Дочь Империи - Вурц Дженни - Страница 33

Мара стояла рядом с носилками неподвижно, словно изваянный из камня символ самообладания; тем временем солдаты препроводили приговоренных к раскидистому дереву у дороги. С обоих были сорваны доспехи, а руки им связали за спиной. Не тратя времени на церемонию последней молитвы, исполнители казни приготовили веревки с петлями на одном конце; другой конец каждой из них перекинули через прочный сук дерева и набросили петли на шеи осужденным. Полдюжины солдат ухватились за свободные концы веревок и резко их натянули, когда был подан сигнал. Они постарались сделать это как можно быстрее, чтобы по мере сил сократить смертную муку своих товарищей.

Когда все было кончено, Мара сказала бесцветным голосом:

- Кейок, домой.

Солнечный свет внезапно показался ей невыносимо ярким. Убийство, которое совершилось по ее приказу, отняло у нее последние силы. Ясно было одно: солдаты не должны заметить в ней ни намека на слабость. Жестом подозвав одного из мальчиков-рабов, она приказала подать ей подслащенной воды с фруктовым соком. Медленно прихлебывая напиток, она пыталась вернуть себе душевное равновесие.

Кейок приказал воинам построиться: пора было трогаться в путь.

Накойя все это время помалкивала в глубине паланкина, но теперь, видя, что Мара стоит в оцепенении, окликнула ее:

- Госпожа?..

Мара вернула рабу пустую чашку:

- Иду, Накойя. Время не ждет. До свадьбы остался месяц, и нужно управиться с множеством дел.

Ничего к этому не добавив, она забралась в паланкин. Носильщики взвалили на плечи шесты носилок;

Мара устроилась на подушках рядом с Накойей и снова погрузилась в тяжелую задумчивость. Кейок отдал приказ выступать, и солдаты сомкнули ряды вокруг паланкина - спереди, сзади и по обеим сторонам; судя по виду, это вновь был единый отряд.

Мару начала бить крупная дрожь. Широко открытыми невидящими глазами она уставилась в одну точку перед собой. Ни слова не говоря, Накойя обняла ее за плечи. Кортеж тронулся. Мара дрожала все сильнее, и наконец ее затрясло так, что Накойе пришлось обеими руками прижать к себе безутешную питомицу, и та молча уткнулась ей в плечо, с трудом удерживаясь, чтобы не зарыдать.

Когда они достигли границ ее имения, Мара задумалась о трудностях, стоявших перед ней. После казни двух солдат она за всю дорогу обменялась с Накойей и Кейоком лишь несколькими словами. Теперь-то пришло понимание: следовало с самого начала предвидеть конфликт между бывшими серыми воинами и ветеранами отцовского гарнизона.

Мысленно осыпая себя упреками за это упущение, Мара отодвинула занавеску паланкина и, подозвав военачальника, спросила:

- Кейок, почему Селмон не назначил в первую смену дозора старых и новых воинов вперемежку, а выбрал только ветеранов?

Если воина и удивил вопрос властительницы, он этого не показал:

- Госпожа, Селмон именно потому и ошибся, что не хотел вызвать недовольство старых солдат. Он думал, что, отстояв первую смену, они получат возможность отдыхать от обеда до утренней смены без перерыва и оценят такое преимущество. За этим юнцом Дзатаки и раньше водилось... Он мог вспылить из-за пустяка. И если бы здесь был любой из нас... - жестом он показал, что имел в виду самого себя, Папевайо и Тасидо, то есть трех офицеров, сопровождавших Мару во дворец Анасати, - ничего этого не случилось бы. - Он помолчал, прежде чем продолжить. - Но действовал Селмон правильно. Если бы он не вмешался, дело могло дойти до стычки между старыми и новыми, а он сумел это предотвратить, так что наказывать пришлось только двоих.

Мара кивнула:

- Когда вернемся домой, назначь Селмона командиром патруля по всем правилам. Наш гарнизон разрастается, и теперь требуется больше офицеров. - И тут Мара приняла одно из тех быстрых и непререкаемых решений, которые снискали ей уважение всех, состоящих на службе у Акомы: - Из числа наиболее достойных воинов старой гвардии двоих тоже награди повышением. Выбери самого лучшего из старейших солдат нашего дома - может быть, Миаку - и назначь его сотником. Одного из новичков тоже произведи в офицеры. Этот мошенник Люджан был сотником, когда служил в доме Котаи. Если у тебя нет на примете кого-нибудь более подходящего, дай ему это звание.

