Принц крови - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас - Страница 7

— Я не хотел быть принцем Крондора, Боуррик. — Эрланд отошел и сел на соседний зубец парапета — он решил, что слова отца относятся не к нему, а к брату. Они оба достаточно — часто слышали о том, что отец не хотел быть правителем. — В детстве, — продолжал Арута, — я хотел служить солдатом под началом кого-нибудь из пограничных баронов. И только когда я повстречался со старым бароном Высокого замка, я осознал, что детские мечты часто остаются с нами и после того, как мы вырастаем. И все же, если мы хотим взглянуть на Вещи в истинном свете, нам следует избавиться от детского взгляда на них.

Арута посмотрел вдаль, на горизонт. Он всегда был прямым человеком, привыкшим говорить открыто, не выбирая слов. Но сейчас, пытаясь высказать то, что было у него на душе, кажется, чувствовал себя неловко.

— Боуррик, когда ты был мальчиком, какой ты представлял себе твою теперешнюю жизнь?

Боуррик оглянулся на Эрланда и снова посмотрел на отца. Подул легкий бриз, и на лицо ему упали длинные, густые каштаново-рыжие волосы.

— Я никогда особенно не задумывался над этим, отец.

Арута вздохнул.

— Боюсь, я сделал огромную ошибку в вашем воспитании. Когда вы оба были совсем маленькими, вы были ужасно проказливы и вот как-то очень рассердили меня — ерунда, всего-навсего опрокинули чернильницу, но чернила залили рукопись, уничтожив дневной труд переписчика. Я отшлепал тебя по мягкому месту, Боуррик. — Старший брат усмехнулся, представив эту сцену. Арута не улыбался. — Анита заставила меня пообещать тогда, что я больше ни при каких обстоятельствах и пальцем вас не трону. Но, поступив так, боюсь, я изнежил вас и плохо подготовил к той жизни, которая вам предстоит.

Эрланд был озадачен. Их часто бранили, но редко наказывали и никогда, до нынешнего утра, — физически.

Арута кивнул:

— В том, как воспитывали меня и вас, мало общего. Вашему дяде королю не раз доводилось отведать отцовского кожаного ремня. Мне в детстве досталось только однажды. Я быстро понял: отдавая приказание, отец ждет, что оно должно быть выполнено немедленно. — Арута вздохнул, и впервые в жизни юноши почувствовали, что их отец не очень уверен в себе. — Мы все думали, что принц Рэндольф когда-нибудь станет королем. Когда он утонул, мы надеялись, что у Лиама еще будут сыновья. Даже когда рождались дочери, а вероятность появления наследника в Рилланоне все уменьшалась, нам и в голову не приходило, что когда-нибудь ты, — он упер указательный палец в грудь Боуррика, — станешь правителем страны. — Арута взглянул на другого сына и, подойдя, положил ладонь на его плечо. — Я не привык говорить о чувствах, но вы — мои сыновья, и я люблю вас обоих, хотя вы часто испытываете мое терпение.

Оба сына внезапно почувствовали смущение, услышав такое несвойственное их отцу откровение. Они любили отца, но, как и он, не привыкли говорить о своих чувствах вслух.

— Да, отец, мы понимаем, — вот и все, что мог ответить Боуррик.

Взглянув Боуррику прямо в глаза, Арута спросил:

— Действительно? Тогда пойми, что начиная с этого дня вы не просто мои сыновья, Боуррик. Теперь вы оба — дети Королевства. Вы оба — принцы королевской крови. Когда-нибудь ты, Боуррик, станешь королем. Задумайся над этим — только смерть может все изменить. И с этого дня отцовская любовь к сыну больше не защитит тебя от жизненных трудностей. Быть королем — значит держать в руках нити людских судеб и жизней. Бездумный поступок может оборвать эти жизни так же легко, как обрываются нити.

Арута повернулся к Эрланду:

— Наследники-близнецы представляют серьезную угрозу спокойствию Королевства. Ты можешь однажды обнаружить, что найдутся люди, которые захотят, чтобы порядок наследования был изменен — тогда можно будет развязать войну из-за старой вражды.

