Классная дама (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 49

— Вон, — коротко бросила Мориц, и я не стала с ней спорить. Видеть эту надменную рожу все равно не было сил. Я согласилась бы, даже если бы «вон» значило «из академии», но Мориц ограничилась контекстом «с глаз долой». 

Я забрала из учительской корзину — кто-то уже успел полакомиться конфетами, узнала бы кто, выдрала патлы — и отправилась к себе. Мысль, что Окольная, а не дряхлая Яга и не болтливая Штаубе, и есть соглядатай Ветлицкого, мне не нравилась больше всего. У меня с Окольной уже была стычка, у нее сто причин для мести, а Миловидова, что Миловидова делала в моей комнате? Стащить что угодно у нее была масса времени, пока я отсутствовала, значит, она хотела меня убить, и только заметивший ее Аскольд помешал осуществлению планов. Я совсем затянула на своей шее петлю?..

Вдохновленную предстоящим свиданием Софью это не занимало. Я позволила ей суетиться, примерять вещи, раскидать по всей комнате иголки и шпильки, даже когда она уколола палец, я не взвизгнула, хотя было больно, игла толстенная, а просто ругнулась. Козочка, тебя приводит в восторг опера или опер? 

— Императорская ложа, — соизволила принять участие в беседе Софья, пришивая к блузке подозрительно желтые кружева — кстати, не помню, чтобы я их клала, когда собиралась в академию! — Понимаешь, что это значит?

— Мы познакомимся с императорской семьей? 

— Не обязательно, — Софья уткнулась в шитье, я подумала — сейчас она еще раз меня кольнет за легкомысленное отношение к светской жизни. — Ложа может и пустовать. Но он считает меня почти что своей невестой. Я не давала повода!

Я давала, хмыкнула я, но мне показалось, что Софья не так уж и недовольна, больше выделывается. Я надеюсь, не тем, что предъявила ему «Сладострастную поэму», я выказала свою готовность ко всему? Хотя — плевать же. Козочка, это условности… ай! Я сунула очередной пострадавший палец в рот и отвязалась от Софьи. В эйфории она оказалась опасна.

Получившийся результат меня удивил, но устроил. Из моей памяти выпали фильмы, в которых я могла увидеть подходящий к случаю наряд, а может быть, я их и не смотрела, но стараниями Софьи я была в темно-синем платье с кремовыми кружевами, прикрывающими несуществующее декольте. Строгая прическа, ни единого украшения, кроме тонкого ободка из шпилек с темным стеклярусом и речным жемчугом — но драгоценностей у Софьи и не осталось.

— Так принято, — Софья приладила к платью брошь, которую Ягодин для меня выиграл, зажгла свечу и теперь приглаживала расплавленным воском выбившиеся волоски. — Если будет кто-то из фрейлин, воспитывающих детей императорской семьи, ты увидишь — они одеты точно так же, как я. Я знаю этикет.

Туше, козочка. Меня не занимали ни опера, ни внешний вид, я хотела встретиться с Ягодиным. И негласный статус невесты меня не волновал.

За мной приехал Петр Асафович — и я отыскала в этом веке огромный плюс: никаких комплиментов внешнему виду. Связано ли это с тем, что Петр Асафович служит Ягодиным, а я благородная дама, я не знала, но обычная вежливость мне импонировала больше, чем неуклюжие попытки польстить. Софья пребывала в предвкушении, захлебываясь, говорила, что театр новый, недавно открыт и она еще не была внутри, я же за свою жизнь повидала достаточно пафосных исторических строений, где внутри, боже мой, такая жуть, что пять минут до какой-нибудь жуткой трагедии. Я даже стала эти трагедии перечислять, и Софья, поджав губы, попросила немедленно прекратить ее пугать.

Ягодин ждал меня у входа, все в той же парадной форме — черт, она ему очень шла; пока мы ехали, пошел легкий снег, возле театра было шумно, торжественно, празднично, играла музыка, смеялись люди, я подала поручику руку и позволила провести себя в фойе. От обилия запахов кружилась голова, от людей хотелось скрыться подальше, и я вдруг подумала — что если я скажу: давай сбежим? Но ведь не выйдет.

К нам подходили дамы и господа, поручик представлял меня не стесняясь, и у вельмож при упоминании моей фамилии выпрыгивал монокль. Дамы были настолько глупы — вероятно, тоже выпускницы Академии благородных девиц — что их занимала лишь степень нашей с поручиком близости. А я держала свою руку на его руке, вводя высший свет в заблуждение, и улыбалась, когда поручик смотрел на меня. 

