Грустное начало попаданства (СИ) - Леккор Михаил - Страница 7

Да не просто хозяин, сам Николай Иванович Ежов — нарком НКВД и генеральный комиссар госбезопасности. Человек, на чьей совести были сотни тысяч человек (по официальной точке зрения) или даже миллионов (неумные либералы). А еще, по сталинской версии, гомосексуалист и страшный вредитель Советской власти, которого, в конце концов, арестовали и расстреляли самого.

Век бы не подходил к нему, но он сам пришел, — подумал гражданин XXI века Сергей Романов и мягко улыбнулся.

Вроде бы кабинет был обустроен роскошно и в то же время нарочито казенно, словно подчеркивалось — здесь находится важный и очень ответственный посетитель, которому нет никакой значения до обстановки и который все это держит лишь по высокому чину и ответственной должности.

Видимо он видел уже много людей, приговоренных к смерти и знающих это, и такая реакция его даже несколько удивила.

— Великий князь Сергей Александрович Романов, не так ли? — спросил он на всякий случай для опознания и чтобы понять, в нормальном ли гость состоянии. Ибо видеть высокопоставленного в прошлом человека он бы еще хотел, но не сумасшедшего!

— Благодарю вас, он самый, — спокойно и с достоинством ответил Сергей, смотря на него с умеренным любопытством, когда человек показывает, что его собеседник интересен ему, но без крайности.

— Ага, — сделал вывод Николай Иванович, бросив на него пытливый взор. Одежда на нем, конечно, была обмятой и немного грязноватой. Сразу было видно, что он в ней не только ходил днем, но и спал ночью. С другой стороны, а что делать, если он был уже не первые сутки в тюрьме?

А вот то что он до сих пор спокоен и стоит с достоинством, Ежову понравилось. Он уже видел и другие противоположные варианты, когда солидные, считалось бы, люди, в возрасте и в чинах, при виде его падали на колени и были готовы признать, что угодно, лишь бы их пожалели и не расстреливали.

Смешные такие, будто он мог что-то сделать. То есть приказывать расстреливать больше и чаще он еще мог, а вот помиловать мог только Хозяин — И.В. Сталин. А он как раз этих людишек на Олимпе политической жизни страны очень не любил и страстно жаждал их погибели.

Даже этого человека он не мог, если бы и желал, помиловать. Даже втихомолку. Все равно свои же донесут, потому что знают — будь его воля, он бы сам всех расстрелял. А там, когда Хозяин узнает, будет еще по-разному — или пожурит спокойно или разгневает и… что там станет — понижение в должности? Арест или даже расстрел?

К счастью, он помиловать не желает. Слишком уж много в СССР осталось грязи. И если при ее уборке будет нечаянно расстрелян ряд честных или невиновных, что же он готов нести такую тяжесть на своих плечах. Зато к окончанию срока его деятельности в стране станет значительно чище.

Так вот это великий князь, который, оказывается, спокойно жил в Москве и даже в центре, в несколько километрах от Кремле, одуреть и не встать! А ведь согласно эмигрантской газетенке, очень даже близкий к императорскому престолу!

Узнав о нем, Николай Иванович приказал привезти его к себе и обязательно относительно целом виде отнюдь не из любопытства или даже либерального желания помиловать. Вот еще! Великие князья — это анахронизм прошлого. А в настоящей реальности их быть не должно, то есть единственный «безболезненный» вариант даже для него самого — расстрел! Всяко ведь лучше, чем медленно умирать на Воркуте. И все равно ведь умрет, но мучительно!

Все это так, но пока он станет еще одной пикантной новостью для Вождя. Ему будет интересно и даже смешно узнать, что в столице страны победившего социализма живет великий князь. А там по его желанию — или расстрелять, или оставить в Москве или в провинции. Или даже поставить его зав производством — пусть врастает в социализм.

А пока мы поговорим, и он узнает всякие о нем мелочи. Конечно, ему обязательно собрали справку — где жил до тюрьмы и в тюрьме, и кто его близкие родственники, но все же! И.В. Сталин не любит, когда его подручный делает свою работу плохо. Ведь если он сумеет подать это извести интересно и Вождь заинтересуется, то он обязательно задаст вопросы. И не дай бог ты скажешь «не знаю». Таких незнаек Хозяин немедля изгонял, а то расстреливал.

