Я всю жизнь… как таран. А может, и как баран… Наверное, поэтому я и…

Виктор запнулся, поняв, что дальнейшие рассуждения на тему его связи с Дашей могут быть неприятны Ире, а причинять ей боль — последнее, чего он желал бы.

Но она продолжила сама:

— Поэтому ты и повёлся на ту свою девочку? Это ты хотел сказать?

Горбовский прерывисто и нервно вздохнул, покосился на невозмутимое лицо Иры в зеркале заднего вида. Бывшая жена выглядела спокойной… но, кто знает, была ли она спокойна на самом деле? Сомневался он, что Ире приятен этот разговор…

— Ты её так нежно называешь, Ириш, — сказал он осторожно, поминутно косясь на бывшую жену — чтобы не дай бог не пропустить, если ей станет нехорошо от подобных обсуждений. — Девочка… Девочкой в то время была Марина. А она… нет, кто угодно, только не девочка.

— Догадываюсь, — Ира усмехнулась, не открывая глаз, но в этой усмешке не было злости — скорее, усталость. — Я имела в виду её молодость. Молоденькая. Но целеустремлённая.

— Угу. Очень. — Виктор вспомнил Дашу и поморщился — неприятно было думать о своём поведении в то время. Кобель без мозгов, да и только. — Она и мизинца твоего не стоила, в любом случае. А я — козёл.

— Вот теперь я тебя узнаю, — пробормотала Ира беззлобно. — Сказал как отрезал. Безапелляционно. Будто диагноз в карту написал.

— Но ведь правда, Ириш.

Она промолчала, и Виктор решил больше не развивать эту тему. Тем более что на горизонте уже маячил дом, где Ира снимала квартиру, и где им предстояло разговаривать о другом. Точнее, о другой.

О Марине.

51

Виктор

До квартиры Горбовский Иру донёс на руках, невзирая на её слабые возражения. Бывшая жена уверяла, что может идти, но Виктор даже слушать ничего не желал, при этом понимая, что вновь ведёт себя слишком безапелляционно, — но неважно. Боялся, что Ире станет хуже. Он ещё толком не вгляделся в документы, которые прислала Вронская, но понимал, что их содержимое ему не понравится.

И надо будет обязательно посоветоваться с отцом. Отодвинуть в сторону страх и принципы и позвонить ему. Плевать на всё, лишь бы только помочь Ире.

Дома Виктор помог бывшей жене снять верхнюю одежду и обувь и, прежде чем Ира открыла рот, чтобы предложить ему чаю, сказал:

— Я сейчас быстро помою руки и сам тебе всё сделаю. Может… ты хочешь что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо, — она покачала головой. — Мне хватит чая, а потом спать. Очень устала.

— Я понимаю.

Сам Горбовский не то что проголодался — чувство голода уже превысило отметку «поесть» и приближалось к «пожрать». Но смущать или стеснять Иру не хотелось, поэтому Виктор терпел. Дома поест. Колбаса есть, хлеб тоже, а ещё где-то завалялась упаковка «Доширака». Вредная, но всё же еда.

Пока бегал по кухне, заваривая чай под руководством Иры, которая объясняла, что и где, Виктор периодически косился на бывшую жену, опасаясь за её состояние, — но выглядела Ира уже гораздо лучше. И цвет лица был нормальным, и дышала она легко, как здоровый человек.

— Я только сейчас подумала, — сказала Ира, когда Виктор поставил перед ней чашку с чаем. Сел напротив и сразу, не мешкая, сделал несколько глотков из своей кружки, чтобы заглушить лютое чувство голода. — Я, наверное, выдернула тебя с работы? Ты говорил, что работаешь по пятницам.

— Работаю. — Пищевод словно огнём обожгло, и Горбовский на мгновение прикрыл глаза, пережидая боль. Зря он всё-таки столько горячего чая разом хватанул… но да, есть теперь хочется меньше. — Не бери в голову, Ириш. Два пациента на сегодня оставались, я их перенёс просто, извинился, скидку пообещал. Ничего страшного, все мы люди, бывают форс-мажоры.

— В любом случае извини. Мне просто не к кому больше обратиться.

— Не хочешь посвящать Макса и Ришку в свои проблемы со здоровьем, да?

— Не хочу, — невозмутимо подтвердила Ира, не смутившись. — Ни к чему им. Пусть живут спокойно. Они и так натерпелись.

— Из-за меня?

— Из-за тебя.

Виктор давно понял, что стыдом обжигает гораздо больнее, чем кипятком, — так было и в этот раз. Опустил глаза, не выдержав прямого взгляда Иры… Хотел сказать: «Прости меня», но вспомнил её просьбу, вздохнул и произнёс совсем другое:

— Ты хотела поговорить о Марине.

— Да. — Ира с глухим стуком поставила чашку на стол, немного помолчала, словно задумалась или подбирала слова. — Она… из-за калейдоскопа сорвалась. Знаешь, мы ведь с ней ни разу не обсуждали нормально случившееся. Ни с ней, ни с Максом. Дети закрылись… Может, если бы я не попала в больницу, было бы проще — да, скорее всего, было бы. Но они испугались. Их мир, спокойный и счастливый, рухнул в один момент — я оказалась при смерти, ты…

Ира запнулась, и Виктор решил помочь ей, выразив недипломатичную правду:

— Я вас предал. Повёл себя как моральный урод. Поставил собственные хотелки выше семьи, тебя и детей. Ириш… я понимаю их, тебе нет нужды миндальничать со мной. Честное слово, понимаю. И не обижаюсь ни капли. То, что они мне демонстрируют все эти годы… Я заслужил и что-нибудь похлеще.