Место (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 23

— Кто это? — хрипло спросил он Алису, которая тоже проснулась.

— Мертвец, — спокойно ответила она.

— Мертвец?! Ты хочешь сказать, что у вас тут, — он запнулся, — ж-живые мертвецы бродят?

— Был — живой. Теперь — мертвец, — лаконично пояснила Алиса.

Следующий день оказался весьма похож на предыдущий, за одним исключением: у Антона обозначилась, как выражаются медики, положительная динамика. Пес, конечно, все еще лежал влежку, но уже не выглядел умирающим; раны подсохли и больше не казались свежими — удивительное дело, подумал Евгений, ведь на них даже не были наложены швы, да и никакой антисептической обработки тоже не было… не считать же за таковую обмазывание пережеванными растениями… Да и вообще, внешне-то все может выглядеть и неплохо, но кто знает, какие воспалительные процессы еще могут развиться внутри, подумал Дракин, теребя нос.

Вдруг он отдернул руку, поморщившись — ему стало больно. Он сообразил, что за последние пару дней чешет нос уже не в первый раз, но доселе просто не обращал на это внимание — но вот теперь, кажется, расчесал уже основательно. «С чего бы это вдруг? — подумалось ему, и тут же пришел успокоительный ответ городского жителя: — Наверное, укусил кто-то». Гм! Такой ответ звучит успокоительно для Москвы, где «кто-то» означает всего-навсего комара, причем не малярийного — а вот что за погань могла его тяпнуть здесь, и с какими последствиями…

— Алиса, отвлекись на минуту от своей собаки. Посмотри, что у меня на носу?

— Красное, — сказала девушка, бросив на него не слишком обеспокоенный взгляд.

— Сильно красное?

— Нет.

— Как по-твоему, это опасно?

— Не знаю. Вряд ли.

Евгения, разумеется, задело такое безразличие к его здоровью, особенно на фоне поглощавшей все внимание девушки заботы об Антоне. Конечно, жуткие травмы, полученные псом, нельзя было сравнить с каким-то красным пятнышком на коже, но все-таки одно дело собака, а другое — человек! Причем, похоже, единственный в этом мире, не считая самой Алисы… И, между прочим, с маленьких красных пятнышек иногда начинаются вещи похуже глубоких ран и переломанных костей. Проказа, например… и мало ли какие еще могут быть местные болезни…

Чувствуя, как жидкий лед разливается по животу и сердце переходит на испуганный галоп, Евгений ощупывал свой злосчастный нос — вроде ни онемения, ни язв нету… — потом вспомнил о пудренице с зеркальцем и принялся торопливо копаться в старом тряпье, разыскивая ее. Интересно, кстати, что для Алисы этот предмет, похоже, не представлял ни малейшей ценности. Ну понятно, наводить красоту ей тут особо не перед кем… и все-таки — девчонка, не имеющая желания хотя бы иногда взглянуть на себя в зеркало? Впрочем, то, что Алиса — странная девушка, было понятно с самого начала их знакомства…

Наконец Евгений обнаружил искомое и, выйдя на улицу, где было посветлее, тщательно — насколько позволяло мутное маленькое зеркальце — осмотрел свой нос. Выглядело и впрямь нестрашно — кажется, даже и не след от укуса… покраснение, скорее всего, вызвано его собственными усилиями. Не надо было расчесывать, как в старом анекдоте про Гондурас. Но ведь что-то вызвало зуд?

Может, просто грязь, мрачно подумал Евгений. Если я не найду, где можно нормально помыться, через неделю буду чесаться весь.

Он вновь с тоской посмотрел в небо, лишенное каких-либо светил. Сама по себе сплошная облачность — если это облачность — для современной астрономии еще не катастрофа. Радиотелескоп бы сюда… Любые бытовые проблемы, связанные с полудикой жизнью — сущая ерунда по сравнению с тоской неизвестности. Даже если окажется, что местные звезды не имеют ничего общего с картиной земного неба, это все равно лучше, чем…

Чем тот кошмар, который упорно подсовывало ему подсознание. Мысль о том, как он сканирует небо в радио- и в рентгеновском диапазоне — и видит то же самое. То есть ничего. Совсем ничего. Потому что нет здесь никаких звезд.

Нет вообще ничего, кроме этого леса и серой пустоты над ним.

Но ведь где-то лес кончается?

