На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою - Тютчев Федор Федорович - Страница 42

Однако бывают обстоятельства, перед которыми бессильны даже такие чудеса мужества и стойкости, какие проявляли люди отряда Клугенау в этой памятной в истории кавказской войны походе.

Как ни тяжело было сознание невозможности исполнить принятую на себя задачу, но благоразумие требовало немедленного отступления, иначе отряду угрожала полнейшая гибель.

Подчиняясь неизбежности, Клугенау 6 марта принужден был отдать приказ повернуть обратно и идти в Темир-Хан-Шуру. Неудача, постигшая Клугенау, отразилась и на действиях генерала Фези, который хотя и нанес на реке Аксае ичкеринцам значительное поражение и тем принудил их изъявить покорность, но тем не менее не счел возможным идти далее в Андию и поспешил возвратиться в село Кошкельды. На пути своего отступления генерал Фези принужден был уничтожить укрепление Мисхак, всего только месяц тому назад им же самим построенное в предположении сделать из него опорный пункт в дальнейшем наступлении в Андию.

Несмотря на проявленное русскими войсками мужество в обоих походах генералов Фези и Клугенау, они по своим результатам были скорее вредны, чем полезны для нашего престижа на Кавказе. Цель барона Розена — напугать чеченцев — не была достигнута.

Напротив, принудив русских к отступлению, горцы, как это всегда бывает с дикарями при всяком, даже сомнительном, успехе, воспрянули духом и, преувеличивая свою силу, начали с большой энергией готовиться к дальнейшей борьбе.

В таком положении были дела на Кавказе, когда в конце марта в селение Вольное, где расположена была штаб-квартира N-ского пехотного полка, приехала княгиня Елена Владимировна Двоекурова. Появление ее произвело сильное впечатление на обитателей захолустного местечка. В воображении многих из них Двоекурова рисовалась существом особенным, не похожим на прочих людей. Особенно волновались дамы, жены, сестры и дочери местных офицеров. Для них приезд княгини был событием большой важности и порождал целый ряд животрепещущих вопросов. Будет ли княгиня делать визиты и кому? Всем дамам или только штаб-офицершам? Будут ли у нее приемы? Какие моды привезла она из Петербурга, какие новости? Надо ли для ее приезда сшить новые платья или ограничиться теми, что есть? Больше всего интересовались дамы туалетами княгини. У некоторых даже дух захватывало от предвкушения того удовольствия, какое их ожидает, когда они будут иметь возможность своими глазами увидеть те платья, какие шьют и носят в столице и о которых они имели только смутное, тревожное представление.

— Ах! Воображаю, какая это должна быть прелесть! — восклицали они хором. — Как в сказке! Не правда ли? Что-нибудь, наверно, воздушное, как мечта. Упоительно.

Слух о приезде княгини прошел за несколько недель до ее появления в Вольном и был вызван прибытием княжеского метрдотеля Ипата во главе небольшой команды дворовых. Приехав в слободу, Ипат первым делом поспешил поискать подходящее для княгини жилище, но так как все строения в поселке представляли из себя домики не более пяти-шести комнат каждый, то Илат решил нанять два смежных дома, приказав разрушить разделявший их забор. Домики эти принадлежали: один вдове майора, а другой — отставному штаб-офицеру, обремененному большой семьей. Но и вдова майора, и многосемейный штаб-офицер сочли для себя несравненно выгодней уступить свои жилища за большие деньги в наем княгине, а самим перебраться в нанятые ими лачуги. Когда хозяева выселились из отданных ими в наем домов, Ипат подверг их жилища самой тщательной чистке. Он не жалел денег на наем рабочих, платил хорошо, но зато торопил немилосердно. Работы велись со спешностью, о какой обитатели Вольной не имели до сих пор понятия. Одновременно, пока одна партия рабочих возилась в доме, другая хлопотала в примыкавших к домам садиках. После сноса разделявшей их стены два сада превратились в один, и в нем были проложены новые дорожки, расчищены старые, засыпаны канавы и ямы. Деревья и кусты подравняли, срубили две засохшие яблони. Разбили цветник и даже выкопали пруд, в который воду провели из находившегося неподалеку водоема. Обновленные снаружи и изнутри, с свежепокрашенными крышами, побеленными трубами и чисто-начисто промытыми окнами, оба домика приняли такой веселый и уютный вид, что как вдова майора, так и обремененный семейством отставной штаб-офицер нашли, что они продешевили при отдаче взаймы своих обиталищ, и решили по приезде княгини попросить у нее прибавки.

