Топ-модель (СИ) - Вечная Ольга - Страница 29

От потрясения губы нервно дергаются. Я впиваюсь ногтями в ладонь.

— Я... не знаю, уместно ли это, но мне жаль, что все так вышло, — быстро произношу.

Олеся истерично не то всхлипывает, не то усмехается. Поворачивается ко мне и выпаливает:

— В рот бери глубже. По самые яйца заглатывай, а лучше вместе с ними. Он любит, когда усердно берут. С причмокиванием. Совет тебе бесплатный.

Мороз впивается в кожу, я душой умираю на месте. Женщины смеются.

Олеся как будто осекается и продолжает:

— Если тебе действительно жаль, уезжай. Прямо сейчас. В деревню, из которой вылезла. Тогда я поверю, что тебе жаль, тварина конченая. Вернется тебе все. Думаешь, он от тебя не будет гулять так, как гулял от меня?!

— Думаю, ее это не смутит, — вторит подружка.

Я стремительно вылетаю из дамской комнаты, хватаю в гардеробе пальто и спешу на улицу.

Нужно глотнуть кислорода. Очистить мысли. Денечек сегодня — просто взрыв мозга. Просто какой-то кошмар-кошмарище. Почему все считают меня шлюхой? Абсолютно все, кого ни встречу?

И как это вообще — заглатывать по яйца? Подавиться же можно.

Зажмуриваюсь. Так будет не всегда. Это время пройдет. Все наладится. Надо потерпеть. Выдержать. Отступать некуда, за спиной Упоровка.

Но не успеваю я успокоить сердце, как слышу хрипловатый голос:

— Пытаетесь сбежать с моей вечеринки или вышли за сигаретой?

Оборачиваюсь и вижу выглядывающего из-за колонны босса Максима. Он значительно старше моих родителей и практически полностью лысый, оставшиеся волосы безнадежно седые. Лицо болезненно-серое, но, может, в освещении так кажется.

— Здравствуйте еще раз, — натянуто улыбаюсь я. Он здесь один, и я добавляю: — Извините, если нарушила ваше уединение. Стало душно, и я вышла проветриться. Не курю.

— А я от жены прячусь. Таня не разрешает мне, — заговорщически шепчет мужчина, показывая сигарету.

— Я вас не сдам, — заявляю решительно, на что он смеется.

— Обещаешь?

— Конечно.

— У меня рак, — качает он головой. — Все плохо очень. Недолго мне осталось, к сожалению. Таня считает, что вредные привычки ускорят этот процесс, ругает меня, плачет, а мне кажется, что последние месяцы надо прожить в кайфе.

— Боже. Мне так жаль, — выдаю искренне.

Ни разу не слышала, чтобы человек с юмором говорил о болезни, это простое отношение восхищает. Босс Максима будто стоит выше недуга. Слезы наворачиваются, и я быстро вытираю глаза.

Он отмахивается.

— Еще один секрет тебе открою. Раньше я думал, что в свои последние месяцы люди уезжают в отрыв на какую-нибудь Ибицу, нюхают кокаин и закатывают групповуху. А когда смерть подкралась и ко мне, я понял, что, кроме моей старой, ворчливой Танюхи, никого мне и не надо. Вот так прятаться от нее, а потом выслушивать недовольные бухтения, зная, что любит она меня, старикашку.

Я вновь вытираю глаза.

— Ты что, плачешь? Девочка, с ума сошла?

Но не получается остановиться.

— Мне так жаль. Простите, очень вас жаль! Рак — это ужасно. Простите, наверное, не в моей жалости вы нуждаетесь... Мы сейчас в туалете столкнулись с Олесей... той самой, что вам шарф подарила. И я... Господи, меня аж трясет. А тут вы... Я очень устала. Еще раз простите, обычно я помалкиваю.

Босс Максима тушит сигарету, подходит ближе и улыбается.

— Хочешь совет, девочка?

Несмотря на то, что один дельный мне только что дали, киваю из вежливости и говорю:

— Давайте.

Глава 25

Не получается вспомнить, как зовут босса Максима. Его имя и отчество часто звучали за столом, но в голове будто дыра в том месте, где находятся клетки памяти. В будущем мне следует внимательнее относиться к таким моментам.

— Когда Максим объяснил вашу ситуацию, я впал в ступор, а такого со мной давно не было. — Из его голоса пропали смешливые нотки. Речь стала чистой, интонации — повелительными.

