Принц крови - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас - Страница 71

— Ну вот. Поступили донесения, что два отряда дворцовой стражи забаррикадировались в одном из крыльев дворца, не подчинившись приказу сложить оружие, а по всему городу передвигаются вооруженные люди. Мы стоим перед лицом вооруженного восстания, — продолжала императрица поднимаясь. — Кеш — мирный город, и тот, кто первым извлечет оружие, кто бы он ни был — простолюдин или высокородный, подлежит смерти. Это ясно? — Вопрос был обращен к лорду Рави. — Снова я сталкиваюсь с предательством и изменой, — продолжала императрица садясь. — Но не могу узнать правду.

Накор многозначительно откашлялся.

— Да? — произнесла Лакеа. — Что ты хочешь сказать?

— Императрица, у исалани есть старинное средство узнавать правду.

— Я была бы рада познакомиться с ним.

— Приведи толстого лорда и поставь его перед помостом, — сказал, усмехаясь, Накор Гуде. Воин так и сделал; Накор положил на пол свой мешок и начал там копаться. — Вот! — наконец воскликнул он и что-то вытащил.

Все вокруг невольно сделали шаг назад — в руках у него оказалась кобра удивительной красоты и небывалых размеров. Змея толщиной с мужскую руку имела длину в шесть футов. Спинные чешуйки отливали темным золотом, а внутренняя часть капюшона и живот по цвету напоминали темный изумруд. Глаза, похожие на огненный опал с золотыми искрами, разглядывали толпу. Изо рта поминутно выскакивал кроваво-красный язычок. Змея, открыв рот, угрожающе зашипела, обнажив два ужасных, клыка. Накор положил ее на пол перед Ниромом, и придворный, отскочив, упал на первую ступеньку помоста.

— Это — Змея Правды из Ша-Шу. Солгать перед ней — значит обрести смерть,

— сказал Накор. Он весело подмигнул Нирому и прибавил:

— Это очень больно.

Змея подползла к Нирому и подняла голову. Ее глаза оказались вровень с глазами тучного вельможи. Широкий капюшон раздулся, и его золотая поверхность засияла.

— Змея не укусит тебя, пока ты говоришь правду, — сказал Накор. — Одно лживое слово — и ты умрешь. Я тебя не пугаю. Это неизбежно.

Ниром едва мог пошевелиться — он был загипнотизирован покачивающейся перед ним змеей. Когда она оказалась в футе от него, он выкрикнул:

— Хватит! Я все скажу! Это я все придумал! Члены Галереи начали тихо переговариваться.

— Как участвовал Авари? — спросила императрица.

— Авари! — Ниром повернулся к императрице. — Этот надутый павлин! Он думал, я для него стараюсь! Я хотел обвинить Авари в смерти Сойаны или хотя бы навести на него подозрения, чтобы никто не поддержал его претензии на трон.

— Значит, ты бы посадил на мое место Шарану, — сказала императрица. — Зачем?

— Потому что Рави и его союзники никогда бы не приняли другую императрицу. А лорд Джака и другие чистокровные не потерпели бы нечистокровного соправителя.

— Да, — кивнула императрица. — Выдать Шарану замуж за одного из возможных наследников. После моей, смерти сделать ее мужа императором, — она вздохнула. — А кто это может быть, как не великий миротворец лорд Ниром? Единственный член Галереи, не имеющий врагов. Единственный, кто может говорить и от лица чистокровных, и от лица всех остальных.

Императрица закрыла лицо руками, и на миг всем показалось, что она плачет. Когда она отвела ладони, глаза ее покраснели, но следа слез не было видно.

— Как мы дошли до того, что заговоры устраиваются не ради блага Империи, а в личных интересах? Господин мой Рави, получилось бы задуманное?

Мастер Братства Наездников поклонился.

— Госпожа, боюсь, предатель прав. До сего вечера мы подозревали, что ваш сын принц виновен в смерти Сойаны. Мы бы никогда не приняли Шарану как императрицу, но и не позволили бы править нами тому, кто пролил кровь императоров. Мы бы выбрали Нирома.

Императрицу, казалось, оставили силы.

— Все катится в пропасть! Все балансирует на грани хаоса, хорошо хоть, что судьба послала мне этих мальчиков!

— Ваше величество, — сказал Эрланд. — Могу я просить вас о милости?

— Чего ты хочешь, принц? — спросила его императрица.

