Злобный рыцарь (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 69

- По-моему, она сильно повредила руку, - сказал Костя и сморщился - сейчас вспоминать об инциденте перед рестораном было почти неприятно, как будто он и вправду был в чем-то виноват. - Потому и не играет.

- Так исправь это.

- Я ж не врач, - удивился Костя.

- А меня это не касается, - поведал Дворник. - Что и как ты будешь делать - это твои проблемы. Я слушаю музыку - ты получаешь товар. Я достану все, можешь не сомневаться, еще и добавлю сверху. Сам видишь - шибко большой цены я не требую, и все это вполне выполнимо. И безобидно, - он одернул свой черный балахон и забросил метлу на плечо. - У нас, мусорщиков, не бывает завышенных требований, и товар мы всегда поставляем согласно договоренности. Поэтому дела всегда лучше вести с нами...

- А с кем не вести? - поспешно зацепился за последнюю фразу Костя.

- Ну, это я к слову, - как-то суетливо ответил Яков Иваныч, отворачиваясь. - Ладно, пойду, подмету чего-нибудь, мне болтать особо некогда.

- Между прочим, ты ведь даже не спросил, как меня зовут, - усмехнулся Денисов, и Дворник ответил - судя по тону, совершенно искренне.

- А мне плевать.

* * *

- Я ее боюсь до жути!

Костя глянул на торопливо шагающего рядом собеседника скептически и вместе с тем понимающе. Он и сам немного побаивался наставницу Тимки - тертую, язвительную тетку брутального телосложения, постоянно смотрящую исподлобья и норовящую что-нибудь сказануть. Наставница выглядела устрашающе даже для избранного ею возраста юной девы, и Денисов и при жизни хорошенько бы подумал, прежде чем конфликтовать с такой особой. Тимка, маленький, субтильный, на ее фоне был практически незаметен. Однажды Косте посчастливилось наблюдать, как она наставляет своего ученика. Это была душераздирающая сцена. Со стороны казалось, будто хрупкий карликовый пинчер берет уроки рукопашного боя у чрезвычайно раздраженного медведя-гризли.

- Ну не убьет же она тебя, в конце концов, - заметил Денисов, внимательно, но без особого воодушевления поглядывая на катящийся чуть впереди рыжий пуховик. - Мой меня тоже валяет - дай бог! - и ничего! Ржал бы только поменьше!..

- С твоим хоть поговорить можно! А моя воспроизводит либо мат, либо такой жуткий цинизм, что лучше б она вовсе не разговаривала! - Тимка передернул плечами, обтянутыми подобием кожаной куртки, за которыми колыхался кожаный же плащ. - Вот вчера, например, говорил с ней о счастье...

- Нашел о чем разговаривать!

- Так она мне: "Счастье, пацан, - это когда месячные начинаются в конце рабочей недели".

- Глубокая мысль! - фыркнул Костя, краем глаза следя за стайкой гнусников, взмахивающих крыльями слишком далеко, чтобы давать повод для беспокойства.

- Да уж. Настолько глубокая, что я ее не понял.

- Не заморачивайся, - Костя пожал плечами, - она всего лишь баба, хоть и здоровая. У них знаешь, сколько мусора в голове! Так что большую часть того, что они говорят, лучше вообще пропускать мимо ушей.

- Хм, - Тимка с важным видом потер макушку. - Сдается мне, ты из тех субъектов, которые...

- Кого это ты назвал субъектом?!

- Я просто хочу сказать, что видимо, ты рассматриваешь женщин исключительно с физиологической точки зрения...

- По-моему в нашем положении напоминать о физиологии просто бестактно, - угрюмо заметил Денисов.

- Ну извини. Просто любопытно - как ты при жизни-то?.. - Тимка помахал острым коротким обломком доски. - Привет, мадам, я Костя, пожалуйте в койку?

- Тебе-то что? - Костя начал раздражаться.

- Да нет, ничего.

- Ну и заткнись тогда!

- Ладно, - необидчиво отозвался Тимка. - Скучновато просто. С ними ведь тоже есть о чем поговорить. Тут ты неправ. Такие любопытные мысли у них бывают...

- Поговорить? - Костя покосился на него. - А ты, часом, не голубой?.. был?

- Чего ты меня все время спрашиваешь об этом?

- Да так... - Денисов окинул взглядом нелепый кожаный наряд собеседника и его рыжеватые волосы, заплетенные в косичку. Откровенно говоря, он до сих пор не понял, почему начал общаться с Тимкой и продолжает это делать. Тимка был художником, творческой натурой, и его лицо с мелкими изящными чертами неизменно хранило мечтательное выражение, даже если владельца этого лица валяли в пыли. Костя не любил творческие натуры. Они нагоняли на него скуку, кроме того, он считал что творческие натуры чересчур любят повыпендриваться. И все же он шел на работу вместе с Тимкой уже не в первый раз и не в первый же раз говорил себе, что больше этого делать не будет. Тимка был намного младше, никогда не имел хоть мало-мальски внушительных доходов, никогда нигде не бывал, не мог похвастаться таким жизненным опытом, как Денисов, и, тем не менее, то и дело своими рассуждениями ставил Костю в тупик. В тупик ставило Костю и отношение Тимки к своему флинту. Так же, как и Костя, покойный художник был приставлен к женщине, при жизни, правда, приходившейся ему троюродной сестрой, но Денисов искренне не понимал, почему Тимка так носится с этой прыщавой, тощей, похожей на воблу девицей, ласково именуя ее "сестренкой".

- Она чудесный, развитый и душевный человечек! - сообщил он как-то Косте. Денисов не понял ни слова, но развивать эту тему не стал.

- А спокойно сегодня, - небрежно заметил Тимка, покосившись на дорожника средних размеров, который со скучающим курлыканьем перебирал конечностями посреди дороги в ожидании подходящей резвой машины. Косте подумалось, что сегодня Тимка выглядит как-то немного виновато. - Как у тебя - есть прогресс с твоим флинтом?

- Коли был бы прогресс - это жуткое рыжее пальто давно валялось бы на свалке, а сама девица наяривала бы на пианино, зарабатывая мне на пару лишних дубинок! - буркнул Костя. - А у тебя, что ли, есть какой-то прогресс?

- Нет, - поспешно ответил Тимка.

- А ну выкладывай!

Художник заверил, что выкладывать ему совершенно нечего, и вообще он на работе, после чего ринулся за своим флинтом и попытался спастись от заинтригованного собеседника на флинтовском плече. Следствием этих действий явилось то, что Тимка шлепнулся на асфальт и несколько метров проехал ногами вперед, силясь встать и путаясь в собственном плаще. Костя, нагнав Аню, пошел рядом с ней спиной вперед, злорадно наблюдая за барахтающейся творческой личностью, но еще прежде, чем Тимка, наконец, исхитрился принять вертикальное положение, оценил расстояние, на котором художник влачился за своей хранимой сестренкой, и его злорадство мгновенно улетучилось.

- Ах ты ж гаденыш! - проскрежетал он.

- Во-во, - Тимка подтверждающе ткнул в его сторону сложенными средним и указательным пальцами, после чего на ходу принялся отряхивать свое нелепое кожаное облачение - в их мире пыли тоже было предостаточно. - Я потому и не хотел говорить - знал, что ты расстроишься.