Допустим, кончается. Просто обрывается в пустоту. Как в тех страшилках, которыми пугали друг друга в старину мореходы, еще не знавшие, что земля круглая… Или этот мир просто замкнут, как поверхность тора. Пойдешь налево — вернешься справа, вперед — сзади. Причем шагать придется не тысячи километров, а от силы несколько десятков. Не планета в другой Галактике, даже не Земля после ядерной войны — просто Место, и все. Ничего больше. Никакого космоса, никакой бесконечной Вселенной…

Вот что по-настоящему ужасно, а не бродящие в лесу твари.

Хотя в тварях тоже нет ничего приятного.

И тут Евгения постигло озарение. Он понял, каким образом совместить его модель, лежащую в основе диссертации, со столь неприятно смутившими его новейшими американскими данными. Требовалось одно смелое предположение, связанное с метрикой пространства… смелое, но красивое, черт побери! Теперь ему уже вовсе не хотелось, чтобы наблюдения американцев оказались артефактом. Потому что, если они подтвердятся… и более того — если будут сделаны новые наблюднения такого рода, которые, видимо, сможет предсказать его обновленная модель… да ведь это может стать эпохальным открытием! Тут уже пахнет не просто кандидатской, а… вот так же в свое время не укладывалось в классическую модель смещение перигелия Меркурия…

Дракиным овладел зуд, никак не связанный с пошлой физиологической чесоткой. Немедленно проверить идею, пересчитать формулы, запустить новые данные в модель! Компьютер мне, полцарства за компьютер!

Вот только нет у него ни компьютера, ни полцарства. Даже бумаги и ручки нет. Проклятье! Именно теперь, когда ему в голову пришла гениальная идея, застрять в каком-то безвыходном пузыре вне нормальной Вселенной!

Спокойно. Насчет пузыря и безвыходности — это не более чем недоказанные страхи. Он выберется. Он обязательно выберется. Антон поправится, и они пойдут к рельсам… А пока… пока хотя бы палочкой на земле набросать самые предварительные расчеты…

Несколько следующих дней продемонстрировали Евгению удивительную стабильность местных условий. Одна и та же погода — относительно тепло днем, прохладно ночью, никакого ветра, никаких осадков. Вид неба, само собой, тоже не менялся. День был равен ночи, и, будь у Евгения работающие часы — а заодно какой-нибудь прибор для измерения освещенности, позволяющий точно определить начало и конец светового дня, когда не видно, как солнце пересекает горизонт — он бы убедился, что равенство это не примерное, а строгое, и за прошедшие дни соотношение светлой и темной части суток совершенно не изменилось. Алиса говорила, что так здесь «всегда». Что, в свою очередь, означало, что либо он находится на планете, чья ось перпендикулярна плоскости орбиты, либо… либо его кошмарное подозрение, что это место не имеет отношения к планетам и звездам, подтверждается. Удивительная стабильность погоды свидетельствовала в пользу последнего. Даже на планете, где нет смены времен года, должны периодически дуть ветры и идти дожди…

Разумеется, Евгений знал, как проверить, вращается ли мир. Для этого нужно соорудить большой маятник; вращение планеты, если оно есть, приведет к тому, что его плоскость колебаний будет поворачиваться. Но где взять трос или канат длиной в десятки метров? И если бы даже таковой нашелся — удастся ли влезть на достаточно высокое дерево, чтобы закрепить там этот трос? К тому же даже отрицательный результат еще не гарантировал бы, что это не планета — вдруг его угораздило попасть на экватор…

Так что Евгений не стал и дальше размышлять на эту тему. Куда больше его занимала его астрофизическая гипотеза — которая, правда, никак не объясняла, куда и как он угодил, зато давала ответ на более глобальные вопросы. Увы, без компьютера и доступа к данным в интернете он не мог заняться ею как следует — и все же пытался вывести и рассчитать хотя бы то, что мог. Поначалу он и впрямь писал формулы веточкой по утоптанной земле, потом, решив, что это годится лишь для промежуточных преобразований, но для хранения выводов ему все же нужно что-то более долговечное, попросил у Алисы ее перочинный нож и принялся корябать на деревянных стенах хижины. Алиса поначалу отнеслась к подобному украшательству своего жилища равнодушно, но вскоре заявила, что так он быстро затупит единственный нож. Евгений был вынужден признать справедливость ее возражений; в то же время он, однако, обнаружил, что зря недооценивал свою способность проделывать выкладки в уме, всегда сразу же кидаясь к компьютеру или, на худой конец, листу бумаги. Вспомнились истории о людях, брошеных в тюрьмы и лагеря, которые сочиняли и заучивали целые трактаты или музыкальные произведения, не имея никаких возможностей для записи…