Я пожимаю плечами. Поддакивать не спешу, потому что понятия не имею, что именно Максим рассказал. Для разных людей у него разные версии.

— Максим упомянул, что ты молоденькая, но я не подозревал, что настолько. Ты в курсе, что на тебя всех собак спустят?

Киваю.

— Как-то давно моя Таня, будучи еще бедной студенткой, сказала мне такую вещь: когда люди обсуждают тебя за спиной, это значит лишь то, что, когда они говорят о себе, их никто не слушает.

Я моргаю.

— Этот лозунг помог мне построить успешную политическую карьеру. Обо мне говорили. О, Аня, как много обо мне когда-то говорили! Теперь всех волнуете вы с Максимом.

— Фух. Жесть.

— Воспользуйся известностью, чтобы заняться карьерой. Дома не сиди, Максим это не оценит, хоть и скажет тебе, что ему нужна домашняя жена.

Помолчав, он продолжает:

— Молодые мужчины постоянно думают о женщинах, это природа. С возрастом, постепенно, вектор смещается в сторону власти. Максим... пока еще слишком молод для той власти, которую хочет. Он думает о женщинах, — улыбается. — Но никого лучше на свое место я не нашел. Старость и болезнь настигли внезапно, я рассчитывал, что еще один срок выдержу, и Максим к тому времени перебесится. Но не вышло. Есть такой район, Аня, называется Кале. Большой, перспективный, но потонувший в криминале. Полиция туда не суется, судьи купленные. Девочки занимаются проституцией с одиннадцати лет, мальчики штабелями садятся по 228 статье УК РФ, едва им исполняется восемнадцать. И мы с Максимом задумали там переворот. Максим рассчитывает на мою поддержку и советы, но меня скоро не станет, он останется один. Поэтому никогда больше не говори, что у тебя нет сил. Пока тебе не стукнет семьдесят, не вздумай прятаться за слабостью. Борзота, голод и неравнодушие — три оплота молодежи. Если ты идешь за Максима замуж, ты должна его поддержать. Если ты устаешь из-за трепа в сортире, грош тебе цена как жене и спутнице.

— Я хочу поддержать, но не очень понимаю, что должна делать.

— Четких инструкций тебе никто не даст. Но ты должна знать, что прицепом к молодому богатому мужчине-политику идут стрессы. Взлеты и падения. Иногда стыд, который вам светит. Иногда боль. Если ты не готова — не морочь ему голову. Ты отвечаешь за одну жизнь, а Максим — за сотни тысяч.

— За две, — быстро поправляю. — Я беременна от Максима. Я отвечаю за две жизни.

Лицо босса Максима меняется, он улыбается, но затем вновь серьезнеет.

— Это хорошо. Это будет тормозить его посильнее меня. Роди ему ребеночка. А лучше трех. Это очень хорошо.

Я улыбаюсь:

— Буду стараться.

— Не вешай нос. И помни, слухи — это самая меньшая твоя беда, а власть — это не только возможности, но и ответственность. В отличие от шайки тупых дегенератов, что меня окружают, Максим это видит. Своих детей я к политике близко не подпустил, а Максим... он мне как сын, которым бы я рискнул. Не люблю цыган жутко... А вот Максима — да. Запомни мои советы, будущая мадам Одинцова, и больше никогда не жалуйся посторонним на мужа или его бывших. Ты ведь понятия не имеешь, что у меня на уме.

Через несколько минут мы возвращаемся в ресторан, где на самом входе нас встречает та самая Татьяна — круглая, невысокая женщина в милом платье. Она грозно упирает руки в бока и начинает отчитывать депутата, как какого-то мальчишку. На меня обращает мало внимания, ей совершенно неважно, на ком женится Максим Одинцов, у нее своя борьба. У нее последние месяцы с мужем.

Я решаю подправить макияж и вновь спешу в дамскую комнату, на подходе останавливаюсь, потому что, едва завернув за угол, вижу Олесю и Максима.

— Я любила тебя, была верна, ко мне ректор подкатывал, я резко отказала. А ты в это время... с другой... позволил себе влюбиться в другую! Вон она. Модель твоя. Иди к ней! Женись на ней! — кричит Олеся и проносится мимо, обдав ветром.

Я ожидаю, что Максим кинется ее догонять, но тот потирает щеку и действительно подходит ко мне.

— Я тебя искал, — говорит обеспокоенно.