Вы оба знаете историю о первом короле Боуррике и о том, как он был принужден убить родного брата — Джона Претендента. Знаете вы и том, как король, я и Мартин стояли в Зале предков перед Объединенным Советом лордов, и каждый из нас имел законные права на трон. Благодаря благородству Мартина, Лиам носит теперь корону, доставшуюся ему без кровопролития, хотя тогда мы вплотную стояли перед опасностью гражданской войны.

— Зачем ты нам все это рассказываешь, отец? — спросил Боуррик.

Арута встал и, вздохнув, положил руку на плечо старшего сына.

— Потому что ваше детство кончилось, Боуррик. Ты больше не просто сын принца Крондорского. Я решил: если мне доведется пережить своего брата, я отрекусь от престола в твою пользу. — Боуррик начал возражать, но Арута перебил его:

— Лиам — человек очень бодрый. Когда он умрет, я буду дряхлым стариком, если только переживу его. Будет лучше, если между его и твоим правлением не будет промежутка. Ты будешь следующим королем Островов. — Взглянув на Эрланда, принц продолжал:

— А ты всегда будешь в тени своего брата. Ты всегда будешь стоять в шаге от трона, не имея возможности оказаться на нем. Перед тобой всегда будут заискивать, надеясь получить какие-то милости, но не от тебя; на тебя будут смотреть как на ступеньку, ведущую к твоему брату. Сможешь ли ты принять такую судьбу?

Эрланд пожал плечами:

— Кажется, это не такая уж мрачная доля, отец. У меня будут поместья и титул и, думаю, достаточно обязанностей.

— И более того — даже если ты будешь не согласен с братом, на публике тебе придется всегда его поддерживать. Вслух ты никогда не сможешь высказать мнение, которое мог бы назвать своим. Должно быть только так. Никогда в будущем не должен ты противостоять королю. — Немного отойдя, он обернулся и посмотрел на сыновей. — На вашей памяти в Королевстве всегда был мир. Мелкие стычки на границах не в счет.

— Не для тех, кто сражается в них! Там гибнут люди, отец! — воскликнул Эрланд.

— Я говорю сейчас о государствах и династиях, о судьбах целых поколений. Да, люди гибли — для того, чтобы страна и ее народ могли жить в мире. Но были времена, когда мы беспрестанно воевали, когда пограничные бои с Великим Кешем были рутинным делом, галеры Квега то и дело захватывали наши корабли, а цуранские армии девять лет удерживали земли вашего деда! Вам придется отказаться от множества вещей, дети мои. Вам нужно будет жениться на женщинах, которые, скорее всего, окажутся вам совсем чужими. Вам придется отказаться от многих радостей, доступных другим людям, — пойти в .таверну и выпить, собраться и съездить в другой город, если захотелось, жениться по любви, видеть, как растут твои дети и не ведать страха за то, что они могут стать игрушкой, исполняющей чужую волю… — Глядя на город, Арута прибавил:

— Вечером сесть рядышком с женой и поговорить о повседневных делах, которыми заполнена жизнь простых людей.

— Кажется, я начал понимать, — сказал Боуррик приглушенным голосом.

Эрланд лишь кивнул.

— Хорошо; через неделю вы отправляетесь в Великий Кеш. С этого момента вы

— будущее Королевства, — сказал Арута. Он пошел к лестнице и остановился у первой ступени. — Мне жаль, что я не могу избавить вас от такой судьбы. — И ушел.

Юноши некоторое время сидели молча, а потом дружно повернулись, чтобы посмотреть на гавань. Дневное солнце нещадно палило, хотя с Горького моря дул довольно холодный бриз. Там в гавани, далеко внизу, сновали лодки; двигались шаланды и баржи, перевозившие грузы и пассажиров между причалами и большими парусными кораблями, стоявшими на якоре в заливе. Вдали белыми точками виднелись идущие в порт корабли — из королевства Квега, с Дальнего берега, из Вольных городов, Вабона или из Империи Великого Кеша.

Боуррик широко улыбнулся:

— Кеш!

Эрланд рассмеялся:

— Да, в сердце Великого Кеша!

Обоим доставляли большую радость думы о новых городах и новых знакомствах, о путешествии в земли, считавшиеся загадочными и экзотическими. А слова отца унес западный ветер.

Некоторые традиции живут веками, другие быстра отмирают, некоторые укореняются незаметно, другие — под звон фанфар. Никто не помнил, как появился обычай прекращать все дела в полдень шестого дня, оставляя седьмой на размышления и обеты.