Тень темной королевы - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас - Страница 38

Отворилась дверь, ведущая в коридор, потом — в камеру, и де Лонгвиль начал выкликать имена. Ру вызвали четвертым, Эрика — пятым, а Шо Пи, единственный, кто не был приговорен к повешению, оказался шестым.

Ру встал в строй; лицо его было бледным от ужаса.

— Подождите, нельзя ли.., это не…

Один из стражников крепкой рукой взял его за плечо.

— Стой спокойно, парень. Вот хороший мальчик.

Ру застыл неподвижно. Глаза у него были круглые, по лицу катились слезы, губы шевелились в неслышной молитве.

Эрик оглянулся, чувствуя в животе болезненное онемение, как при отравлении, и испугался, что наложит в штаны, очутившись на виселице. У него перехватило дыхание, он буквально силой заставил себя дышать. Эрик был весь в поту, ему казалось, что одежда промокла насквозь. Он скоро умрет.

— Я не хотел… — бормотал Ру, взывая о помощи к людям, которые были не властны его спасти.

Сержант отдал команду. Заключенных вывели из камеры, и Эрик удивился, что еще в состоянии идти: у него дрожали колени, а ступни были словно налиты свинцом. Ру всего била крупная дрожь; Эрик хотел коснуться плеча друга, но кандалы не дали ему это сделать.

Осужденных провели по длинному коридору, потом по другому, ведущему к лестнице. Они поднялись по ступенькам, завернули за угол и вышли наружу. Солнце еще не поднялось над стенами, но чистое небо над головой обещало чудесный день. Сердце Эрика едва не разорвалось, когда он подумал, что уже не увидит этого дня.

Ру плакал открыто; его рыдания прерывались лишь единственным словом «пожалуйста», которое он без конца повторял. Во дворе уже стояла телега для перевозки трупов. Эрик посмотрел на мертвецов — и оцепенел. Он уже встречался со смертью, но такого еще не видел. Искаженные, посиневшие лица, глаза, вылезшие из орбит, неестественно вывернутые шеи… По трупам уже ползали мухи, и никто не удосужился их отогнать.

Эрик не испытывал потребности облегчиться, но, когда его подвели к эшафоту, почувствовал непреодолимое желание попросить разрешения это сделать. Из неясных глубин памяти поднялась волна детского стыда, и Эрик едва не заплакал. Когда он был маленьким и ночью писал в постель, мать бранила его — и сейчас, по причинам, лежащим за пределами его понимания, мысль о том, что это произойдет на эшафоте, причиняла ему страшные муки. Это было самое ужасное, что можно вообразить. Он словно вернулся в детство и отчаянно боялся огорчить свою мать.

Эрик хотел оглянуться на Ру, но не успел. Его подняли и поставили на ящик; стражник встал рядом, опытной рукой накинул ему на шею петлю и мягко спрыгнул, так что ящик даже не покачнулся. Эрик огляделся, но Ру не увидел.

Эрика била дрожь, и со зрением творилось что-то странное. Чистое небо над головой и темные тени под стеной дробились, словно мозаика. Он слышал, как кто-то невнятно бормочет молитвы и как монотонно упрашивает, сам не зная кого, Ру:

«Нет.., пожалуйста.., нет.., пожалуйста.., нет…».

Он хотел крикнуть что-нибудь на прощание другу, но в это время перед осужденными встал Робер де Лонгвиль. Эрик внезапно обрел изумительную ясность зрения. Он видел своего палача в малейших подробностях. Легкая щетина отливала синевой на его щеках, а над правым глазом у него был небольшой шрам, которого Эрик до сих пор не замечал. На алой куртке у де Лонгвиля была нашивка, и Эрик различал герб Крондора — орла, парящего над окруженной морем горной вершиной, — с необыкновенной отчетливостью. Он увидел синие глаза де Лонгвиля, его темные брови; он успел различить каждый волос на его нестриженой голове. Какой-то частью сознания Эрик поразился тому, как много он смог разглядеть, — и в этот момент его желудок взбунтовался. Эрика едва не стошнило от страха, и четкость зрения пропала так же неожиданно, как и возникла.

К Лонгвилю подвели Шо Пи; Крондорский Пес повернулся к нему и сказал:

— Смотри, кешиец, и пусть это будет для тебя уроком. Потом он коротко кивнул стражникам на эшафоте и приказал:

— Вздернуть их!

Сильный удар выбил из-под ног Эрика ящик. Эрик со свистом втянул в себя воздух — как можно больше, до боли в ребрах — и, услышав полный ужаса вопль Ру, полетел вниз.

