Сражайся как девчонка (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 24

Вот откуда шел смрад, догадалась я. Там явно не кто-то один скончался.

— Вот это да! — Надо было крикнуть мальчишке, чтобы он возвращался немедленно, но: эта дверь открыла нам ход в убежище. — Я знаю, что это! Идите сюда!

Я не разделяла его восторга. Из одного места, где нам грозила гибель, мы пришли в другое, и из этого другого попали в третье. Что меня немного примиряло с этой дверью: если это продолжение хода контрабандистов, оно приведет нас к морю. Там рыбаки, там, возможно, на рейде стоят корабли, и хотя бы детей я спрячу от всего этого кошмара.

Не факт, что не будет другой кошмар. Возненавидеть бы этот мир, но чем мне помогут эмоции. И: долго находиться там, где так несет мертвечиной, опасно.

— Ничего не трогать! — предупредила я. — Не отходить от меня!

Мишель зашла, я закрыла дверь. Если никто не видел, как мы зашли сюда, у нас есть фора. Коридорчик был отделан деревом — наверное, чтобы края не осыпались, а может, здесь хранили контрабанду, и было темно, очень темно.

— Мне бы вечное кресало, — помечтал Симон. — А вообще дедушка говорил, чтобы я сюда никогда не совался. Знаете почему? Здесь живут духи бездны, и если они видят свет, сжигают все огнем. А без света ничего не видно… ой.

— Ты в порядке? — похолодела я.

— Ага. Я хорошо вижу в темноте, идите за мной, — и я, потому что тоже уже различала тени, увидела, как он вернулся, протянул руку Мишель и повел ее за собой. — Я не ходил сюда. А там, дальше, ну, может, и не здесь, есть ход в саму бездну. Оттуда никто никогда не возвращался, вот так.

— Ты меня пугаешь! — захныкала Мишель.

— А ну тихо! — прикрикнула я. — Неизвестно, насколько хорошо нас слышно с поверхности.

Не слышно. Потому что и я не слышала ничего, кроме капающей воды. Душно, нет движения воздуха, очень сложно дышать, как удавку накинули. Но тепло, где-то есть источник питья, значит, до утра мы можем здесь продержаться. При условии, что вода не заражена.

Мишель закашлялась. Я нагнала ее, умудрилась в темноте положить руку ей на лоб. Мишель непонимающе закрутила головой, я головой покачала: температуры нет.

— Хочешь пить?

— Не знаю. Голова кружится. И трудно идти. И здесь воняет.

— Это потому что место проклято, — важно проговорил Симон. Я ничего не ответила. Головокружение, вонь, затхлый воздух, все это в совокупности… Вдохнуть полной грудью невозможно.

Переход кончился, мы оказались на развилке. Влево — чуть светлее из-за расщелины, вправо — темнота, я принюхалась: смердит из прохода слева. А справа? Тоже смердит, как бы не сильнее. Не может быть, чтобы не было выхода, разве что его засыпало. И плохо, что теперь начинается лабиринт, и это не просто окоп, покрытый сверху настилом, а ход в холме. Заблудимся, и конец.

Я сунула в рот палец, обильно облизала его, поднесла к проходу слева, отогнав Симона, чтоб он своим дыханием не сбивал эксперимент. Мне показалось, что есть колебание воздуха, и то же самое я проделала с ходом направо. Рискнуть? С правой стороны я не ощутила ничего. Чтобы убедиться, я прошла влево, за расщелину, опять облизала палец.

— Пойдем, — приказала я, ощутив еле заметное движение воздуха. — Давайте, быстро. Мишель, я знаю, что ты устала.

— Давай останемся здесь, — чуть слышно попросила она. — Здесь тепло.

— Да, но там вода, слышишь? — я подпихнула ее к проходу. — Дойдем туда и там останемся. Пошли.

Темно. Очень темно, настолько, что различить почти ничего нельзя. Какой-то источник света все же был, иначе мы потерялись бы совершенно, а я видела тени детей перед собой. Может, где-то проникал свет извне? Тогда бы было сильнее движение воздуха. Тогда что светится — какие-то камни? Водоросли? Насекомые? Знание физики у меня было практически на нуле, единственное, что я могла сказать точно: паршиво. Паршиво, если здесь что-то светится неживое.

