Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 21

– Что-о-о?! – практически взвыл Бен.

Его нахмуренный взор был направлен на счёт в руках.

– Что такое? – спросил Мэтт.

– Ну… – внезапно притихнув, продолжил Бен. – С другой стороны, когда я только развивал своё дело, и денег было ниже ноля, она приезжала и помогала, и всегда говорила: «Заплатишь, когда сможешь».

И это «когда сможешь», конечно, наступило, когда фермерский бизнес Бена встал на ноги, но к старым долгам Ива никогда не возвращалась.

– Теперь вот видно, решила припомнить старое, – многозначительно сказал он вслух.

А потом ещё немного подумал, оторвал взгляд от бумажки и, сощурившись, уставился на Мэтта. Он не знал, что именно случилось на его свадьбе, но очень хорошо понял, что это что-то произошло между Мэттом и Ивой, и было оно нехорошим.

– Надо было спрятать тебя в подвале, – заключил он.

Мэтт выхватил из его рук счёт.

– Тысяча долларов? – возмутился он. – Ты шутишь? Да я ни за десять, ни за сто тысяч ни за что не подписался бы на такое дерьмо! Я оплачу, раз уж моё присутствие обрекло тебя на такие траты.

– А за миллион?

– И за миллион.

Бен поджал губы, потом почесал всё больше и больше увеличивающуюся в диаметре залысину и подумал: «Ну, так-то, только что ты это делал бесплатно, а теперь и вовсе вызвался доплатить за аттракцион».

– По пиву? – спросил он друга.

– Я не пью за рулём.

– Пыжик сделает тебе лимонад.

Пыжиком с некоторых пор Бен начал любовно величать свою дражайшую супругу Медину за то, что та родила ему троих детей, но оставалась похожей на маленького худого оленёнка.

Мэтт сидел на диване в гостиной и пристально смотрел на тумбочку под телевизором. Его облепили дети Бена: Малик шести лет, и пятилетние близняшки Гарам и Вафия. Они обожали Мэтта, хоть он и появлялся в их жизни крайне редко, главным образом за то, что тот всякий раз дарил им по сто долларов каждому и делал это во все свои визиты без исключения с тех самых пор, как Малик понял, что такое деньги и для чего они нужны.

Дети получили чёткие инструкции от матери, что, мол, у Мэтта случилась большая беда, он попал в аварию и у него погиб малыш, поэтому нельзя его дёргать, лазать по нему, клянчить поездку в аквапарк и уж точно нельзя заводить разговор об аварии и о его маленьком сыне.

– А что ты правда в аварию попал? – спросила Гарам.

Мэтт знал, что Гарам с арабского означает «Страсть к запретному».

– Правда, – ответил он.

– А правда, что твой малыш умер? – спросила Вафия.

Вафия в отличие от сестры носила имя «Верности».

– Правда, – спокойно ответил Мэтт и сам себе удивился.

– А ты очень по нему скучаешь? – не унималась Вафия.

– Очень, – признался Мэтт, но снова как-то спокойно.

– А машину твою можно починить? А если нет, то можно её мне? – подсуетился Малик.

Имя его означало «Собственник» и полностью оправдывало себя.

– Боюсь, я даже не знаю теперь, где она. Думаю, где-нибудь под прессом из неё уже сделали лепёшку.

– Жа-а-аль! – расстроился Малик.

– А ну-ка брысь от него! Я что вам говорила, негодные! – зашипела на детей вошедшая в комнату Медина.

В руках её был поднос с пирогом.

– Бен, иди тащи чашки и чайник с кипятком. Малик, чай принеси!

Мэтт, освободившись, наконец, от детей, встал и подошел к тому, на что пялился все последние полчаса. Из стоящих, как книги в библиотеке, альбомов, он вытащил тот, на котором значилась надпись: «Наша свадьба».

– Это не тот! – воскликнула Медина. – Я в белом платье вон в том, с сердечками. А в этом… хотя да, тут должен быть и ты. Ой там же есть такие классные фотки! Помнишь ты тогда танцевал с… – она осеклась.

Да, он танцевал с той, от которой у него позднее родился ребёнок и погиб три месяца назад.

Мэтт вытащил и второй альбом, чтобы не обижать хозяйку, но открыл всё-таки тот, к которому потянулась его рука.

На первом же снимке были запечатлены он, Бен и Медина. Мэтт перевернул страницу, не разглядывая.

