Помощница капитана. Книга вторая (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein" - Страница 22

Сродни этой сладкой боли было всё, что происходило между ними потом. Ксения казалась себе струной, натянутой до предела, из которой Орлов лёгкими движениями пальцев извлекает пронзительный звон.

Когда Орлов был рядом, она теряла над собой контроль, забывала обо всём.

Она никак не могла уложить в голове то, что делал Орлов. Орлов любил её? Ксения не могла представить, что глубокая нежность в глазах графа всегда, когда он смотрел на неё, была лишь иллюзией, ложью.

Сами собой забывались и слова графа о том, что они могут быть лишь друзьями — ведь Ксения видела, что они куда больше, чем друзья.

Ксения не понимала. Не понимала, о чём думает и чего хочет Орлов. Все его поступки в отдельности были понятны — но Ксения никак не могла сложить картину в одно целое, хотя и старалась раз за разом, до ломоты в висках.

Той ночью, когда она увидела Орлова в торговых рядах, Ксения в первый раз уснула в спальне, приготовленной Орловым специально для неё. Орлов непонимающе смотрел на неё, когда Ксения заговорила об этом, но ничего не сказал.

— Ещё кое-что… — добавил он за ужином, когда они уже заканчивали этот разговор. — Вы не хотели бы выйти в Оперу завтра со мной? Знаю, вы не большая любительница таких развлечений…

— Ну почему же, — Ксении отложила в сторону вилку и внимательно посмотрела на него, — я бы с удовольствием пошла. Там будет кто-то ещё?

Орлов побарабанил пальцами по столу.

— Я полагаю, там будет весь свет. Вы кого-то конкретного имеете в виду?

Ксения покачала головой.

— А это не скомпрометирует вас? — заботливо спросила она. — Ведь у вас есть Анастасия.

— Я не думаю, что есть что-то предосудительное в том, что я появлюсь в опере с другим старшим офицером, — слишком быстро на вкус Ксении ответил Орлов. — Мы ведь с вами давние друзья, так?

— Так, — Ксения кивнула, продолжая жадно ловить каждый взгляд Орлова. — Мы с вами даже летали на одном корабле. Что может быть более личным… чем такой полёт.

— Да… — выдохнул Орлов. — Вы, как всегда, понимаете меня лучше всех, — Орлов наклонился и поцеловал Ксению в висок.

Он поднялся из-за стола, так и не закончив есть, а Ксения той ночью никак не могла уснуть. Стоило ей опустить голову на подушки, как перед ней представала Анастасия — горящая в пожаре тысячи разрушенных солнц. Ксения распахивала глаза, тяжело дыша, а когда закрывала снова — пламя охватывало уже не Анастасию, а её саму.

Она вставала, прохаживалась по комнате и выглядывала в окно в тщетной попытке отыскать ту звезду, которая озарила своим сиянием их первый поцелуй. Но вся улица была залита светом — Потемкины опять давали бал, как бывало это каждый вторник, и потому весь центр города сверкал гирляндами разноцветных шкаликов, развешанных на окнах, и огненными вензелями П. Огни Шлиссельбурга были слишком яркими, чтобы рассмотреть за ними что-нибудь.

Мраморное здание оперы Шрёдер вмещало более двух тысяч зрителей и располагалось в пять уровней. Дыхание замирало при виде величественного сооружения, построенного в стиле ампир. В Шредере сливались черты античного святилища, замка и дворца.

Силуэт его подражал античным канонам — над входом в здание Оперы разместилась изваянная из мрамора скульптура Минервы. Богиня мудрости и покровительница искусств поднимала щит с надписью «Vita brevis, ars longa»* на нём и копьё, у которого была и роль громотвода.

Здание Оперы отличала безупречная акустика, тайны которой скрывали старые мастера. Еще одним его специфичным качеством была исключительно глубокая сцена. Именно это позволяло демонстрировать на ней всяческие полёты, которые особенно любил императорский балетмейстер, приехавший в Ромею с Корсики и нашедший на Тауроне вторую родину.