— Так, Вадим, наручники с нашего гостя снять и пусть принесут в кабинет чай на двоих со всем, что положено, — приказал им работнику НКВД, а Сергею уже более вежливо предложил: — Прошу!

Вышепереименованный Вадим, которого никто Сергею Романову не представил, моментально расстегнул наручники на руках и мягко подтолкнул зэка к столу. Это ведь нарком предложил, а огромному большинству советских граждан его просьба была показана как сущий приказ. И уж тем более работник НКВД и заключенный. Эти уже по служебной деятельности были обязаны подчиниться словам генерального комиссара, не обращая внимания, приказ это или просьба.

Гражданину России XXI века такая картина виделась сюрреалистической и дикой, а вот советскому зэку как раз была обычной, хотя и тоже немного диковатой. Обычный арестант в гостях у целого наркома НКВД! Вот это он попал перед расстрелом!

В раздрае, хотя и в бешеном веселье, он подошел к столу. Его, кажется, пригласили к чаю? Что же, напоследок хоть набузгаюсь!

Невзрачный человек в форме органов НКВД — то ли адъютант, то ли просто официант (в то время обязательно были и такие в силовых структурах) — суетился около стола, расставляя тарелки с хлебом и закуской, чашки, сахарницу, заварник с приятно пахнущим чаем и, конечно же, горячий чайник с кипятком.

Все разложив, на миг замер, еще раз посмотрев, все ли он принес. Видимо, с его точки зрения, все оказалось в полном комплекте. Человечек козырнул наркому и замер поодаль от стола — так, чтобы прислужить, если возникнет надобность и в тоже время не мешать наркому Николаю Ивановичу Ежову с его посетителем.

На Сергея он не обращал внимания. Не та должность и положение. Но и пустым местом не держал, старался и ему не мешать. Более того, попаданец был уверен, если бы он попросил что-нибудь, ложечку там, или из продуктов что, он бы отреагировал, поначалу, правда, обязательно попросив сигнала у Н.И. Ежова.

— Ну-с, попьем чаю! — довольно потер руки Николай Иванович. Сергей простодушно подумал, что они сами нальют себе чаю. Сначала, разумеется, хозяин, а уж потом, извините, и заключенный. Но нарком просто распорядился: — Костя, наливай!

И человек мгновенно расстарался. Также неслышно и незаметно двигаясь, он разлил первым наркому заварку и кипяток, положил сахару и замер. Нарком, не торопясь, сделал маленький глоток и кивнул. Чай его устроил. Только после этого он обслужил гостя. Костя, естественно, знал, кто пришел с хозяином, но никак — ни жестом, ни, тем более, словом — не прокомментировал. Слишком высокий, несмотря на простецкий внешний вид и манеры, оказывался зэк.

Сергей, между прочим, это тоже учитывал и руками на столе воли не давал. Это чаепитие, он четко понимал, решит, отправится ли он к костоломам, а потом на расстрел, или его пошлют в на вторую ходку в другую камеру, а там снова — неизменные допросы с физическим воздействием, то есть, проще говоря, мордобитием, а потом… расстрел?

И за что ему такая кара, прости господи? Тело-то реципиента еще пусть, не повезло ему родиться великим князем Романовым в эпоху СССР, так пускай мучается. Но сознание-то попаданца, его душа зачем должно страдать?

Эх, начальники!

Глава 4

Но пока был чай. Неплохая, наверное, по тем временам закуска — вареная колбаса приличного качества, в нем не было ни косточек, ни сухожилия, приличный дагестанский сыр изысканного вкуса, такого не продают в магазинах ни в ХХ веке, ни в XXI. Шоколад, животное (сливочное) масло и, безусловно, лимон, без которого редким было чаепитие у сталинской номенклатуры. Ну и несколько кусков московского батона. Кремлевской диеты еще ведь не существовало!

Богатый, в общем, стол даже по меркам XXI века, хоть и не столь разнообразный. Конечно, ему бы после тюремной чашки в сутки жирного бы борща или, хотя бы похлебки… Да уж что нашлось.