– А мне кажется ты здорово тут получился, – не поняла его безразличия Медина. – О, смотри, а вот и танец… и София как хорошо вышла, а вот ещё и ещё… эх жаль, что мы с Беном так не станцевали. Я просто не особо-то умею, да и Бен, насколько мне известно, тоже…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А Мэтт всё листал страницы, пока, наконец, не нашёл то, что искал. На этом кадре были запечатлены молодожёны, а по обеим сторонам от их пары стояли Амир и Ива.

Мэтт смотрел на снимок так долго, что Медина не вытерпела и попросила:

– Ну давай же уже дальше, переворачивай, я тут не очень вышла.

А Мэтт внимательно разглядывал снимок и не мог понять: с чего он, вообще, решил, что Ива была толстой?

Его руки листали страницу за страницей, но в альбоме не было фотографии, на которой были бы сняты он и Ива одновременно, хотя бы рядом с другими людьми, но вместе на одном снимке.

Стоило Медине отлучиться, как он снова отыскал фотографию с Ивой и смотрел на неё, пока та не вернулась.

Глава 12. Перчик

Мэтт вернулся домой уставшим, потным и даже грязным. В холле он нос к носу столкнулся с Сансабей.

– Оу… – вначале вытянулось её лицо, а затем и обратилось игривой улыбкой. – Я смотрю, ты идёшь на поправку! По крайней мере, выглядишь тем ещё жеребцом! – подмигнула она. – Может, зайдёшь на чашечку… чего-нибудь?

Мэтт на мгновение задумался, но сразу понял, что ничто из предложенного его не интересует. Он силился и не мог понять, почему не хочет Сансабей? Она была ему приятна, и, следуя той же логике, какой он пользовался всю свою жизнь, именно Сансабей могла стать идеальной партнёршей для чего угодно. Её глаза обещали любой удобный ему вариант, и ещё год назад он уже вовсю пользовался бы этими обещаниями. Что теперь было не так? Авария? Ну так утренняя эрекция и благополучное от неё избавление гарантировали порядок в функциональном плане его полового здоровья. Смерть сына? Возможно. Но, в таком случае, почему она совсем не мешает ему думать об Иве? Маятник его сознания курсирует от одного берега к другому с таким упорством, словно в мире кроме сына и Ивы больше ничего важного нет, и никогда не было. Даже во время разговоров с Беном, какими увлекательными бы они ни были, мысль Мэтта блуждает в воспоминаниях о Брайсоне и… Иве.

– Сегодня спешу, – соврал он. – Но в другой раз обязательно.

Ночь далась Мэтту нелегко. Вначале он не мог уснуть, а после и вовсе стали сниться кошмары. То плачущий сын, которого он ищет, но никак не найдёт, то окровавленные коровы с телятами, норовящие лягнуть Иву до смерти.

Утром он поднялся ни свет, ни заря и пошёл плавать в бассейн, когда соседи ещё даже не проснулись.

Весь день Ива не шла у него из головы.

О чём бы он ни думал, его мысли всегда заканчивались на Иве. Она как чёрт из табакерки, то с одной стороны, то с другой в его думы пролезет. О матери вспомнит – и Ива тут как тут. О Софии – и снова всё сводится к ней. Только Брайсон и не был связан с Ивой, но о Брайсоне Мэтт запрещал себе думать, так же, как и об Иве. Он запрещал, но из этих запретов пока мало что выходило. Единственное, что, пожалуй, менялось: сына становилось меньше, Ивы больше.

В среду Мэтт не выдержал и поехал к Бену. Тот встретил его с распростёртыми объятиями, но весь день работал: на ежевичные кусты села мучнистая роса, и теперь их нужно было обработать от болезни. Поскольку Бен продавал свои ягоды с маркировкой «органическое», Медине пришлось натирать на тёрку хозяйственное мыло и варить из него лечебный раствор, вместо того, чтобы воспользоваться химическим средством.

После обеда Медина отправилась забирать детей из школы, и Мэтту пришлось тереть мыло вместо неё, а потом и вовсе надевать запасной комбинезон и опрыскивать кусты вместе с Беном – не стоять же руки в карманы, когда друг работает.

В четверг и пятницу Мэтт занимался делами, начатыми во вторник. Ещё в прошлое воскресенье у него впервые появилась одна дурная мысль, в понедельник развилась до неудержимого энтузиазма, а во вторник он взялся за её реализацию и весь день отсутствовал дома. После коровьих родов депрессию его как рукой сняло.