Рассвет над Самуром (СИ) - Богородников Алексей Владимирович - Страница 33

— Товарищ мой как-то двух зайцев на работе поймал и съел, а его с команды выгнали. — пожаловался принцессе.

— Что за команда? — удивилась она.

— Такая себе, — скривился я, — из уборщиков зоопарка.

Тут набежали девчули табуном и давай Аишу успокаивать.

Я, сплавив блонду сочувствующему коллективу, взял Каю под ручку, присел за стол. Завтра наступал день встречи с Ингвелланисом Денежной Дланью. Не думаю, что граф самоубийца и в словесном пароле при встрече с эльфом, зашифрован какой-то предупреждающий знак. Обычно Сентента лично пузырек с противоядием забирал, но пару раз посылал своего подручного. Подручного сейчас пытает Властелин Посмертия — роль, приближенной к графу, сыграет Кая. На всякий случай лисодевочке дам свою магическую серьгу и забафаю по-полной. Также надо пройтись по вероятным коварным вопросам от эльфа.

Наш эльф — на девяносто девять процентов оперативник среднего звена республиканских спецслужб. Обоз с людьми, выкупленными графом из тюрем, набранных обманом якобы на работу и отправленный эльфам, предназначался для Изиборна. Для долбаной огромной ящерицы. В качестве еды.

Сентента своей смертью даже без меня не умер бы. А этот Ланнис Подлая Длань, увидев, вместо привычной физиономии Сентенты или Кэсси Бладана — прекрасный лик лисодевочки, может попытаться как-то спровоцировать Каю в разговоре.

Потому на подозрительный захват свободного листа и пера ручками Верлиты, я не обратил особого внимания. Осторожный шепот, тихий скрип пера по бумаге, подложенный на учебник монстроведения — остались без моего контроля.

— Говорить, что граф в немилости и скрывается лучше не стоит. — рассуждал я. — Слабого всегда попытаются обуть. Просто по делам уехал. Будет приставать — скажи переворот готовит. Пусть эльф охренеет от такого и впадет в задумчивость. Пару-тройку бойцов с ним на подстраховке будут. Ты конечно с ними справишься. Но гораздо важнее не спалиться и не прикончить этого урода. Ему за один факт заказа и соучастия в похищение людей и отправку на еду Изиборну, уже палаческие пытки светят с повешением. Да и светиться в разборках в какой-то таверне не стоит. Простой наряд стражи тебя не остановит, но словесное описание вполне могут составить. Лучше этого избежать. Отыграть свою роль и незаметно проследить за ними. Но при любой возможной опасности — наглухо сразу вали всех уродов. Пузырек в кармашек и во дворец. Плевать на вероятную шумиху, что Эрамиру Фераголийскому за такое всекут, он озлобится, начав искать виновника. Я бы и сам ему всек. И ему, и барону Ферми. Что творится в королевстве: первый советник работает на себя и другие государства, начальник тайной стражи клювом щелкает, думая лишь, как бы сынишку в Академию Магии устроить, наместник столицы поборами с торговцев занят.

Пока я возмущался порядками в королевстве, ко мне подкрались малолетние бандитки.

— Мы всё знаем! — торжествующе отозвался Верлитин фальцет в моем правом ухе.

— Авантюрист — женщина! — вторил ей Рисин голосок в левом ухе. — Её брат подрался с её мужем!

Я повернулся и посмотрел на Аишу. Довольная принцесса, обмахивалась листочком, на котором выводила уравнение с загадочным авантюристом и ухмылялась, даже не подозревая какие муки теперь ей ожидают. Гениальная и наивная блонда, хоть бы уточнила: чему послужит отгадка.

— Что же ты наделала, зайка, — печально обратился к ней, — знаешь-ли каким демоницам ты сейчас отворила портал в свою спальню?

Глава 16

Блан Алькандария смахнул рукавом пот, достал флягу, жадно глотнул раз-второй, засунул её обратно за голенище сапога.

— В это время года Энсини любила собирать самые красивые листья в Катафисе. — сказал он в никуда, рассматривая рукоять хлыста из обмотки шагрени плащеносной акулы. — Набирала полный мешок, садилась у окна своей спальни, перебирала один за другим. Понравившиеся откладывала. Хвасталась самыми красивыми перед нами. Затем набивала наволочку подушки и обнимая её, засыпала. Теплая осень нравится всем.

