Последствия старых ошибок. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан - Страница 45

Экрист, судя по лицу, потерял дар божьей речи.

Мастер показал Неджелу ладонь, собранную в горсть и поднесенную к губам, и тот метнулся за водой.

Я кивнул сидевшему рядом бойцу, чтобы поторопил Гармана. Ребята быстренько организовали чай, принесли что-то из столовой.

Мастер, узрев бутербродное разнообразие, всплеснул руками и сделал такой откровенный жест сожаления, что нечего выпить. Своих сородичей и их выпивку он словно не замечал.

Дежурный тут же принес кувшин с самогоном. Этого добра, благодаря Келли, и у нас хватало.

Фляжки, стаканы и резные деревянные чаши тут же стали передавать по кругу: так было принято здесь в очень давние времена. Мастер улыбками и кивками усадил к костру даже моих дежурных.

Грантсы пили. Мастер шутил и балагурил. Дежурные как могли отказывались от самогона.

Ласко глотал спиртное не закусывая. Дедушка-старейшина дремал. Остальные как загипнотизированные подносили к губам чаши, стаканы или фляжки.

Не пил только Абио: он смотрел в огонь. И никто из сидящих рядом почему-то не осмеливался позвать его в этот мир и протянуть чашу.

Спустя сорок минут, мастер взял для верности сразу весь кувшин, там оставалось ещё больше половины, и подсел ко мне:

— Не знают, что делать, а? — спросил он, отхлебывая. — Пятьдесят лет учу, сто лет учу — ничего не понимают. Птицы бы уже города построили, мыши — горы срыли… — он сокрушенно покачал головой, отхлебнул из кувшина и протянул его мне.

— На-ка, попей?

Я глотнул осторожно. И замер: в кувшине была вода!

Видимо глаза у меня увеличились в размере.

— Понял? — спросил мастер, сощурившись.

Вода — символ женского начала…

— Дарайю позвать?

Мастер состроил уморительную гримасу: и смеясь надо мной, и удивляясь.

— А чего скажешь ей? — спросил он, жмурясь, как кот.

— Не знаю, — честно признался я.

— О! — обрадовался он. — И они, — взмах костылём в сторону Экриста со товарищи, — не знают. Меня ждали. А я не буду учить. Пойду я уже, — он похлопал меня по плечу. — Сам давай, расскажи. У тебя же готово? В кармане?

Я схватился за карман куртки, пытаясь сообразить, что у меня там.

Не надо совать в карман кинжал, пусть даже в ножнах. Оружие требует уважительного обращения.

Джоб ухитрился-таки наточить ритуальный грантский трехгранник, хоть это и казалось невозможным. Внешне наплавленный стальной горб на месте третьей грани почти не изменился, или полутьма не дала мне рассмотреть это?

Я провел ладонью, чтобы проверить.

Ощутил тепло и влагу, поднял окровавленную руку и несколько секунд все глядели только на меня. И только потом я ощутил режущую боль.

Обернулся.

От своей палатки в круг света шла Дарайя.

На её лице застыло плохо скрытое раздражение. В руках — перевязочный пакет. Она не хотела играть в нашем спектакле, но пришлось.

Дарайя взяла у мастера кувшин, обмыла мне руку, зажала порез пальцами, пробормотала что-то через полусжатые зубы. И быстро перевязала ладонь.

— Стыдно-то как, — выдохнул вдруг Экрист. — Лицо сохранить хотел. Чего ждал? Прости меня, девочка.

И тут плотину ожидания прорвало.

Все загомонили, мешая родовые диалекты со столичным. Министр протиснулся к Проводящей и поклонился, касаясь ладонями земли.

— Прости нас, — пробормотал кто-то сбоку, и я увидел пеструю куртку Ласко. — Прости меня, — поправился он, потому что в старых наречиях вообще не было формы «нас».

— Прости.

— Прости.

Я вертел головой по сторонам и не понимал ничего.

— А что случилось-то? — спросил, когда гомон стал смолкать. И взглянул вниз, на мастера.

Но никакого мастера рядом со мной уже не было.

Под утро самогон в моей палатке допивали: я, Экрист, Ласко, Абио и Рос. Все остальные спали вповалку у костра.

Я никогда раньше столько не пил, но голова, благодаря таблеткам, была ясной, лишь ноги и руки начинали временами погружаться в собственные сны и забывали откликаться на команды мозга.

