Эксклюзив (СИ) - Юнина Наталья - Страница 11

– А это значит, что это дело ног незнакомки с желтым шарфиком? Да, точно! Она пришла в дом поговорить или забрать эту важную вещичку, завязалась драка с пьяным Виктором, вот тогда-то и образовались эти следы на полу. А это значит, что она убила Виктора и искать вам надо эту тетеньку, а нас оставить в покое!

– Это означает только то, что она была в доме. А твоя подружка совершенно точно брешет и что-то знает. Кстати, ты тоже.

– Я не брешу. И вообще... дождь закончился, – встаю с сена и направляюсь к выходу.

Стоило только дойти до Люсиного участка, как Фёдор резко меняется в лице. Встает как вкопанный перед калиткой и преграждает мне рукой путь.

– Вы чего? – вместо ответа не Достоевский хмурит брови и начинает... принюхиваться?

– Ничего не замечаешь?

– Вы про специфический запах? Ну так это после дождя дохлыми улитками пахнет.

– Какой нахрен запах? Машины нет.

– Ну знаете ли, меня в её краже вы не обвините, я с вами была.

– Цыц! – прикрикивает Фёдор и первым направляется к дому.

На первом этаже ни Люси, ни золотозубого нет. Первым поднимается на второй этаж ясно зрячий, я за ним. Как-то не так я представляла себе первого в моей жизни обнаженного мужчину. Василий лежит полностью голый, привязанный веревками к изголовью и низу кровати, аки звезда. Во рту, кажется, носки. И он определенно без сознания. В шоке не только я, но и Федор.

– Ну и что ты об этом думаешь, товарищ Е.Банько? – цедит сквозь зубы не Достоевский, проверяя пульс у Василия.

– Ну я бы тут поспорила, кто здесь Банько с приставкой "Е". Так-то не я перевязанная по самое не могу. О, кстати, я же говорила, что примета работает. Вот вам и неприятности. Ну, по крайней мере, мне кажется, что быть перевязанным верёвками, с носками во рту – определенно неприятность. Плюс угон автомобиля. А вот съели бы подорожник, возможно сия участь вас миновала, Фёдор, – и все-таки Люся молоток. Сказала надо сбежать – сбежала. Не то что я.

– Я тебе сейчас задницу надеру!

– Не надо мне ничего надирать. Вы бы лучше своего товарища привели в чувство. Он, слава Богу, жив, – констатирую я, аналогично проверив пульс на сонной артерии.

Методы приведения в чувства у Фёдора своеобразные. Он начинает хлестать Василия по щекам, предварительно вынув изо рта носки. Надо сказать, не первой свежести последние. Перевожу взгляд на пах золотозубого. Так, стоп, а почему Василий полностью голый?

– Я уже понял, что у тебя нездоровая тяга к мужским органам, но может, ты прекратишь так пялиться на чужое хозяйство и начнёшь развязывать веревки?!

– Нет у меня никакой тяги, просто первый раз вижу так близко вживую. Раньше только у трупов, – блин, лучше бы молчала, ей-Богу. Красноречивый взгляд Фёдора, на котором так и читается недоумение, ярче всяких слов. – Шутка.

– Эта сука мне чем-то треснула по башке, и я сразу вырубился, – еле слышно произносит Василий, придя наконец в себя. Люся и такое умеет?!

– Чудны дела твои, Господи...

Глава 8

Глава 8

Люся хорошенько приложила Василия, ибо на его затылке красуется приличная отметина. Ну ладно, чем-то она его огрела, но зачем было раздевать? И, судя по отсутствующей в комнате одежде, она её еще и прихватила с собой. А вот мобильный телефон, валяющийся под кроватью, не взяла.

– Василий, не сочтите за бестактный вопрос, но почему вы голый?

Отвечать, судя по всему, обиженный мужчина не спешит. Фёдор же развязывает золотозубого, совершенно не обращая на меня внимания. Воспользовавшись этой заминкой, я незаметно поднимаю телефон. В хозяйстве пригодится.

– Ты долбоеб, Вася, – неожиданно произносит Федор, освободив своего товарища. – Нашел, блядь, время, когда потрахаться, – во дела... – У рыжей на лице все написано, сказал же, быть начеку с этой сукой, а тебе лишь бы присунуть, – зло бросает ясно зрячий и принимается выворачивать Люсин шкаф в надежде найти что-нибудь подходящее для Василия. Бросает в него Люсины спортивные штаны, аля шёлковые парашюты.

