Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Детективы Столичной полиции. История. Методы. Личный состав (СИ) - Чернов Светозар - Страница 19


19
Изменить размер шрифта:

Объявление о розыске вора-рецидивиста Майкла Оструга в "Полицейской газете", 1888

"Разыскивается за грабеж со взломом на Ноттинг-Террас, 33, Сент-Джонс-Вуд, 10-го числа с. м., мужчина около 35, рост 5 ф. 6 д., волосы темно-русые, глаза голубые, усы светлые, носил, когда его видели в последний раз, черный котелок, коричневое пальто, серые штаны и ботинки на шнуровке."

Предполагалось, что патрульные констебли, встретив в обходе подозрительного человека, сравнят его с описанным в ориентировке человеком и задержат, если его приметы будут совпадать с приметами разыскиваемого. Однако перед выходом из участка констебль прочитывал несколько десятков подобных ориентировок, отличавшихся друг от друга только цветом волос и глаз и указанной величиной роста, при том что приметы большинства ориентировок соответствовали более-менее точно двум из пяти встреченных им на улице мужчин.

Описание украденной собственности тоже не отличалось особой толковостью. Вот, к примеру, одно из них:

"Кошелек коричневой кожи, содержащий четыре соверена, три полусоверена и кое-какое серебро; пара мужских ботинок; золотые часы 15 карат и цепочка-альберт; шесть серебряных ложек со скрипкообразными ручками и коробка с 50 сигаретами."Если ценность украденного была велика, а сама кража, не дай Бог, была одной из череды уже совершенных, детективы прибегали к услугами широкой сети осведомителей, вербовавшихся ими среди преступных классов.

Источники информации в Скотланд-Ярде делили на две категории: доносчики и осведомители.

Доносчик (infomer) — это человек, который сам был вовлечен в совершение преступления, но ради собственной безопасности он превращался в "свидетеля со стороны королевы", т. е. доносил на своих сообщников.

Осведомитель (informant) — "copper's nark", "полицейский стукач", он же просто "nark" или "нюхач" (nose), был скромным и более-менее постоянным помощником детектива, который получал плату за предоставляемые им полиции сведения.

Во времена Шерлока Холмса уже мало кто из детективов полностью полагался на информацию, полученную от осведомителей, в отличие от старого Детективного департамента, когда фабрикация свидетельств на основе сведений от осведомителей была обычным делом.

Большинство детективов Департамента уголовных расследований осознавало, что "стукачи" склонны превращаться в провокаторов ради достижения обвинительного приговора и получения платы за него, и к ним следует относиться с осторожностью. Когда Фредерику Уилльямсону предложили выбрать, кого бы он предпочел использовать в оперативных целях — "предателей" или "шпионов", т. е. доносчиков или осведомителей, Уилльямсон безоговорочно выступил за первых: "предатели…, я думаю, довольно честны по отношению к вам, потому что они полностью находятся в ваших руках".

О своих осведомителях полиция предпочитала не распространяться, и их существование для публики отражалось разве что в словах, произносившихся констеблем при выдвижении обвинения в полицейском суде: "По информации, которую я получил: ".

Часто украденное имущество просто не получалось найти или его невозможно было опознать, как это происходило в случае, если были украдены деньги (для опознания их надо было по крайней мере специально как-то пометить еще до свершения кражи). Даже если детективам удавалось опознать украденную вещь и проследить ее к определенному человеку, обладание этим имуществом могло быть презумпцией доказательства его вины, но оно ни в коем случае не служило доказательством этой вины: человек мог быть невинным ее обладателем, купившим вещь у вора или у одного-двух промежуточных владельцев. Он мог найти ее, или она могла быть отдана ему. Поэтому, хотя опознание украденного имущества и прослеживание его к вору могло быть ценным свидетельством в тех случаях, когда это можно было осуществить, столь же часто оно могло быть ничего не стоящим или даже вводить в заблуждение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Широкие возможности британской прессы викторианская полиция использовала довольно скудно. С самого своего создания отношения между Столичной полицией и прессой имели очень сложный характер.

Первые комиссары Роуан и Мейн следили за всеми газетными сообщениями, высказывавшими критику в адрес полиции, и требовали от суперинтендантов рассмотрения претензий и докладов о их правомерности. Основываясь на этих докладах, комиссары требовали от газет либо исправления или опровержения неправильной информации, либо принимали меры для искоренения должностных преступлений в полицейской среде.

В дальнейшем старший инспектор исполнительного отдела в центральном управления комиссара в Скотланд-Ярде ежедневно просматривал все газеты и "предоставлял все извлечения, касающиеся обязанностей полиции или поведения любого человека в полицейских силах." Детективов во взаимоотношениях с прессой интересовали более приземленные вопросы, ведь им приходилось иметь дело с осуществленными преступлениями, а уголовная хроника была одним из самых важных направлений в газетных публикациях того времени.

Вот тут возникало противоречие между взаимными интересами детективов и газетных репортеров с одной стороны, и должностными инструкциями с другой. Говард Винсент прямо запрещал всякие контакты с прессой:

"Полиция не должна ни при каких обстоятельствах предоставлять какую-либо информацию вообще джентльменам, связанным с прессой, относительно дел в пределах полицейского знания, или относительно обязанностей, которые будут выполнены, или полученных распоряжений, или общаться в любой манере, прямо или косвенно, с редакторами или репортерами газет по любому вопросу, связанному с общественной службой, без четкого и особого разрешения.

Малейшее отклонение от этого правила может полностью уничтожить совершение правосудия и расстроить попытку вышестоящих чиновников продвинуть благосостояние общественной службы. Индивидуальная заслуга неизменно будет признана должным образом, но чиновники, которые без полномочий на то предают гласности открытия или ход дела, намереваясь произвести сенсацию и тревогу, показывают себя совершенно не достойными своих постов."

Когда обстоятельства складывались так, что излишняя публичность могла навредить делу, полиция дружно хранила гробовое молчание, и репортерам приходилось самим отыскивать источники информации о совершенном преступлении и о ходе расследования.

Это особенно ярко проявилось осенью 1888 года во время истерики в прессе во время череды зверских убийств в Восточном Лондоне, приписанных Джеку Потрошителю, когда журналисты следовали за детективами буквально по пятам, вычисляли найденных полицией свидетелей, а потом брали у них интервью. Полиции пришлось даже инспирировать через некоторые информационные агентства заведомо ложных заметки, призванные отвлечь внимание от наиболее многообещающих направлений, по которым двигалось расследование.

Особо ретивых репортеров, лезших не в свое дело, полицейские власти пытались прижать к ногтю, как это можно видеть в истории однофамильца верного летописца Шерлока Холмса, Аарона Уотсона, работавшего в начале 1880-х годов на "Пэлл Мэлл Газетт" и получившего редакционное задание прояснить вопрос с молодежными уличными бандами, существование которых полиция отрицала. После сделанного Уотсоном на страницах газеты заявления о том, что он нашел подтверждение существованию таких банд, он был приглашен Говардом Винсентом в Скотланд-Ярд на разговор, на котором присутствовал и комиссар Хендерсон.

"Это была неприятная беседа в большой длинной комнате старого Скотланд-Ярда, — вспоминал позднее Уотсон. — Я ощущал, что подвергался допросу на французский манер с целью вытянуть из меня признание, которое могло быть сообщено моему редактору мне во вред, последующим разрушением его веры в мою правдивость. Однако допрос, которому я подвергся, был спокойным по своей манере. Это была, конечно, почти кошачья вежливость."