Шпионский берег (ЛП) - Герритсен Тесс - Страница 27

Мне неприятно думать о том, что бы она сказала, если бы узнала, что почти ничего из того, что я рассказала ей о себе, не было правдой.

В ванной, отделанной мрамором, я распаковываю свои туалетные принадлежности и раздеваюсь, чтобы принять душ. Я мельком вижу себя в зеркале, и меня беспокоит, какой усталой и вымотанной я выгляжу после перелета. Течение времени невозможно остановить, и я вижу это по углубляющимся морщинкам, по складке между бровями и седым прядям на висках. Когда мне было двадцать пять, я думала, что мне никогда не придется смотреть на эту версию своего лица. У меня были романтические представления о смерти в бою еще до того, как появятся морщины, но вот я здесь, выглядящая на все свои сорок два года. Иногда тяжелая жизнь не означает ранней смерти. Это означает только, что эти тяжелые годы в конечном итоге отразятся на твоем лице.

Может быть, сейчас самое подходящее время для перемен. Я могла бы уволиться из Агентства и вместо этого окунуться в мир Дэнни. Убийство Доку потрясло меня больше, чем я хочу признать, потому что я, вероятно, была последним человеком, с которым он разговаривал, и я думаю о том, что он умер в нескольких шагах от своего любимого ночного клуба. Возможно, я лишь косвенно участвую в этой войне, но я все еще остаюсь одним из ее участников.

— Мэгги? Ты здесь? — Это Дэнни.

Я не утруждаюсь даже обернуться полотенцем, и вместо этого совершенно голая выхожу из ванной. Смеясь, он радостно притягивает меня к себе, отрывая от пола. Прошло четыре месяца с тех пор, как мы в последний раз были в объятиях друг друга, но кажется, что времени не прошло вообще, так хорошо наши тела подходят друг другу, словно вновь соединившиеся кусочки головоломки. Мы никогда не обещали быть верными друг другу, но за все годы, прошедшие с тех пор, как мы встретились, меня никто другой не прельщал. После четырех месяцев голодания я готова проглотить его.

— Скучала по мне? — шепчет он.

— Ты даже не представляешь как.

— О, еще как представляю.

Он снимает с себя одежду, пока мы, целуясь, направляемся в спальню. Сквозь пелену вожделения я наблюдаю, как его рубашка падает на пол, вижу, как он сбрасывает брюки, когда мы, спотыкаясь, направляемся к кровати. В его волосах теперь появились седые пряди, но он все тот же Дэнни, которого я встретила в Бангкоке, тот же человек, который никогда не терял жажды жизни и любви ко мне. К тому времени, как мы падаем на его кровать, я уже настолько возбуждена, что первые же несколько его толчков сбрасывают меня с обрыва.

С криком я падаю обратно на землю. Чувствую, как замедляется биение моего сердца, как становится глубже мое дыхание. Милый Дэнни, как я скучала по тебе.

Сплетясь телами, мы наблюдаем, как растут тени, и прислушиваемся к отдаленному гулу вечернего уличного движения. Я подсчитываю, сколько дней и ночей мы проведем вместе, прежде чем мне придется вернуться в Стамбул, и моя радость тускнеет. Каждое воссоединение — это качели между восторгом и грустью, потому что они всегда временны. На этот раз печаль ощущается гораздо глубже. В этот раз мне не хочется уезжать.

— Вообще-то, сперва я планировал пригласить тебя на ужин, — говорит он. — а потом затащить в постель, обставив всё это самым романтичным образом. А потом появилась ты, неотразимо прекрасная, и разрушила все мои планы. Бесстыжая девка.

— Я не хотела быть предсказуемой.

— Ни за что на свете. — Пауза. Затем, мягче: — Я скучал по тебе, Мэгги. Когда это у нас наконец прекратится?

— Занятия любовью?

— Нет. Вся эта бессмыслица с "туда-сюда". Я здесь, ты в Стамбуле или где ты там работаешь в следующий раз. Почему быть с тобой всегда связано с поездкой через чертов Хитроу?

— Моя работа…

— В Лондоне есть работа.

— С большим количеством бюрократических проволочек для американцев.

— Это не будет проблемой, если мы поженимся.

Я замираю. Никогда раньше мы не поднимали тему брака. Последние шесть лет мы жонглировали своими жизнями, не думая ни о чем постоянном, не думая ни о чем, кроме нашего следующего отпуска, нашего следующего совместного приключения. — Дэнни Галлахер, ты делаешь мне предложение?