– Двадцать один день. Ты проспорил.

– Да пошёл ты на хер со своим двадцати одним днем.

Пока Фёдор продолжает высказывать Василию претензии с потоком нецензурной брани, параллельно ища что бы золотозубому надеть сверху, я тихо выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Беру свой рюкзак, закидываю в него телефон и предпринимаю ещё одну попытку покинуть дом. Правда, в этот раз я не успеваю дойти даже до забора.

– Стоять, – отрезает Фёдор и как нашкодившего ребёнка тянет меня в очередной раз за воротник платья. – Далеко собралась?

– Да так, не очень. До дома. На электричке минут сорок. Потом ещё от метро двадцать.

– Я сейчас очень зол, Лиза. И со мной лучше не шутить.

– Так я и не шучу. Ну, отпустите меня, пожалуйста. Портрет я вам нарисовала, к соседке сходили. В больницу я могу съездить сама и расспросить профессора про портрет знакомого Виктора. Вы мне оставьте свой домашний номер, и я вам позвоню. Клянусь, позвоню. Ну, можно я пойду?

– Не можно. Дуй в дом на второй этаж.

– Зачем на второй?

– Затем, что там комната закрывается на ключ. Меня порядком достало бегать за тобой. Вперёд, Лиза. Кстати, ты по-прежнему думаешь, что твоя подружка хорошая девочка?

– А почему нет? У неё цель – выбраться из лап бандитский компании. Ну, подумаешь, ударила по голове, не убила же. А машину, может быть, вообще не она украла. Подождите, – вдруг доходит до меня. – Так ваши же товарищи, как их там, Гена и Валера, и уехали ночью на машине.

– А тебя не смущает, что этой самой уже глубокой ночью я принес из машины аптечку, дабы исправить последствия твоего несостоявшегося побега? – пытаюсь проаназировать сказанное Фёдором и понимаю, что ясно зрячий прав.

– А, да, точно. Значит была машина. А как тогда ваши товарищи отсюда уехали?

– А может быть, тебе ещё сказать на чем они уехали, куда и чем сейчас занимаются? Номер машины не сказать?

– Ну, было бы неплохо для ясности картины.

– Да ладно? – не скрывая иронии в голосе выдаёт Фёдор, пропуская меня в комнату. – Будешь вести себя хорошо, сделаю приятно, – только я намереваюсь возразить, как он произносит громкое: – Цыц.

Выходит из комнаты и закрывает дверь с обратной стороны на ключ.

Вести себя хорошо получилось недолго. Этак минут десять примерно. По окончанию сих драгоценных минут, я сумела привязать к балконному ограждению простыню и, на удивление, ловко спуститься вниз. Мама дорогая, да я, оказывается, крутая!

Правда, крутости моей хватает ненадолго. Стоило мне только услышать голоса Фёдора и Василия, вышедших на порог дома, как моё трусливое нутро выбрало спрятаться. Мой выбор пал на старые доски. Мужчинам зачем-то вздумалось расхаживать по участку, параллельно о чем-то разговаривая. По закону подлости останавливаются они аккурат около меня.

– Если не найдём флешку в ближайшее время, придётся воспользоваться помощью Лизы.

– Она не справится.

– Экс, ты не мог не заметить, что она вылитая погибшая жена Крота, – это ещё что за зверь? – К нему в святая святых хер подберешься, зато, когда он увидит эту красоту, у него крыша поедет. Клюнет на нее сто процентов. А она со своей странностью ему голову хорошо запудрит. И достанет еще больше информации, чем на флешке.

– Даже её лёгкая ебанца не поможет развести Крота, – чего-чего?! Какая ещё банца? – Он её раскусит раньше, чем трахнет. А потом грохнет, так что нет.

– Тогда какого хера ты к ней так прицепился, если не для того, чтобы подложить Кроту?

– Она моя суженая ряженая, ебанцой засаженная, – вот же свинья, чтоб тебя герпесом всего обсыпало.

– Чо?

– Хуй через плечо.

– А если серьезно?

– А если серьёзно, надо найти рыжую до того, как ее найдет Валера, иначе он её тупо грохнет. А чует моя задница, Люсьен в курсе где флешка.

– Уж я постараюсь, чтобы её никто не грохнул. Это моих рук дело, – с особым энтузиазмом произносит Василий.