Топ-модель (СИ) - Вечная Ольга - Страница 23

Спрашивает, замужем ли, планирую ли выходить. Я проникаюсь беседой и сообщаю как есть: не замужем и не зовут. Увидев год рождения, она вдруг начинает суетиться и пулей вылетает из кабинета. Возвращается с еще одной женщиной, которая представляется психологом. Они плотно закрывают дверь и... расспрашивают о Максиме.

— Этот мужчина в коридоре — отец ребенка? — задают осторожный вопрос .

Взгляды при этом внимательные. В них нет осуждения, лишь обеспокоенность, и я робею.

Щеки пылают. Сжимаю ноги и отвожу глаза в сторону.

— Это друг, — поясняю. — И мне есть восемнадцать в любом случае.

— А на момент зачатия было? — Врач вскакивает из-за стола.

— Было.

— Сейчас еще раз посчитаю. Может, не туда посмотрела...

В этот момент раздается стук в дверь и на пороге появляется Максим. Я смотрю на него испуганно, словно меня застукали за тем, что ябедничаю.

— Что-то не так? — спрашивает он. — Аня?

Пожимаю плечами.

Врач ему показывает пальцами «чуть-чуть»:

— Вот столько бы еще, и я бы вызвала полицию. Ане в этом году восемнадцать исполнилось, — заключает она.

Пялюсь на нее, опешив. Не ожидала такой подставы!

— Я знаю, сколько лет девушке, — в своей привычной, спокойной, чуть снисходительной манере произносит Максим, что, судя по реакции, бесит врача ужасно. — Почему вас здесь двое, мне стоит волноваться о девушке или ребенке?

— Я здорова, — быстро говорю.

— Вы кем приходитесь Ане Февраль, раз волнуетесь? — Психолог встает с места.

— Идет прием, можно попросить вас выйти? — вторит ей врач.

Максим чуть прищуривается, но просьбу выполняет. Дальше женщины пытаются в душу залезть, я им ничего не рассказываю, разумеется. Да и как таким поделишься? Трахнули на яхте на мальчишнике, и вот пожалуйста.

Оглядываюсь на дверь, вновь смотрю на них.

— Милая, тебе только-только восемнадцать исполнилось, взрослый мужчина, позарившийся на такую юную девочку... — Они переглядываются, будто мысленно завершая фразу.

— Он выглядит старше, — спорю я. — Ему тридцать один только.

— Это он тебе сказал?

— Нет, я видела в интернете.

— Кто он? Бизнесмен? Аня, Анечка, ты можешь ничего не говорить, просто кивни, если боишься его или если тебе нужна какая-то помощь. — И пялятся обе в упор.

Едва не киваю машинально от такого внимания. Боюсь ли я его? Конечно да! Я всех боюсь и никому не доверяю. И этим двум дамам уж точно не особо.

— Он сказал, что аборта не будет, — быстро говорю. — Я буду рожать. Выпишите мне витамины, пожалуйста, и я пойду.

— А сама ты чего хочешь, милая? Женщина вправе сама распоряжаться своим телом.

Молчу. Я хочу в Париж, но и о слоненке переживаю.

— Мама знает о твоем положении?

— Нет. Ей нельзя говорить, она... не поймет. Мы... небогато живем, она много работает. Я ей... деньги отсылаю.

— Ты учишься где-нибудь? Работаешь? При твоем росте у тебя острый недостаток веса.

— Я хотела стать моделью, в июне меня пригласили в столицу на съемки.

Врач и психолог снова переглядываются.

Я ощущаю раздражение. Да что у меня за язык-то такой! Что ни скажу, все не в тему.

Они качают головами, языками цокают, задают новые и новые вопросы. Спустя время я понимаю, что завуалированно интересуются: не изнасиловали ли меня, хотела ли я того секса и что чувствовала потом.

— Он ни о чем не узнает, — говорит врач. — Какое бы ты решение ни приняла, он ни о чем не узнает, я даю тебе слово.

Глава 20

С психологом наедине мы разговариваем долго, причем на самые разные темы, в том числе не относящиеся к беременности. Даже о Кире. Отвечаю я неохотно, зачастую вопросы повисают в воздухе и медленно растворяются в тишине, пока я смотрю в одну точку. Когда разговор вновь заходит о модельной карьере, не выдерживаю и немного реву. Наверное, мне хотелось этого — оплакать встречу с Жаном Рибу, его похвалу и искреннее восхищение.