Он смеется. — В своей неподражаемо неуклюжей манере — да, я делаю тебе предложение. Я знаю, это не то, что ты хотела от меня услышать, но это то, что я должен был сказать.

— Почему?

— Потому что я ненавижу, когда ты уезжаешь. Ненавижу, когда по утрам просыпаюсь не рядом с тобой. И мне ненавистна сама мысль, что так будет всю оставшуюся жизнь.

Я так ошеломлена, что теряю дар речи. После мучительно долгого молчания он садится на край кровати, повернувшись ко мне спиной, как будто пытаясь защитить себя от всех причин, по которым я причиняла ему боль, причин, о которых я даже не подозревала. Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до него, и его мышцы напрягаются от моего прикосновения.

— Прости, — шепчу я. — Я не знала, что тебе было так тяжело.

— А тебе — нет? — Он смотрит на меня. — Тебя не беспокоит, что мы месяцами не видимся? Что у нас нет того, что есть у других пар? Совместный дом, настоящий дом с кошкой. Может быть, даже ребенок.

— О, Дэнни.

— Нет, все в порядке. Я знаю, тебе это не нужно.

— Я этого не говорила.

— Тебе и не нужно этого говорить. Я все понимаю. — Он поднимается на ноги и начинает одеваться. В сгущающемся мраке его белая рубашка развевается, как у призрака. — Ты любишь свою работу. Тебе нравится, когда у тебя нет якоря, который тянул бы тебя вниз. Но, Мэгги, мне нужен якорь. Я хочу связать с кем-нибудь свою жизнь, как это сделали мои мама и папа. Жаль, что ты не видела их вместе, потому что тогда ты поняла бы, о чем я говорю. Они никогда не были богаты, вечно в долгах, но они были друг у друга. — Он заканчивает застегивать рубашку и садится на кровать, сокрушенно опустив плечи. — Больше так не может продолжаться, Мэгги. Я этого просто не вынесу.

Внезапный звук смеха доносится с улицы, резкий и непристойный, в повисшей болезненной тишине.

- “ы уверен, что я та самая, Дэнни? — спрашиваю я.

— Да.

— Но ты едва меня знаешь. Мы видимся всего несколько раз в год.

— Так давай жить вместе, чтобы лучше узнать друг друга. Ты могла бы переехать сюда. Или я могу переехать в Стамбул.

— Ты бы бросил свою работу в Галене?

— Я могу быть врачом где угодно. Тела есть тела.

— Ты бы отказался от всего этого ради меня? Зарплаты, этой квартиры?

— Мэгги, раньше я жил в палатке, где лечил беженцев, и был совершенно счастлив. В любом случае, эта квартира не моя. Она принадлежит Галену. Я бы не стал грустить о ней, и уж точно не стал бы скучать по напыщенным придуркам, которые ожидают, что я буду подпрыгивать при каждом их шмыгании носом. Я буду счастлив уйти с работы, если это то, что мне нужно сделать, чтобы мы были вместе.

Я слышу горечь в его голосе. Он устал от своей работы, точно так же, как я устала от своей. Какая мы прекрасная пара, мы оба жаждем вырваться из коробок, в которые сами себя загнали. Я думаю о том, каково было бы поселиться в этой квартире в качестве его жены, отказаться от всех обманов, больших и малых, с которыми мне приходилось жить, и хоть раз стать именно той, за кого себя выдаю: женой Дэнни Галлахера. Я представляю, как брожу по Британскому музею сколько душе угодно или прогуливаюсь вдоль Темзы, не беспокоясь о том, что за мной кто-то следит.

Он вздыхает. — Это была дурацкая затея. Я не должен был навязывать тебе…

— Да, — говорю я.

Он поворачивается и пристально смотрит на меня. — Что?

— Я перееду в Лондон, и давай сделаем это. Давай поженимся.

Вот так просто все и было согласовано. Может показаться, что это было сделано под влиянием момента, но на самом деле это не так. Это кульминация многих событий. Убийство Доку. Проблеск моего собственного усталого лица в зеркале. Печальное признание того, что в грандиозном устройстве мира моя работа мало что меняет. Войны по-прежнему будут греметь, империи по-прежнему будут рушиться, и все крупицы информации, которые я собираю из своих источников, все те донесения, что я пишу, просто попадут в правительственную машину, которая пережевывает их и превращает в компост, как тело Доку. Но в отличие от фальшивой дружбы, которую меня учили развивать, Дэнни настоящий. Все, что у нас есть, — реально.