Никита и Микитка - Ян Василий Григорьевич - Страница 15

Микитка, уцепившись за возок и стоя сзади на полозьях рядом с Филатычем, приехал в Кремль, на боярский двор Бориса Фёдоровича.

Филатыч провёл Микитку в людскую избу, где стряпухи готовили еду для многочисленных дворовых людей. Здесь Филатыч, опустившись на лавку, поставил Микитку перед собой:

— Ну, сказывай-рассказывай: своей ли волей али чужой хитрецой ты попал к скоморохам?

Микитка рассказал, как в Москве его толпою оттёрли от саней, как он попал на мельницу, что близ Неглинного пруда, как он замерзал, а Прошка Сполох его снял, увёз на спине медведя и отогрел.

— В лесу бы я не заблудился, — говорил, всхлипывая, Микитка. — В лесу я все тропочки знаю. А Москва велика. Спрашивал я стрельцов, как пройти к князиньке Никите Петровичу, а они меня гнали: «Иди, откуда пришёл!»

— Боюсь, что тебя отстегают за побег… Не забывай, что своей воли холопской у тебя нет, — сказал Филатыч.

— Ты уж, Филатыч, его пожалей и не стегай! — заступились стряпухи.

— Только ради твоей матери да деда Касьяна — мы с ним не раз вместе на охоту ходили — я тебя перед боярином отстою. Тебе здесь особливое дело будет: на дудочке тебе играть не придётся, а начнёшь с другими ребятами к учёному дьяку ходить и делать всё, что тот прикажет. А теперь забирайся на печь и лежи там, как таракан, чтоб тебя и не слышно было!

Рано утром стряпухи накормили Микитку, а затем Филатыч повёл его с собой к крыльцу боярского дома.

Сюда пришли несколько мальчиков, среди них был Никита. Все пошли гурьбой через двор, держа в руках завёрнутые в красные платки рукописные книжицы. В тихом морозном воздухе звонко разносились их голоса:

— Сердитый наш мастер! Грозится учить нас, сыновей княжеских, как простых поповских сынков, — розгой и ремнём плётным! Я ему не дамся!

— И я не позволю сечь меня! Пусть сечёт холопов!

В глубине двора все остановились перед небольшой избой. Тускло светилось оконце, запорошённое снегом. Ребята взошли на крыльцо, стуча ногами, обивая снег. Но все как-то оробели, голоса стали глуше, говорить начали шёпотом. Постучали в дверь. Открыла её толстая женщина, выходившая с вёдрами.

— Входите, гости долгожданные, голуби желанные! — сказала она певучим голосом. — Сам в избе сидит и перья гусиные чинит.

В сенях толкнули низкую скрипучую дверь. Вошли в небольшую комнату и остановились у входа. В красном углу висели три старые иконы, освещённые горящей лампадкой. Длинные скамьи тянулись вдоль стены. Посреди стоял длинный узкий стол в две доски. Слюдяное окно, низкое и широкое, с настывшим льдом, пропускало тусклый свет.

К стене была прибита деревянная белая полка, где лежали рукописные книги. Под нею висели две ремённые плети и связка берёзовых веток. Сбоку при входе стояла на табуретке деревянная лохань с водой; в ней плавал деревянный ковшик.

Учитель в меховой шапке и бараньем полушубке сидел на скамье в красном углу. Перед ним на столе лежали большая книга в кожаном переплёте и много белых гусиных перьев. Как будто не обращая внимания на вошедших ребят, он поочерёдно брал перья и обрезал их наискось острым ножичком.

Мальчики стояли, с любопытством рассматривая учителя и подталкивая друг друга локтями. Кто-то хихикнул. Филатыч им шепнул:

— Поклонитесь мастеру Кузьме Демьянычу и скажите приветное слово.

— Здравствуйте, Кузьма Демьяныч! — вразброд крикнули мальчики.

Учитель медленно стал поворачивать строгое лицо с жёсткой прямой бородой и уставился на ребят. Опершись на стол кулаками, он так же медленно, не спуская глаз, начал подниматься и вдруг гаркнул:

— Снять шапку, когда входишь к своему учителю!

В его руке мелькнула длинная гибкая трость и быстро ударила по головам и плечам ребят. Все торопливо сдёрнули шапки и поклонились в пояс.

Потом отчётливо, нараспев, учитель стал говорить:

— В школу с молитвою входи и тако же из неё, молясь, выходи. Повернитесь лицом ко святым образам. Совершите крестное знамение трижды и поклонитесь до земли. Да поживее! — восклицал он, ударяя тростью и наблюдая, как все мальчики опустились на колени и трижды коснулись лбом пола.

— Станьте рядком на половой доске! Кто великовозрастен, тот будет подальше от меня, а малыши, недоростки, — поближе. А ты кто будешь? — обратился учитель к Микитке, остановившемуся около двери.

— Я дворовый князя Никиты Петровича.

— Это мой холоп! — подтвердил, надувшись, Никита.

— Так ты, коли холоп, около двери и оставайся. Будешь мне избу мести и лохань с застоялой водой выносить. А вы, боярские сынки, шапки на гвоздях древесных развесьте и чинно на скамью садитесь! — Он постучал согнутым указательным пальцем по лбу севшего с краю мальчика и сказал: — Указанное тебе учителем место береги, чужого места не занимай и товарищей своих не утесняй!

Мастер сел на своё место в красном углу, в конце стола, раскрыл большую рукописную книгу и подождал, пока все мальчики положили перед собой тоже рукописные книжицы и рядом с ними указки. Один мальчик раскрыл книжку и положил в неё указку. Учитель сейчас же ударил его концом трости по уху:

— Книжицы ваши добре храните и указательные деревца в них отнюдь не кладите. Книги свои не очень разгибайте и листов в них напрасно не перебирайте. Книгу аще кто не бережёт, таковой души своей не стережёт.

Мальчики сидели неподвижно, с опаской посматривая на учителя. Всё в нём казалось необычно: и всегда суровое спокойное лицо, и гибкая трость в руке, и слова, которые он говорил по-особенному, как в церкви.

— Единого из вас я в старосты изберу и вас ему в повиновение приведу. Ты будешь староста! — Он ткнул тростью в грудь самого старшего мальчика, сидевшего с краю. — Принесённые с собою книжицы, уходя из избы, старосте сдавайте. А ты, — сказал он старосте, — их в уготованное место на этой полке благоискусно полагай. Утром, когда ваша дружина придёт, каждому его книжицу отдавай.

Стемнело. Учитель достал с полки деревянный подсвечник с сальной свечой, зажёг её и поставил в конце стола:

— Если все вы в приказаниях моих пребудете, то никогда от меня избиенны не будете. Теперь, наставив ко вниманию ухо, тихо слушайте. Начинается первый урок. Сидите смирно, не празднословьте, не смейтесь, глазами не поводите туда и сюда, точно зачумлённые.