Я мыслю, значит, я существую (СИ) - Max Maximov - Страница 41

— Ничего не делать? Дождаться, пока Лампа сядет? — спросил Вася, — а сколько ждать? Десять минут? Полчаса? Сорок минут?

— Я стреляю, — сказал Фёдор.

Кошкин резко выставил оружие перед собой и выстрелил, но, одновременно с движением руки Фёдора, врач ушел по диагонали так, что Федя промахнулся. Пуля попала в стену и, срикошетив два раза, упала на пол. Фёдор, не мешкая, попытался обхватить противника по-борцовски за корпус, чтоб вышвырнуть в окно, но тот оказался слишком быстрым. Как только Федя вытянул вперед руки, делая ими загребающие движения, врач лбом ударил Кошкина в лоб. У полицейского моментально уехал пол из-под ног, а в глазах начали рябить мошки. Что происходило следующие несколько минут, Федя не осознавал, а происходило страшное…

Вася, капитан и Алёна, двигаясь по стеночке, пытались пробраться к выходу, но врач перегородил им путь.

— Ложитесь на кровати, — приказал он. Никто не спешил выполнять его команду.

В комнату зашли еще двое псевдо-людей. Оба мужчины. Они тут же легли на больничные койки.

— Вас привязывать? — спросил врач.

Капитан, стоящий сбоку от Ласкина и Алёны, повернулся к своим товарищам, потом снова посмотрел на врача и произнес:

— Нас? Привязывать?

— Нет, — ответил один из только что вошедших.

— Нет, — ответил второй.

— А… — Петрович завертел головой, — это он не нам.

— Что будем делать, — прошептал Вася. Его было прекрасно слышно из любого угла кабинета.

— Ложитесь, — сказал врач и указал рукой на капитана.

— Вы знаете, — начал Петрович, наигранно усмехнувшись, — мы, наверное, кабинетом ошиблись. Мы лучше пойдем.

Он сделал два шага от стены и когда оказался в метре от врача, тот схватил капитана за предплечье.

— Тихо! Тихо! Руку сломаешь! — капитан, извиваясь, вцепился второй рукой в кисть врача.

— Ложитесь, — произнесло существо.

— Ты Лампа? — спросил Ласкин.

— Ложитесь.

— Просто лечь и лежать?! — спросила Алёна.

— Ложитесь.

Капитан взвыл во весь голос, когда врач подтащил его к ближайшей кровати.

— Дай я лягу! — крикнул Сергей Петрович, — отпусти! Я лягу! Черт ты бешенный!

Раздались шаркающие шаги за дверью.

— Другие убегали, — врач монотонно произносил каждое слово, — отрезать ноги долго. Вас связать?

— Нет, — ответил Вася, — мы не будем убегать. Нас не надо связывать.

Когда в кабинет зашло еще одно существо в белом халате, все трое людей потеряли надежду на спасенье. Следом появился еще врач и еще…

Врачи всё прибывали и прибывали. Вот их столпилось уже человек двадцать. Все одинаковые на лицо. Существа разбрелись по кабинету и производили непонятные, необъяснимые для человеческого разума манипуляции. Это было даже не имитирование деятельности работников медицины, это был абсолютный бред: один врач принялся раздевать до гола женщину с приросшим к ней ребенком, но, из-за того, что руки у них были соединены, никак не мог снять с них вещи. Другой приложил к груди лежащего на кровати псевдо-мужчины какую-то палку со свисающими из нее трубками и застыл. Второго псевдо-пациента одни врачи пытались раздеть, но в этот же момент другие надевали ему одежду обратно. У некоторых докторов в руках были различные предметы — кружка, очки, вешалка, ботинок, моток скотча, клавиатура, удлинитель для розетки, женская сумка… Они пытались как-то приладить эти предметы к пациентам. В их действиях не было никакого смысла. Врач, который атаковал Кошкина, смешался с толпой точно таких же созданий, абсолютно идентичных и одетых в одно и то же.

Капитан тяжело дышал. Лежал на кровати и водил глазами, рассматривая эту ужасную сцену.

Двое врачей, до этого бездействовавших, подошли к Васе и Алёне, схватили их практически синхронно и потащили.