Ласко, похоже, вообще был генетическим пьяницей, вроде генерала Мериса: чем больше он вливал в себя, тем трезвее и пронзительнее становились раскосые чёрные глаза.

Экрист ругался и закусывал, не позволяя себе свалиться раньше менее титулованных.

Абио не пил, и ему не предлагали. Он сидел, сжав зубы, и спирт вряд ли разговорил бы его.

Рос просто не пьянел, он так переживал потерю нечаянного своего ребёнка, что прихлебывал самогон, будто воду.

—…там же и вариантов не было, — рассказывал, гоняя ножом солёный грибок по пластиковой тарелке, начкомбез. — На всё про всё — секунды какие-то. Корабли вышли из зоны Метью, мы вам сообщили. Ну и… того, значит, вас. Она, скорее всего, знала. Иначе — чего бы ей на скале сидеть?

— А почему на скале? В палатке — нельзя было? — поинтересовался я, рассеянно глядя на грибные мучения.

— Сосредоточиться же надо. В транс войти. Задача не то, что трудная. Невыполнимая задача, так считалось.

— Я одного не понимаю… — замминистра передал мне фляжку, пришлось глотнуть. — Почему Проводящая никому не сказала? Ну, допустим, она не знала, КОГДА это произойдёт по времени. Да, точно не знала! В горы она бегала при каждом удобном случае, словно стояла там и караулила. Но версия же у неё была? И можно же было предупредить хотя бы меня? Хоть в какой-то форме!

— Не-е, — покачал головой Ласко и съел замученный гриб. — Паутина на то и паутина. Нереализованное вследствие предупреждения событие — гораздо опаснее в плане последствий, чем предотвращенное через жертву.

— Да и не знала она наверняка, — вмешался Экрист. — Исход зависел не от вас, а от дома Нарья. От тех событий, что нам, убогим, и не узнать. Ведь дернул же Агескела какой-то дрыгоногий бес? Осенило же нанести физический удар по Крайне? Кто завернул ему башку с переда на зад? Лайба да тонэ? Сакрома тэ… То есть… — он покосился на меня. — Не свернулся же «дорогой братец» в своей преисподней, дерьмом обожравшись? Агескел — опытный игрок. Ну не мог он так бездарно… — министр зашевелил пальцами, подбирая понятные нам с Росом слова. — Не мог не знать, какой последует откат, если он не просто дёрнет не за ту нитку, а лупанёт по центру батута кулаком. Последствия же могли быть вообще необратимыми. Он перечеркнул всё, что обустраивал сотню с лишним лет. Паутина может вообще вышвырнуть его теперь вместе с оборванными связями. И будет он никто, и назовут его — никак. Я не пойму, свихнулся он, что ли, на своей Тэрре?

— Докладывали мне — болен, — усмехнулся Ласко. — И что видел он Белого человека в припадке. Вот крыша у него и поехала.

— А девочка стояла и ждала, — тихо сказал Абио. — А я — тупая тёмная… скайя на тэ дамтэ.

— Да, — согласился Экрист. — Мироздание провисло, а она почувствовала. Уж чего эйниты умеют — так это ждать и слушать. А ты понял, капитан, что она вас, дураков, охраняла? Вставала над лагерем, чтобы точка локализации её жизненной энергии была выше ваших. Это чтобы напавший на вас, вошел сначала в энергетическое противостояние с ней. Учат, конечно, что не по силам такое одному человеку. Ну, так любая наука устаревает. А может, мы и не поняли ничего за столько лет. Мастер-то посмеялся над нами. Такие, значит, хреновые мы у него ученики. Учились чегой-то, учились…

— Она же пыталась погибнуть вместо нас! — дошло до меня.

Рос молчал, уткнувшись глазами в стакан.

— Не, — перебил Ласко, назидательно задрав мизинец. — Она ДОЛЖНА была погибнуть! Обязательно! Жертва в таком деле, так или иначе, должна иметь место быть. Но твой пилот успел, понимаешь, набезобразничать. Однако он же её и спас этим. Тут — или так, или этак. Или её засыпало бы тем, что осталось от кораблей, или разорвались бы связи. Третьего нет. Ханер камат.

Я взглянул на усовершенствованный Джобом кинжал, лежащий на земле в гордом одиночестве. Как он его исхитрился так наточить, что вроде и не заметно?

— Правы эйниты, — выдохнул Абио. — Только женщина может совместить в себе и своё, и наше. И направить. И остановить в себе. Взять силу обоих маятников. За то мы и не любим их, женщин.