Кейок пожал плечами: среди новичков он не мог назвать лучшего кандидата. Маре это было приятно, но виду она не подала, сказав только:

- Я хочу, чтобы как можно скорее были разрушены всякие барьеры между отдельными группами гарнизона. Ветераны и новички не должны чуждаться друг друга. Фаворитов здесь не будет.

Кейок кивнул. На его суровом лице даже промелькнул намек на улыбку, который вполне можно было принять за откровенное одобрение.

Не столько для слушателей, сколько для себя самой, Мара добавила:

- Скоро мне понадобятся люди, которые будут повиноваться без малейшего колебания. Я не могу допустить, чтобы мои планы сорвались.

Очевидно, ее одолевали многие заботы. Кейок ускорил шаг, направляясь к голове колонны. По пути он размышлял о том, что с каждым днем Мара становится все более похожей на своего отца.

Когда паланкин Мары проплывал мимо луговых пастбищ Акомы, она почувствовала - впервые после того, как покинула храм Лашимы, - что вера в лучшее будущее снова проснулась у нее в душе.

Она не станет ни с кем обсуждать свои замыслы, даже с Накойей или Кейоком. Намерения еще не превратились в законченный план, цели которого выходили далеко за рамки простого выживания. Честолюбивые мечты кружили голову.

Мара понимала, что впоследствии планы придется перестраивать, приноравливаясь к неожиданным приливам и отливам событий, к превратностям политических союзов, к причудам Игры Совета. Смелость и решительность зачастую оказываются важнее, чем способы и средства; ей предстоят годы обучения, прежде чем задуманное ею начнет приносить плоды.

Брак с Бантокапи был всего лишь первым шагом. С того момента как границы поместья Анасати остались позади, ей открылась надежда, и новые мечты увлекали вперед, к неизведанному.

К тому времени, когда рабы, несущие паланкин, почти достигли парадного входа в господский дом Акомы, грезам Мары пришлось потесниться под напором насущных дел. В этот предвечерний час двор был освещен значительно более ярко, чем обычно. При свете факелов Мара увидела, что около кухни собралось примерно восемьдесят человек; многие из них что-то ели из мисок. Между ними, энергично жестикулируя, расхаживал Люджан, который, как видно, обращался к ним с речью. Когда колонна Мары приблизилась к едокам, некоторые из них отставили миски и поднялись на ноги. Остальные продолжали насыщаться, хотя и выглядели несколько обеспокоенными.

Мара оглянулась на Накойю, но старая женщина спала, обессиленная жарой и убаюканная покачиванием носилок. Когда паланкин коснулся земли и Мара показалась из-за занавесок, Кейок помог ей выйти. Люджан был уже тут как тут; он почтительно поклонился и доложил, не дожидаясь вопроса:

- Госпожа, это все люди достойные... во всяком случае, в той мере, в какой я могу судить о таких вещах. Все они с радостью поступили бы к тебе на службу.

- Солдаты?..

Сразу заинтересовавшись, Кейок выпустил руку Мары.

Бывший предводитель разбойников снял шлем; в его глубоко посаженных глазах сверкнули отблески света факелов:

- К сожалению, солдат мало, военачальник. Но остальные - оружейники, птицеловы, башмачники, колесных дел мастера и другие искусные ремесленники. И еще два землепашца.

К разговору присоединилась Мара:

- Прекрасно, землепашцы мне понадобятся. Ну а все-таки, сколько же солдат?

- Тридцать три.

Люджан шагнул в сторону с грацией, более подобающей танцору, чем воину. Он помог только что проснувшейся Накойе выбраться из паланкина, но его внимание было приковано только к госпоже.

Мара проделала в уме несложные вычисления:

- С таким пополнением гарнизон Акомы насчитывает более трех сотен. Наше положение уже не безнадежно. Оно всего лишь отчаянное.

- Нам нужно гораздо больше солдат, - резко заключила Накойя.