— Мы сами! — кричала девушка, но внимания на ее слова никто не обращал. Ласкин молчал. Он всячески поддавался своему мучителю, старался, чтоб не задели его больную руку. Когда все трое были на кроватях, в комнате уже не осталось свободного места. Всё оказалось забито людьми в белых халатах с алым оттенком из-за света из окон. Врачи мельтешили, как черви, суетились, создавая иллюзию какой-то дьявольской неразумной деятельности, не имеющей смысла и от того выглядящей еще ужаснее, уродливее. Безыдейная пытка для разума здорового человека творилась сейчас в кабинете. Это все было ни для чего, ни за чем, без причины. Ласкин, Алёна и капитан не видели друг друга. Они лишь слышали шорох от трения халатов. В помещении стало невыносимо душно и темно. Только потолок светился красным. По потолку бегали тени. Алёна ощущала, как её с головы до пят ощупывают руками. Когда она поняла, что её раздевают, девушка начала кричать. Её крик смешался с криком капитана и Васи. Вскоре раздался и голос очухавшегося Кошкина.

Алёну держали за руки, за ноги, за голову. Сначала с нее стянули кроссовки, потом джинсы, майку, трусы, лифчик. Абсолютно голая, лежа на этих алых простынях, обездвиженная множеством созданий из иного мира, она понимала, что вот-вот придет конец её жизни. Девушку трясло от страха. Колотило. Существа принялись приматывать Алёну веревками к кровати. Оборот за оборотом они прокидывали канат — над девушкой, под кроватью, снова над девушкой, снова под кроватью… Крик Ласкина, Феди и капитана не стихал. Голоса их смешались: “Что вы делаете! Они меня раздевают! Отпустите! На помощь! Федя! Капитан! Я тут! Алёна! Рука! Руку не трогайте! Больно!”

Наверху перед глазами семенили одинаковые безразличные лица, монотонно выполняющие работу. Алёна лежала примотанная, будто в коконе. Могла двигать только головой, кистями рук и стопами. Галдеж затих, когда они все четверо были привязаны. Тогда стал слышен звук работы ручной пилой. Кто-то что-то пилил.

— Федя! — раздался голос капитана.

— Я на кровати, ближе к окну! — ответил Кошкин.

— Что они делают?! — крикнул Ласкин.

— Я не знаю! — орал Кошкин.

Ручная пила продолжала звучать: щих, щих, щих…

— Вам видно что-нибудь?! — крикнула Алёна.

— Нет, — ответили все по очереди.

— Щих, щих, щих, щих… звук этот начал бить по ушам, по мозгу, по сознанию! Рисуя в воображении картину, на которой распиливают человека заживо.

Когда пила замолкла, что-то твердое упало на пол.

Шуршание халатов возобновилось, но лишь в одном месте — кто-то пробирался сквозь плотно стоящих врачей.

— Нет! что вы делаете! — кричал капитана.

Вновь зазвучала пила, а следом раздался ужасный вопль Сергея Петровича.

Щих, щих, щих, — Помогите! — Щих, щих, щих.

— А-а-а, — капитан вопил изо всех сил так, что невозможно было разобрать его слова.

— Что происходит?! — кричал Фёдор.

— Петрович! — Ласкин ёрзал, будто в этом был смысл. Даже освободись он сейчас, его тут же привяжут обратно.

— А-а-а, — захлебывающийся крик капитана не утихал, как и не утихал звук пилы, врезающийся всё глубже в…

Щих, щих, щих, щих.

Петрович вопил! Громко! С переходом на визг и местами на фальцет. А Кошкину, Алёне и Васе лишь оставалось безнадежно кричать о помощи. Все трое, вертя головами, пытались найти хоть щелочку сквозь тела врачей, но те стояли слишком плотно друг к другу. Кроме алых халатов и алого потолка ничего не было видно.

Когда пила остановилась, капитан все еще продолжал орать. Сейчас были слышны в основном матерные фразы. На пол снова что-то упало. Будто пустая кастрюля. А потом раздался треск, такой треск, который слышно, когда что-то рвется. Брань капитана оборвалась на полуслове.

— Капитан! — крикнул Федя, — что с вами?!

На потолке в дальнем от двери углу появилась тень — Лампа уходила за горизонт, пуская тьму себе на замену.

— Она садится! — крикнул Вася, глядя на тень, которую было лишь с его ракурса.

— Кто садится?! — спросил Фёдор.

— Лампа! Лампа сейчас сядет! — чуть ли не истерически кричал Ласкин, — Петрович! Скажи что-нибудь!

К Алёне протиснулся один из врачей. Халат его хоть и был алым, но пятна крови на нем было отчетливо видно. В руках у врача была пила-ножовка, тоже вымазанная в густой крови.