И хорошо, и плохо одновременно… Зыбкая эта влюбленность, хрупкая и красивая, как елочная игрушка. Вера в чудо. Чуть неловкость, и осколки изранят вроде бы и не сильно, но болезненно, а какие-то вопьются под кожу, не выдрать… 

Императорская ложа отталкивала и манила, было и любопытно посмотреть на нее, и тянуло как можно скорее удрать из фойе и сесть, с другой стороны: мы можем там быть не одни. Мелодично прозвучал первый звонок, и мы пошли к лестнице.

Я не зря терзалась. Я не успела расположиться и отметить, что мне, к великому огорчению, все видно и слышно и придется мучиться три часа, но зато мы в этой ложе вдвоем, как тяжелая занавеска отодвинулась и в ложе появились молоденькая темноволосая девушка лет шестнадцати в закрытом платье и солидный усатый господин. Ягодин поднялся, поклонился сначала девушке, потом господину, и тот, кивнув в ответ, испарился.

— Сиди, — одернула меня Софья. 

— Позвольте представить вам Софью Сенцову, ваше императорское высочество, — обратился поручик к девушке, и Софья заверещала — встань! Девушка села, глядя на меня изучающе и дружелюбно. — Ее императорское высочество цесаревна Ольга.

Не то чтобы я ловила себя на чинопочитании, но дочь правящего монарха вызвала у меня трепет. Как тут же выяснилось, зря, потому что Ольга потянула меня за рукав, заставив сесть, наклонилась ко мне и заговорщически прошептала:

— Как я рада с вами познакомиться! Приезжайте ко мне в Мраморный дворец! Матушка вот-вот разрешится от бремени и будет вся в хлопотах, а братец вечно в отъезде или в своей математике, я среди фрейлин умираю со скуки! Прямо сейчас и дайте мне слово, что сразу после праздника Явления Владыки и приедете вместе с Александром! Будем кататься на санках! Кузен, — обернулась она к поручику, — ну не будьте же таким вечно занятым букой, как Алексей или любезный мой дяденька Владимир Исаакиевич, уделите мне и вашей очаровательной… — она игриво прищурилась, — …знакомой немного времени! Софья, скажите, ведь он и правда вечно занятый бука? Особенно после того, как дяденька отдал ему эту… новую сыскную полицию. Чему вы так дивитесь, Алекс, братец писал мне с дороги, как ему не терпится увидеть, что вы придумали!

Она щебетала свободно и действительно по-дружески, а я подумала…

— Да, ваше императорское высочество, — пролепетала я. — Да, я обещаю.

— И умоляю, не надо титулов! — воскликнула цесаревна. — Мы с Алексом вместе росли… Просто Ольга! О, начинается!

Она повернулась к сцене, я отмечала, как непохожа непосредственная и открытая цесаревна на забитых и вымуштрованных пансионерок и думала… 

Обеспокоенная Софья тронула меня за руку. Я моргнула, голос пропал. То, что мне нужно сделать прямо сейчас, безумие. Погас свет, заиграла музыка, занавес пополз вверх, я поймала взгляд Ягодина и решилась.

— Поручик… мне нужно в академию. Срочно, — выдохнула я, боясь спугнуть стоящую в памяти картинку. Она могла оказаться фальшивкой, еще одним ложным следом, ошибочной версией. — Не спрашивайте ни о чем, я сначала должна проверить.

Может быть, я в очередной раз заблуждаюсь? Совершенно точно прежде я искала то, что нужно, абсолютно не там.

Я опасалась многого. Например, что Ягодин поведет себя как отец Павел. Как Ветлицкий. Как Алмазова. Как кто угодно, кому я позволила себе хоть немного поверить, но он понимающе кивнул и наклонился к цесаревне, что-то ей прошептав.

— Правда? — Синие глаза Ольги округлились. — Софья, вы тоже заняты в полиции? Как любопытно!

Цесаревне стало не до оперы. Весь ее интерес переключился на нас, и я предположила, что она не прочь отправиться с нами, но Ягодин спас положение, опять что-то ей шепнув, и Ольга надулась, но кивнула.

— Я все расскажу вам, Ольга, обещаю, — сказала я, и мы стали пробираться к выходу. — Она просто чудесная, — вырвалось у меня, когда мы оказались в пустом коридоре, а из зала грянула музыка.