– Отец! Послушай нас! – взмолились монахи. – Ты же знаешь, что все злые духи-оборотни обладают волшебной силой. Так и этот. Он безусловно умеет летать на облаках и туманах, наверняка знает все ходы и выходы в подземном царстве! Древние люди недаром сложили замечательную поговорку: «Не верь чересчур большой честности, остерегайся также бесчеловечности!». Не сердись, отец наш, и позволь нам сказать тебе все, что мы думаем. Если тебе удастся поймать злого оборотня и уничтожить его с корнем, воистину это будет счастьем трех жизней наших[20] ; ну, а если тебе не удастся, тогда ты навлечешь на нас множество бед.

– Что это значит: «множество бед»? – спросил Сунь У-кун, задетый за живое.

– Скажем тебе прямо, ничего не скрывая, – ответили монахи. – Нас собралось здесь в этом глухом монастыре сто десять душ. Все мы с малых лет покинули мир сует. Вот послушай, как мы живем:

Лишь волосы большие отрастут,

Мы тут же их сбриваем острой бритвой.

Заплаты нашиваем там и тут

На рубище с усердною молитвой.

Чуть утро, окружаем водоем

И умываемся струей студеной,

И, пальцы с пальцами сложив, поклоны

Смиренные пред Буддою кладем.

Приходит ночь – и тихий фимиам

Мы возжигаем пред его жилищем.

Дадао – «Путь великий» – близок нам[21] .

Зубами щелкаем, чтоб вознести

Сердца и помыслы к святому Будде,

«Амитофо» мы на ночь не забудем

С благоговением произнести.

И голову подняв, мы видим Будд,

Святых отцов, подвижников блаженных,

Сияющих на лотосах священных,

Которые на небесах цветут,

Мы много праведников различаем

Всех девяти высоких ступеней[22] ,

Душою разгораясь все сильней.

Три звездных колесницы мы встречаем:

На них и бодисатвы и архаты,

И посреди миров рождаясь вновь,

Там Будды милосердного любовь

Плывет – спасения челнок крылатый!

Хотим тогда войти в Покоя сад

И Сакья-муни там узреть воочью.

Потом к земле мы опускаем взгляд

И проникаем к сердца средоточью.

Стараемся вселенную спасти,

Пять заповедей строго соблюдая,

Чтоб, наши заблужденья постигая,

От сущности всю бренность отмести…

Когда приходят данапати к нам,

Мы рады приношеньям и дарам.

Тогда –

Мы, старые

И малые,

И мальчики

И взрослые,

Жирные,

Поджарые,

Низкие

И рослые,

Мы все, отрекшиеся от сует,

В медь гонга бьем,

В бок деревянной рыбы,

Чтоб все пришедшие внимать могли бы

Словам из глав «Ученья Будды цвет»

И к чтенью глав мы добавляем кстати

Письмо, которое, с тоской в груди,

Прислал под старость лянский царь У-ди.

А если не приходят данапати,

Тогда – Мы, прежние

И новые,

Веселые,

Суровые,

Крестьяне

Прямо с пашни

И богачи

Вчерашние,

Мы закрываем при луне врата,

Проверим все засовы и запоры,

Нас птиц ночных не потревожат споры,

Их крики, их возня и суета.

Садимся мы на коврики свои

И, погружаясь в самоотрешенье,

Душой уходим в древнее ученье

Терпения, страданья и любви.

Вот почему не можем укрощать

Мы оборотней хищных и драконов,

Не изучаем демонских законов,

Как духов злых заклятием встречать.

Врага раздразнишь ты, и алчный демон

Сто десять душ сожрет в один присест,

И жизни колесо от этих мест

Назад покатится.

И будет, дьявол, тем он

Обрадован, что рухнет монастырь,

Что от него останется пустырь…

И вечной славы нас лишишь тогда ты

В грядущем царстве Будды Татагаты,

Все горести, которые нас ждут,

Когда рассержен будет враг проклятый,

Почтительно мы изложили тут.

Слушая речи монахов, Сунь У-кун все больше распалялся от гнева, поднимавшегося в сердце и доходившего до печени. Неукротимая злоба бушевала в нем.

– Ну и дураки же вы! – громко крикнул он. – Вы знаете лишь одно: каков злой дух-оборотень, а на что способен я, старый Сунь У-кун, вы и представления не имеете!

Монахи сконфуженно признались:

– По правде говоря, действительно не знаем.

– Тогда послушайте, сейчас я вам расскажу о себе, – с гордостью произнес Сунь У-кун.

Как-то раз я поднялся

На гору Плодов и цветов,

И мятежные мне подчинились

Драконы и тигры,

И в небесных чертогах

Затеял я буйные игры,

Напугав и священных архатов

И древних отцов.

Но лишь только мучительный голод

Проснулся в груди,

В тайнике Лао-цзюня

Две-три я похитил пилюли,

А замучила жажда,

Я выпил, лишь стражи заснули,

Чарок семь со стола

Императора неба Юй-ди.

Тут бессмертным сияньем

Глаза у меня засверкали,

И не черным, не белым огнем,

А огнем золотым.

Небеса омрачились тогда

Облаками печали,

И луна потускнела,

Закутавшись в траурный дым.

В золотых украшеньях, –

Не посох я выбрал, а чудо! –

Мне как раз по руке,

Не страшна с ним любая беда!

Я похитил его,

Ускользнув невидимкой оттуда,

Той же самой дорогой,

Какою проник я туда.

Так меня ль испугать

Кровожадностью демона злого?

Что мне оборотни!

Что мне происки дьявольских сил!

Что мне черти большие и малые!

Беса любого,

Ухватив, разорву пополам,

Сколько б он ни просил!

Задрожит и по норам попрячется

Свора их злая,

Не спасут их

Ни ноги, ни крылья, когда налечу.

Изрублю я коварных,

Сожгу непокорных дотла я,

Как зерно, истолку

И, как легкую пыль, размельчу.

Восьмерых я бессмертных

Могуществом превосхожу[23] ,

Тех, что ездили за море.

Бросьте сомненья и страхи!

Я поймаю вам оборотня

И его покажу,

Чтоб вы знали меня,

Мудреца Сунь У-куна, монахи!

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Путешествие на Запад. ТОМ IV - Чэн-энь (Чэнъэнь) У - Страница 39