Граф Сентента ничего не ответил, да и не мог. Во рту его был кляп и только хриплые, приглушенные рыдания вторили рассказу Блана. Да и исчезни его кляп, закричать граф бы не смог. Не осталось голоса.

Блан приложил простейший артефакт медицинской диагностики к телу графа. Шар медленно менял цвет с красного на желтый.

— Я не спас её на болотах, почти простился ней и снова обрел, и вновь потерял. Дикую радость сменила невыносимая боль. Ты не только Энсини убил, ты убил во мне всё человеческое. В пытках нет чести, но есть долг.

Сентента почти сломал передний зуб о деревянный кляп. Он плохо слышал Блана, оглушенный болью в истерзанных ногах. Виски резало болью, совсем незаметной на фоне остальной, но мешавшей что-либо внятно подумать. На лавке, к которой он был привязан животом вниз, со стороны ног было мокро: моча и кровь стекали на холодную землю.

Блан выключил артефакт: желтый цвет уже не думал меняться на какой-либо другой. Встав с сундука с тканями, он подошел к Сентенте, ухватил за волосы, запрокинув его голову наверх, отстегнул кляп и влил графу в рот из склянки зелье восстановления.

Сентента закашлялся, судорожно проталкивая в себя жидкость.

— Меня мастер хлыстом этим бил. — безэмоционально поведал Блан. — Не так яро и часто, но довольно долго. Пока не сдал экзамен на торговца в гильдии. После экзамена мне подарил. Больно, но совсем не так, как ты будешь умирать.

— Я знаю мастера призыва из посмертия, — скороговоркой шепотом зачастил Сентента, приходя в себя, — цена высока, но у меня хватит! Он живет в Ущелье призра…

Блан заткнул его рот снова кляпом.

— А призраки получились из тех, кто не воплотился? — риторически протянул он. — Я больше наместника послушаю. Он из тех, кто держит слово. Знаешь, я с первого раза понял, что Занталоне подлая дрянь. Корил себя, но думал: пусть обдерут как липку, высосут все монеты — жену с дочкой устрою и хоть палачом пойду работать. Работа ужасная, но голодная семья страшнее. А ты у меня полсемьи отнял. Нет предела твоей жадности. Не было, пока тебя наместник не остановил.

Сентента пытался найти выход уже второй день. Наместнику лить ложь в уши бесполезно, как понял граф из разговора: он вообще двинутый на том, что жил с Создателями, а потом вернулся от них обратно в его мир. Явный сумасшедший, с яркими галлюцинациями, но одаренный. Правда, бешено изливаемая графом, его интересовала только в моменте заказчиков покушения. Политические расклады он тоже слушал внимательно. Сентента старался как мог, но через два часа стал повторяться. После этого он стал не нужен. Джерк Хилл — натуральный психопат. Граф поделился с ним сокровенным: начал раскрывать схемы, сказал, что у него есть семь способов выйти на заказчика и четыре — сменить династию, два — режим.

Здесь Сентенте заткнули рот и ласково сказали, что у наместника есть сто двадцать два способа крайне жестокого убийства графа. Муки выбора наместника очень болезненны. Очутившись в руках отца убитой дочери, граф совсем упал духом. Всю ночь Блан просидел в карете у его тела, не спуская с Сентенты глаз, словно боялся, что тот разорвет путы, просочится сквозь платформу кареты и бесплотным духом исчезнет в ночи.

Сам граф был согласен на бесплотного духа, подозревая худшее. Два, три письма он напишет, а дальше в играх наместника он станет не нужен. Да и как он проживет эти несколько дней?

Ответ стал ясен с утра, как его привезли в подвал. Блан закинул графа среди мешков, приволок лавку, привязал его тело и начал мучить. Ему сжигали пятки, морозили, втыкали иголки под ногти, вбивали гвозди, резали, хлестали. Один раз сердечко у Сентенты зашалило, и он уже было возблагодарил Создателей за скорое свидание.

В тот момент смерть стала казаться счастливым выходом. Одному Ангелу Тачибана Сентента воздвиг пять статуй, регулярно жертвовал в храм Тачибана, купил оберег посмертия за сногсшибательные двести золотых. Да как-нибудь с Ангелом он договорится. Должны Создатели воздать должное по делам его!