Силуэт Шрёдера разворачивался под взглядом гостя прямыми углами своих многооконных стен. Колоннада была утоплена в нишу второго этажа, так что торец казался совсем небольшим в окружении пристроек, террас и портиков. За дверями здания Оперы не было вестибюля, где гости могли бы общаться между собой, не было и главной лестницы, ведущей к императорской ложе. Гости едва ли не с улицы ступали в тесный коридор, опоясавший зал, и вынуждены были сразу подниматься по узким лесенкам, чтобы попасть туда.

Зал, впрочем, оправдывал эту неприятную деталь. В самом здании всё делалось так, чтобы акцентом оказались не светские прогулки гостей во время антракта, но артистизм актёров и тонкости постановки.

Амфитеатр состоял из нескольких ярусов, но ощущение возвышенности ещё придавало и необычное цветовое оформление: он был отделан небесно-синим, в то время как каноническими тонами императорских храмов искусства считались алый и золотой. Такова была стародавняя традиция — пунцовый бархат интерьеров и кресел, червонное золото балконов и лож. В бликах сияния люстр и больших подсвечников по стенам зал ослеплял входящего своим великолепием. Синий же олицетворял собой ожидание счастья, бескрайний небосвод над Тауроном и светлую печаль.

Опера Шрёдер воплощала в себе дух императоров — их философию, образ мыслей, порядки и принципы. Это был элитарный блестящий театр. Таинства его во все времена были обособлены от повседневного человеческого бытия — от житейских волнений и неурядиц. Но это было и вдохновенное святилище муз, куда стремились ещё со времён матушки-императрицы самые талантливые мастера танца, лучшие сопрано, теноры и басы. Сцена Шрёдера изыскивала наличие невероятных способностей, бескрайнего терпения и тяжкого труда.

Посещала Оперу в первую очередь абонементская публика — те представители света, что могли купить абонемент в ложу на весь оперный сезон. Это были приближенные императора и генералы, дворянская и банкирская аристократия, чиновники высшего звена. Театральные представления входили в обязательную часть светской жизни. Ездить в театр или держать ложу в Опере было не только способом получить удовольствие от спектакля, но и абсолютно необходимой составляющей светской вежливости. Балетные постановки давались в Шрёдере по вторникам и четвергам или пятницам, и постоянные зрители торопились в Оперу. Гости знали все нюансы талантов прославленных исполнителей — восхищались и «ре» второй октавы популярного тенора, и красотой исполнения известных арий именитой певицы, и с нетерпением ждали соло прима-балерины.

В тот вечер в здании Оперы Шрёдер давали «Энея», и постановку намеревался посетить сам император. Амфитеатр имел потрясающий вид: белые платья дам украшали не бриллианты, а ветки лилий, гирлянды белой сирени, белые перья. Очаровательные девушки в оправах нежнейших цветов представляли божественное зрелище. И такие же потрясающие вещи царили на сцене. Из окрестровой ямы слышался Vive Alexander не только в антрактах — под звуки этой арии балерины кружились на подмостках в танце.

И, едва ступив на лестницу, ведущую к ложам, под руку с графом, Ксения увидела, что совсем близко от них стоит Анастасия.

Ксения впервые увидела её сестру — симпатичную девушку с каштановыми волосами, слишком молодую для того обилия драгоценностей, что украшало её. Однако трудно было не признать, что юная госпожа Ростова выглядит очень хорошо.

«Так же, как и та, другая», — отметила про себя Ксения.

Стиснув зубы, она наблюдала, как пара молодых аристократок приближается к ней.

— Вы, кажется, говорили, что здесь будет весь свет, — негромко заметила она, — но я не думала, что весь свет для вас — Анастасия.

— Она здесь? — Орлов дёрнулся, будто его ударило электричеством.

— Вы ведь видите её не хуже меня. Вон там, слева от вас.

Орлов медленно повернул голову.

— Анастасия? — улыбка на его лице была несколько натянутой, и сам он весь будто бы заледенел, но тем не менее продолжал уверенно смотреть перед собой. — Рад, что встретил вас именно сейчас.

— Я рада не менее того, — улыбка Анастасии казалась приклеенной, взгляд же был пристальным, как взгляд готовой к броску змеи. Скользнув им по лицу Орлова, она тут же сконцентрировалась на Ксении, — это…