Прямо перед моими глазами вспыхнул и тут же улетел в темноту оранжевый огонек, и я выругалась. Прекрасно и лучше и быть не может, теперь это насекомое сбило мне зрение! Мишель заныла и села на землю.

— Ну хватит хныкать! — со взрослой досадой сказал Симон. Голос его звучал несколько в отдалении. — Смотрите, тут есть проход, но он засыпан. И там светло. Идите сюда.

Я обняла Мишель, подняла ее и повела на голос. Она прижалась ко мне, а мне снова было не до утешений. Симона я увидела, как только проход расширился и мы очутились в небольшой пещерке, с левого края которой шел тусклый свет, а с правого края воняло совсем уж невыносимо. Не было сомнений, что там кто-то умер, и не было никакого желания умирать рядом с ним.

Был вопрос: почему он умер? Но выяснять было некогда.

Мне было нехорошо. Меня мутило, начали слышаться какие-то звуки, и я пока списывала все на усталость и затхлый воздух в смеси с запахом разложения. Я подошла и отстранила Симона, всматриваясь в дыру.

— Узковато, — я едва не ударила кулаком по давно слежавшейся куче земли. Природа вмешательства в ее дела не простила — обвал произошел довольно давно. — Но если мы заберемся выше, вон туда, то сможем пробраться все трое. Давай. Ты первый, потом поможешь залезть Мишель.

Какое счастье, что со мной дети, и я сама — костлявая и мелкая. Будь я немного крупнее, и я осталась бы здесь вместе с этим… Почему он умер, почему не ушел назад?

Симон карабкался как обезьянка — ловко и уверенно. Я растормошила Мишель, которая стала совсем убитая. Она морщилась, плакала, и мне пришлось хорошенько прикрикнуть, чтобы заставить ее подниматься. Впрочем, она была настолько вареная, что не возражала.

Очередь была за мной. Избитой, уставшей, голодной. Или я вылезу, или останусь здесь. Как тот, кто смердит до головокружения.

Почему он не ушел? Почему?

Что сказал Симон? Я вцепилась в каменную землю, попробовала подтянуться. Что он мне сказал? Если опустить, что это простая байка, которой Жак пугал внука, чтобы тот не совался куда не надо?

Духи бездны видят свет и сжигают все огнем. Какой-то газ?..

Похоже, да, и тогда нам повезло, что его интенсивность не так велика. Или этот вонючий бедняга решил прикорнуть в ожидании подельников и не проснулся. В любом случае: выбираться наружу. Мое лицо было уже напротив расщелины, оттуда нахорошо сквозило, значит, выход там есть. Лучше мерзнуть у входа.

От свежего воздуха голова закружилась еще сильнее, и я впилась, ломая остатки ногтей, пальцами в землю. Не хватало съехать вниз, чтобы все усилия были впустую. Я подтянулась, перевалилась — просочилась в расщелину, что-то уперлось мне в живот — черт! Я сунула руку за пояс, вспомнив про нож и что он мне уже очень давно не мешал, но выяснилось, что нож я потеряла, а боль причинял острый камень. Плевать. Я посмотрела, что там, внизу: приятного мало, я сейчас съеду вниз головой в дерьмо и лужу, но я все же крупнее детей и иначе в дыру не пролезу.

Стены пещеры были покрыты множеством светлячков. Я проехала на животе, раздавив по пути тех, кто смог уцелеть после спуска Симона и Мишель. Черт с ними, решила я, садясь на зад и отскребая насекомых от одежды. Вот и вода. И воздух. И вони нет.

Я подошла к мокрой от влаги стене, помедлила, рукой провела по струйкам, еще подумала, осторожно попробовала воду на язык.

— Можно пить, — озадаченно вынесла я вердикт, — но только очень немного. Очень. Помочить губы и хватит.

Потому что черт знает, что это за источник. Симон пить не стал, а Мишель лизнула камень — я махнула рукой, — а потом замерла, всматриваясь куда-то.

— Слышите? — спросила она таинственно. — Там кто-то плачет.

Глава двенадцатая

Мне казалось, что это птица. Свила гнездо в расщелине и грустно, протяжно поет в ночи. И было странно слышать после пережитого кошмара это призывное, спокойное пение, но что я знала о местных птицах?

— Точно-точно, — поддакнул Симон. — Где-то там. Там выход. Здесь должен быть выход, знаете почему? Потому что контрабандисты использовали этот ход.