Путешествие на Запад. ТОМ II - Чэн-энь (Чэнъэнь) У - Страница 69

Оглядевшись вокруг, Сунь У-кун вдруг увидел стоявшую перед входом в жилые помещения статую льва. Взмахнув посохом, он с силой опустил его на статую: раздался страшный грохот, и каменный лев разлетелся на мелкие кусочки. Настоятель, видевший это из окна, от страха залез под кровать. Служитель же спрятался в котел, не переставая бормотать:

– Почтенный отец! Ну и тяжел этот посох! Нам не вынести его удара. Помилуй! Помилуй!

– Не бойтесь, монахи! – сказал тогда Сунь У-кун. – Я не буду вас бить. Скажите мне, сколько живет здесь всего монахов?

– Пятьсот человек, – отвечал дрожащим голосом настоятель, – а помещений всего двести восемьдесят пять.

– Ну, так вот, – продолжал Сунь У-кун. – Сейчас же соберите их всех: пусть приведут себя в порядок, наденут парадное платье и выйдут встретить моего учителя – Танского монаха. Если исполните мой приказ, я не стану вас бить.

– Отец наш, – отвечал настоятель. – Тогда мы не только выйдем ему навстречу, но и внесем его сюда на руках.

– Ну, поворачивайтесь живо! – торопил Сунь У-кун.

– Вот что, – сказал тогда настоятель слуге, – если даже у тебя от страха лопнет печень и разорвется сердце, все равно тебе придется пойти собрать всех монахов и подготовить их к встрече почтенного гостя.

Служителю ничего не оставалось делать, как пойти с риском для жизни созывать монахов. Однако он все же не осмелился выйти прямо в дверь, а выбрался через дыру, в которую лазили собаки. Очутившись перед главным храмом, он начал неистово бить в барабан и ударять в колокол. Монахи всполошились и прибежали к главному храму.

– Что случилось? Почему бьют в барабан? – слышались тревожные голоса. – Ведь еще рано!

– Немедленно переодевайтесь! – сказал слуга. – Выстраивайтесь в ряд и во главе с нашим настоятелем пойдете приветствовать прибывшего сюда почтенного отца – Танского монаха.

Монахи тотчас же привели себя в порядок, выстроились в ряд и приготовились к встрече почетного гостя. Одни из них накинули на себя ризы, другие – надели монашеские балахоны, тот, кто не имел и этого, надел простой халат. Самые бедные, у кого не было даже халатов, заменили их двумя куртками, подогнанными друг к другу.

– Ну и нарядились же вы?! – оглядев их, удивленно сказал Сунь У-кун.

– Почтенный отец! Пожалуйста, не бей нас! Дай слово молвить, – взмолились монахи, увидев свирепую обезьяну. – Эту ткань мы получили в качестве подаяния в городе, но так как у нас здесь нет портных, то пришлось нам самим смастерить себе нечто вроде одеяния.

Сунь У-кун лишь ухмыльнулся. Вместе с ним монахи вышли за ворота монастыря и опустились на колени. Настоятель, земно кланяясь Танскому монаху, громко произнес:

– Почтенный отец! Милости просим войти в наше скромное жилище.

– Ну, учитель, – сказал тут наблюдавший всю эту сцену Чжу Ба-цзе, – ничего вы не умеете делать. Вернулись вы оттуда со слезами и даже слюни распустили. Какой же это тайной обладает наш брат, что заставил встречать нас с поклонами?

– Ты, Дурень, – сказал на это Трипитака, – существо невежественное. Ведь недаром говорят, что черт, и тот боится злого человека.

Видя, что монахи стоят перед ним на коленях и отбивают земные поклоны, Трипитака почувствовал себя очень неловко и, поспешно подойдя к ним, сказал:

– Прошу вас, встаньте!

– Мы готовы стоять перед вами на коленях целый месяц, – отвечали монахи, – только заступитесь за нас, скажите вашему ученику, чтобы он оставил в покое свой посох.

– Смотри, не трогай их! – приказал Трипитака Сунь-У-куну.

– А я и не трогал, – отвечал Сунь У-кун. – Иначе от них ничего бы не осталось.

Лишь после этого монахи осмелились подняться с колен.

Одни из них взяли под уздцы коня и повели его во двор, другие – подхватили вещи, третьи – понесли самого Танского монаха. Некоторые несли Чжу Ба-цзе и Ша-сэна. Вся эта процессия двинулась в монастырские ворота. Войдя во внутренние кельи, они расселись по старшинству, и монахи снова стали воздавать почести Трипитаке.

– Почтенный отец, прошу вас встать и больше не кланяться мне, – сказал Трипитака. – Вы просто убиваете этим меня, скромного монаха. Ведь мы все с вами братья по вере.

– Вы, почтенный отец, являетесь посланцем великой страны, – отвечал на это настоятель, – и наша вина в том, что мы вовремя не вышли встретить вас. Мы, жители горного захолустья, своими темными глазами не смогли распознать в вас высокого гостя и воздать вам надлежащие почести. Разрешите спросить вас, почтенный отец, какую вы вкушаете в пути пищу, – постную или скоромную, и чем бы мы могли угостить вас.

– Пищу мы едим только постную, – отвечал Трипитака.

– А ученики ваши, конечно, предпочитают скоромную? – продолжал настоятель.

– Нет, мы с малых лет едим постную пищу, – сказал Сунь У-кун.

– Бог ты мой! – воскликнул настоятель. – Человек с такой свирепой физиономией тоже питается постной пищей!

Тут один из монахов, который был посмелее, подошел и спросил:

– Сколько же вам, господин, надо сварить пшена, чтобы вы насытились?

– Эй ты, бестолочь! – вступил тут в разговор Чжу Ба-цзе. – Что ты все лезешь с вопросами? Накрывай на стол, чтобы было не меньше одного даня на человека.

Эти слова привели монахов в полное замешательство. Они тут же бросились чистить котлы и разводить огонь. Во всех кельях начали расставлять еду и закуски, зажигали фонари, готовясь чествовать Танского монаха.

Когда трапеза была закончена и монахи убрали со стола посуду, Трипитака поблагодарил настоятеля.

– Мы доставили вашему монастырю много хлопот, – сказал он.

– Что вы, что вы, – возразил настоятель. – Уж вы извините нас за скромное угощение.

– Можно мне с моими учениками расположиться здесь на ночь? – спросил Трипитака.

– Не спешите, учитель, – отвечал настоятель. – Мы найдем для вас место поудобнее. Эй, служитель! – позвал он. – Сколько у нас там народу?

Служитель тотчас же отозвался.

– Пошлите двух человек, пусть дадут корму коню, – приказал настоятель. – Да распорядитесь убрать три комнаты, предназначенные для созерцания[31] . Велите приготовить гостям постели. Только поскорее, учитель хочет отдыхать.