Во все время, пока шло деятельное приготовление к приезду княгини, в поселении не осталось ни одной барышни, ни одного старичка из отставных, которые бы по нескольку раз не побывали в сданных в наем княгине домах. От их навязчивых расспросов Ипату иногда приходилось невмоготу, и он не знал, как отделаться от докучливых посетителей. Впрочем, с охотки он пускался было в довольно подробные объяснения, но убедившись вскоре, что по пословице "чем дальше в лес, тем больше дров" этим разговорам не предвидится конца, Ипат впал в угрюмую молчаливость и старался отделаться немногословными восклицаниями. Другим огорчением для него являлось непременное желание обоих домовладельцев, чтобы княгиня жила именно в его доме, а не в доме соседа. Так как Ипат для помещения княгини с ее горничной выбрал дом вдовы майора как более удобно расположенный и менее запущенный, а дом штаб-офицера, носивший явные следы многосемейности его владельца, предназначил для прислуги, то тем самым явился лютым врагом почтенного домовладельца.

— Помилуй, братец, на что это похоже, — хорохорился отставной штаб-офицер, — это даже, можно сказать, оскорбительно. В моем доме, где я жил с своим семейством, будут жить хамы. Я этого не позволю. Слышишь, не позволю! Приказываю тебе поместить княгиню в моем доме, а челядь ее пусть живет у майорши. Это будет вполне справедливо, потому что она ведь только по мужу майорша, а по происхождению-то из солдаток, да и муж-то ее тоже из фельдфебелей выслужился и уже в отставке получил майора, а я, братец, батальоном командовал, Владимира имею, так мне уступать ей не приходится.

— Позвольте, сударь, — пробовал урезонить разгневанного штаб-офицера Ипат, — при чем тут происхождение госпожи майорши и то, что вы изволили батальоном командовать? Вовсе это меня не касается. Мое дело приготовить ее сиятельству квартиру так, чтобы она хоть на что-нибудь похожа была. Вот я и приготовляю, хотя, сказать не в обиду, у нас в Питере, в доме ее сиятельства, в таких конурах казачки живут. Не знаю, как княгиня и жить будут: хлевушки, а не комнаты. Весь домишка в нашем одном зале уставился бы, право слово.

— Ты мне, брат, зубы-то не заговаривай, не болят, — прервал штаб-офицер рассуждения Ипата. — Я тебя не спрашиваю, какие там у вас залы, ты мне отвечай на вопрос. Почему ты княгиню не в моем, а в майоршином доме поместить удумал? Я тебе этого не позволю, нет, брат, не на такого напал, хаму в обиду не дамся!

— Позвольте, — начиная слегка раздражаться, но сдержанно возражает Ипат, — за что же вы лаяться изволите? Меня на что уж покойный князь, вельможа, можно сказать, первеющий, и тот хамом не называл, а от вас-то и подавно таких слов слушать желания не имею. Наконец, и то взять к примеру, для чего вы не в свое дело мешаетесь? Дом у вас нанят, деньги уплачены, какое вам опосля того дело, кто в нем жить будет, лишь бы в целости был? Кажись, просто, а вы фордыбачитесь.

— Я не фордыбачусь, и ты не смеешь со мною так разговаривать! — не унимался штаб-офицер. — Я законного хочу, не могу допустить, чтобы в доме майорши княгиня жила, а в доме штаб-офицера, Владимирского кавалера, — хамы. Это и по субординации не полагается.

— Мне, сударь, до вашей субординации дела нет, — окончательно выходя из себя, в свою очередь возвышал голос Ипат, — я не солдат и ваших законов не знаю. Знаю только, что ваш дом супротив майоршиного не в пример хуже. Старый, ходуном ходит, крыша течет, — вот это я знаю. Смешно бы было, если бы я княгиню в такую берлогу поместил, а сам с лакеями в лучшее помещение перебрался, где и стены чище, и полы новее, и двери в исправности. Ну, подумайте сами, где это видано, чтобы слуги в хороших комнатах жили, а их господа в плохих!