— Спросить Нирома. — Принц обратился к дрожащему вельможе. — Локлира обвинили в убийстве Сойаны. Это ты убил ее и обвинил моего друга?

Ниром зачарованно глядел на нависшую над ним змею.

— Да, — прошептал он едва слышно.

— Где Локлир? — спросил Джеймс.

— Он умер, — ответил Ниром, не в силах пошевелиться. — Его тело — в зернохранилище на нижнем уровне.

У Гамины на глазах выступили слезы. Джеймс и близнецы были потрясены до глубины души. Они подозревали, что Локлир скорее всего убит, но, несмотря ни на что, продолжали надеяться.

— Ваше высочество, — наконец заговорил Боуррик. — Я знаю, что Кеш невиновен в смерти одного из наших послов. Королевство Островов не потребует репараций, — он говорил очень тихо, но все, слушавшие его, заметили, что в уголках его глаз собираются слезы.

Императрица поднялась и взглянула на собравшихся в зале.

— Слушайте суд мой! — Она указала на Нирома. — Этот человек приговорил себя своими собственными словами. Ниром, теперь ты больше не лорд. Ты сам сознался во всем и должен умереть.

— Я требую права умереть от собственной руки! — заявил дородный царедворец.

— Ты ничего не можешь требовать! — отрезала императрица. — Теперь ты никто. Не будет тебе сладкой смерти от яда, и не сможешь ты, перерезав вены в теплой ванне, отправиться в вечный сон. В древние времена существовала особая казнь за предательство. Ниром, вот что ждет тебя. Эту ночь ты проведешь в темнице, размышляя над своими черными делами и грядущей смертью. Через каждые четверть часа страж твой будет повторять слова приговора, чтобы не знал ты покоя. На рассвете тебя отведут в храм, где страж зачитает твой приговор верховному жрецу Гуис-Вона, чтобы охотник с окровавленной пастью знал — ты недостоин места на Вечной охоте. Потом тебя отведут на плато и сорвут с тебя одежду. Дюжина солдат чистой крови плетями прогонит тебя по городу. Если ты упадешь, к твоим ягодицам приложат горячие угли, пока ты не встанешь и не побежишь снова. У ворот города тебя подвесят в железной клетке, и стража вслух каждый час будет читать твой приговор, чтобы все прохожие узнали о твоих злодеяниях. Даже низшие смогут взять бамбуковые палки и бить тебя, и ты узнаешь гнев тех, кого ты предал, и никто не дарует тебе милосердной смерти. Когда ты будешь в изнеможении, тебя будут освежать водой с уксусом. Плетями и горячими углями тебя погонят на край Оверна, на болота, где охотились первые короли чистокровных. Там ты будешь принужден до конца выпить горькое вино измены и вкусить гнилого хлеба предательства. И твое мужское достоинство отсекут от твоего тела. Потом тебя свяжут и бросят в болото, где крокодилы станут рвать твое тело на части. Во всех имперских бумагах твое имя будет вымарано, чтобы никто никогда не произнес его. На его месте будет написано: «Тот, кто предал свою страну», и именем Нирома запрещено будет называть детей чистокровных отныне и навсегда. И боги забудут, кем ты был. И во тьме забвения будет вечно томиться твоя душа. Вот мой приговор!

— Та, Которая Есть Кеш, сказала! — провозгласил мастер церемоний. — Да будет так!

Стражники бросились вперед, но опешили при виде кобры. Накор показал, что змея их не тронет, и солдаты взяли оцепеневшего от ужаса Нирома.

— Нет! — кричал он, когда его тащили прочь из зала; его крики гулко разносились по коридорам.

— Ты же, мой недавний друг, — сказала императрица, обращаясь к Торену Зи,

— назовешь мне всех участников заговора, и тогда я обойдусь с тобой милостиво — дарую тебе легкую смерть, а может быть, и пощажу тебя. Иначе ты последуешь за Ниромом.

— Ваше величество милосердны, — поклонился Торен Зи. — Я все расскажу. Его увели.

— Сделай с ней что-нибудь, — сказала императрица, указывая на кобру.

— С ней, императрица? — спросил улыбающийся маг. Он нагнулся и взял кобру за середину тела, а когда Накор выпрямился, в его руке оказалась длинная веревка. — Тут просто веревочка. — Он смотал ее и положил в свой меток.