Но на вопросе, какие ассоциации возникают со словами «мама», «беременность» и «роды», чувствую, что надоело. Встаю и, несмотря на просьбы психолога, выхожу из кабинета.

— Извините, я голодная, — сообщаю напоследок важный аргумент.

Закрываю за собой дверь и подхожу к Максиму, тот выныривает из мобильника.

— Малая, все? Закончила? — Поднимается на ноги.

Киваю много раз. Показываю ему бумаги, там список анализов, заключение, рекомендации.

— Всё в порядке? — спрашивает. Смотрит сверху вниз внимательно.

Максим вообще постоянно оценивает мои реакции, я как на сцене.

— Проголодалась. Может, мы купим что-нибудь перекусить, а то голова кружится немного.

— Обязательно. Посиди, пока я рассчитаюсь.

Присаживаюсь на лавочку, Максим направляется к кассе. Платит за два часа объяснений медиков, что я не обязана рожать этого ребенка и что, если боюсь этого смуглого сурового мужчину — мне помогут.

Интересная у Одинцова внешность, это правда. В некоторые моменты, когда улыбается или шутит, он выглядит молодым и забавным, иногда же, когда погружен в себя, — словно стеной отгораживается от мира. Такому можно дать и все сорок.

Максим достает карту, прикладывает к терминалу. Он высокий. Широкая спина, крепкие плечи. Большой размер ноги, наверное, какой-нибудь сорок пятый. Двигается при этом легко и плавно, габариты ему не мешают. Я... мало того что рыжая, еще и длинная, как шпала, выше Кири. Метр семьдесят шесть ростом. Кобылой была всегда, чуть ли не с рождения. Кольца подружек мне не лезли, шлепки и кроссовки мама и вовсе покупала в мужском отделе — черные и страшные, стыдно ходить в них было. Я никогда не красила ногти ярко, чтобы лишний раз не привлекать внимание к большим рукам и ногам.

В Упоровке не было ни одного парня, который бы нравился мне и которому приглянулась бы я.

У Максима сильные, очень мужские руки. Когда мы выходим из клиники и случайно касаемся, мне хочется, чтобы он сжал мою ладонь. Рядом с его пальцами мои кажутся тонкими, длинными, их хочется украсить золотом и сфотографировать, а не спрятать в карманы.

— Здесь есть кафе неподалеку, прогуляемся? — предлагает он. — На машине дольше парковку искать.

— Без проблем. Вы говорили, у вас есть предложение?

— Сначала повысим сахар в твоей крови. Какая-то бледная.

Через пять минут мы действительно заходим в небольшой ресторанчик, занимаем место на отапливаемой террасе. Делаем заказ, после чего я достаю из сумки фотографии и раскладываю на столе. Вау.

Максим берет одну из них.

— Просто кружочек, — произношу вполголоса. — Надо же. Маленький кружочек, а столько перемен из-за него.

— Это пока кружочек.

— Да. Прикольно, что так мало времени прошло, а его уже видно.

— Долго прием длился, Ань. Точно всё в порядке? — Он пробегает глазами заключения.

— В порядке. У меня недостаток веса, сказали питаться лучше, витамины там всякие выписали. Но я и до этого не сидела на диете, так что не знаю, куда уж лучше.

— Все купим.

Аж мурашки по коже. Я таких слов ни от кого не слышала раньше.

Максим вновь смотрит на фотографию. Долго смотрит. Не улыбается, но и не могу сказать, что мрачно. На миг задумываюсь. Вот бы он обрадовался и был счастлив моей беременности! Так бы сразу все стало просто и понятно.

— У вас впервые такое? — спрашиваю еще тише, немного опасаясь привлечь его внимание.

— Что? — Максим поднимает глаза.

— Я спросила: это первый ваш ребенок? Извините, если личное, не отвечайте. У меня первый, признаюсь честно.

— У меня тоже первый. И давай уже на «ты» как-нибудь, раз такое дело.

Смущаюсь и быстро киваю. Почему-то его слова слышать приятно, я расслабляюсь и откидываюсь на спинку дивана.

Приносят бутерброды, беру один и откусываю побольше, сыр тянется — вкуснятина. Максим вновь жует какую-то траву.

— Они молодцы, конечно, — вещаю я, приободрившись от еды. — Сначала его на экране показали, фотосессию провели и фоточки распечатали на память. А потом начали на аборт убалтывать. Врачи, — закатываю глаза.