Черная Салли - Кальма Н. - Страница 8

— Ух, откуда такая уйма ребят? — весело воскликнула бабушка, когда школьники, предводительствуемые миссис Аткинс, появились у старого вяза.

Она сидела, как всегда, с шитьем в руках. Руки негритянки напоминали ветви старого вяза — такие же узловатые, крепкие и темные. На бабушке было синее платье с белым передником, в котором было столько карманов, что почти не оказывалось свободного кусочка материи. В этих карманах хранилось бесчисленное множество интересных и нужных вещей: катушки и клубочки ниток, лоскутки, обрывки лент и веревочек, резинки, бумажки от конфет и самые конфеты, сберегаемые для внуков, пуговицы всех размеров и видов, ножницы и даже подушечка для булавок. Кроме того, на груди бабушки был наколот целый панцирь из булавок и иголок. Несмотря на этот воинственный вид, лицо ее сохраняло свойственное всем старым негритянкам выражение бесконечного терпения и добродушия.

Учительница нежно поцеловала бабушку и прошептала ей что-то на ухо. Старая негритянка покачала головой, потом оглядела ребят, и веселые морщинки запрыгали у нее вокруг глаз.

— Так я должна заменить вам цирк? — сказала она посмеиваясь. — Неужели вы заставите бедную старуху кувыркаться, скакать на лошади или делать фокусы?

Ребята засмеялись, представив себе кувыркающуюся посреди арены бабушку. Сильно прихрамывая на одну ногу, бабушка прошлась по «аллее».

— Видите, с такой ногой трудновато проделывать все эти штуки.

Нил ухватил бабушку за фартук:

— Бабушка, ну что ты тя-анешь? Садись и начинай!

— Ах ты, скверный мальчишка! — закричала бабушка. — Давай-ка уши! Кто у меня утром стащил из кармана клубок шпагата?!

Она погналась за Нилом, грозя ему обрывком веревки. Несмотря на свою хромоту, она двигалась очень проворно, но под конец все-таки запыхалась и, тяжело дыша, повалилась на стул у старого вяза.

— Замучил! Погоди, я с тобой еще разделаюсь! Ты на свои змеи потаскал у меня все бечевки! Напомни мне завтра наказать тебя. А то память у меня дырявая…

Она засмеялась, потом оглядела кучку ребят, рассевшихся вокруг нее на траве.

— Прочно уселись! Вы, я вижу, не собираетесь уходить, покуда своего не добьетесь?

— Да, бабушка! — хором ответили ребята. Они смотрели ей в рот, как будто ждали, что оттуда вот-вот посыплются удивительные истории.

— Не знаю, право, о чем бы это вам рассказать? — задумчиво сказала бабушка. — И в каком роде — в веселом или в печальном?

— Бабушка, отчего вы хромаете? — спросила Нэнси. Она сидела рядом с Беппо и усердно жевала кусочек его резинки.

— Это целая история, — отвечала бабушка, — и начинается она не с меня, а с моей матери… Вот, если хотите, я вам расскажу, только она будет очень-очень длинная.

— Чем длинней, тем лучше, — сказал Стан, — терпеть не могу тоненьких книжек. Только начнешь — глядь, уже и конец.

— Кажется, мне придется уйти, — шепнула Стану Мэри, — мама не любит, когда я опаздываю.

— Тогда уходи сейчас, — зашипел на нее Стан, — а то ты будешь мешать нам слушать. Станешь вертеться, смотреть на часы…

Мэри встала, потом опять села. Ей до смерти хотелось послушать, что станет рассказывать бабушка. Остальные давно уже приготовились слушать. Некоторые развалились на траве, другие сидели, сложив ноги калачиком, третьи подобрались поближе к бабушке. Двери домика были открыты. На пороге сидела миссис Аткинс с газетой в руках. У соседних домов тоже было много негров и белых, вышедших подышать воздухом после целого дня работы.

Бабушка вытащила приколотую к фартуку иголку:

— Нил, сними куртку, дай я зачиню тебе локти. Праведный боже, как ты дерешь одежду! Чарли куда аккуратнее тебя…

Беппо невольно поглядел в ту сторону, где сидели Чарли и Тони. Мальчиков не было. Он хотел было спросить, куда они делись, но слова бабушки отвлекли его, и вскоре он совсем позабыл о товарищах.

— Сначала я расскажу вам о моей матери, — сказала бабушка, расправляя на коленях рваную куртку Нила. — Ее звали Джен, она была невольницей сварливой старой девы мисс Уайтсайд. Это было давно, лет восемьдесят тому назад…

Старый вяз тихо шелестел листьями. Стоял светлый весенний вечер. Солнце только что закатилось, и небо было совсем еще розовое.