Небо завертелось над головой. Единственная мысль Эрика была об этой синеве наверху, а когда веревка натянулась, он услышал собственный крик: «Мама!» Внезапный рывок, и петля обожгла кожу, потом второй.., и он полетел дальше. Не было ни треска ломающихся позвонков, ни удушья — только тупой удар, который чуть не вышиб из Эрика дух, когда он со всего маху врезался в неструганые доски эшафота.

— Поставьте их на ноги! — резко скомандовал Робер де Лонгвиль.

Грубые руки подняли Эрика. Ошеломленный, он огляделся, не понимая, куда попал — и увидел остальных, таких же живых, изумленных и ошарашенных, как и он сам. Ру хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба; на лице у него расплывался синяк от удара о доски. Глаза его распухли и покраснели, по лицу текли слезы.

Бигго озирался по сторонам, словно разочарованный тем, что чья-то злая шутка лишила его встречи с Богиней Смерти. Падая, он рассек лоб, и лицо его было залито кровью. Рядом с ним стоял Билли Гудвин. Он закрыл глаза и хрипел так, будто все еще задыхался. Последний приговоренный, имени которого Эрик не знал, стоял у дальнего края эшафота и молчал, исподлобья глядя перед собой.

— Слушайте, свиньи! — прокричал Робер де Лонгвиль. — Вы — мертвецы! — Глаза его переходили с лица на лицо. — Вы меня понимаете? — заорал он еще громче. Все дружно кивнули, хотя никто ничего не понимал. — Официально вы покойники. И любого, кто сомневается, я могу вздернуть снова, но на этот раз веревка будет привязана прочно. Или, если это вам больше нравится, я перережу ему глотку. — Он обернулся к кешийцу:

— Марш к остальным!

Закованных в кандалы людей грубо столкнули вниз и выстроили рядом с телами повешенных. Солдаты обрезали веревки, оставив у каждого на шее петлю, и надели такую же петлю на Шо Пи.

— Они будут на вас, пока я не скажу вам их снять! — прокричал де Лонгвиль и медленно прошелся вдоль строя, глядя в глаза то одному, то другому. — Вы принадлежите мне! Вы даже не рабы! У рабов есть права! У вас нет никаких прав. С этой минуты вы дышите, пока я этого хочу. Если я решу, что вы зря тратите мой воздух, то прикажу затянуть эти петли, и вы прекратите дышать. Вам понятно?

Несколько человек кивнули, а Эрик тихо сказал:

— Да.

— Когда я задаю вопрос, вы должны отвечать громко, чтобы мне было слышно! Понятно? — проревел де Лонгвиль. На этот раз все шестеро ответили:

— Да.

Де Лонгвиль повернулся и снова начал прохаживаться вдоль строя.

— Я жду!

И тогда именно Эрик сказал:

— Да, сэр!

Де Лонгвиль остановился и наклонился вплотную к нему.

— Сэр! Жабы, я для вас больше чем сэр! Для любого из вас я больше, чем мать, жена, отец или брат! С сегодняшнего дня я — ваш бог! Если я щелкну пальцами, вы тут же станете настоящими мертвецами. Итак, когда я задаю вопрос, вы должны отвечать: «Да, сержант де Лонгвиль!» Ясно?

— Да, сержант де Лонгвиль! — ответил нестройный хор.

— А теперь, свиньи, закиньте эту падаль в телегу, — приказал де Лонгвиль.

— Каждому по мертвецу.

Бигго шагнул вперед, поднял тело Ловчилы Тома, как поднял бы ребенка, и положил на телегу. Двое могильщиков оттащили тело от края, освобождая место для следующего.

Поднимая покойника, Эрик старался вспомнить его имя или хотя бы преступление — и не смог. Он отнес труп к телеге и, отходя, все смотрел в лицо мертвецу. Они провели в одной камере два дня и даже, возможно, беседовали, но он никак не мог узнать этого человека.

Ру посмотрел на труп у своих ног, потом сделал попытку его поднять. Он застонал от натуги, и слезы фонтаном брызнули из его глаз. Чуть помедлив, Эрик шагнул к нему, чтобы помочь.

— Фон Даркмур, назад, — приказал де Лонгвиль.

— Он не сможет, — хрипло сказал Эрик хриплым голосом, коснувшись рукой обожженной веревкой шеи. Глаза де Лонгвиля угрожающе сузились, и Эрик быстро добавил: