Спасти «Скифа» (СИ) - Кокотюха Андрей Анатольевич - Страница 25

– Психолог… твою мать…

– Есть маленько, командир. Только маму свою я в глаза не видел. Это так, для справки, так что можешь словами не кидаться. Смотри, – Чубаров заерзал в темноте, усаживаясь поудобнее. – Допустим, замели наших, даже двоих, и сейчас люто мытарят. Для них это плохо… Или для него, если живым взяли кого-то одного. Чем это плохо для нас с тобой, начальник?

– То есть? – не понял Сотник.

– Ну что наши Виля с Пашей знают такого, что может угрожать нам с тобой и, главное, этому вот нашему боевому заданию? Как и кого они могут сдать и как это поможет фрицам словить нас с тобой?

Соображал Сотник быстро и уже понял, куда клонит Максим.

– Состав группы. Наши фамилии и звания. Воинскую часть… Только это немцам никак не поможет, верно?

– Сечешь, командир. Если мы до утра просидим, как мыши, нас по такой информации никто не найдет. А солнышко встанет часа через четыре. За это время надо крепче схорониться. И с этого места дергать.

– На машине?

– Ногами. Колеса тут оставим. Если прикинуть, что хлопцы долго не протянут, но часов несколько продержатся, значит, это место могут указать. Потому кидаем здесь машину, рацию, берем только стволы, гранаты, деньги, какие там есть – тихаримся налегке. И получается у нас, Миша, такая картина: немцы могут и знать, кого искать, а вот где мы засели – хрена с два дотумкают. Сдавая нас и это место, – Чубаров похлопал ладонью по земле, – наши ничем не рискуют.

– Если можно так сказать про тех, кого рвут на куски в плену, – оговорился Сотник.

– Правильно. А мы с тобой до утра тоже ничем не рискуем. Как солнышко взойдет, станет хуже: допустим, мы с тобой в этой форме по городу пойдем до первого патруля. Ни ты, ни я с немчурой не договоримся. Только четыре часа на войне, командир, это много.

– Согласен. Есть идеи?

– Погоди, – Чубаров рассуждал обстоятельно. – Что еще могут сказать наши? За каким чертом мы сюда приперлись? Пускай. Только ведь немцы и сами, как ты нам намедни говорил, этого Скифа ищут. Получается, можем мы пока одинаково. У нас даже фора есть – четыре часа.

– Уже три с половиной, – поправил Сотник, поднеся близко к глазам немецкий ручной хронометр со светящимся циферблатом.

– Ладно, – отмахнулся Чубаров. – Я веду вот к чему, командир: у блатных, когда кто-то в такую оказию попадает, всегда первым делом прикидывают, какие шансы есть мусорам не попасться. Даже если тебя в уголовке уже чистосердечно сдали – так со всеми ли потрохами, а? Всегда ведь лазейка есть, про которую мало, кто знает.

– Какие предложения?

– Скифа искать. Не назад же вертаться – теперь город закрыли наглухо, зуб даю, командир.

– Продолжаем выполнять задание, – согласился Михаил.

– Не, ты не понял – мы пока просто Скифа вычисляем. Раз он, кем бы ни был, сидит где-то тут уже, считай, больше двух суток, да еще с пленным фрицем, значит, фартовый. И нору себе фартовую присмотрел. Вот где нас точно не найдут. Передохнем – а там и про задание твое поговорим.

– Наше задание, Соловей. Наше боевое задание.

– Живыми остаться – вот какое у нас с тобой, начальник, на ближайшие три с половиной часа боевое задание. А теперь, – он развел в темноте руками, – ты думай, у тебя звание выше.

Сотник вынужден был признать житейскую правоту ранее судимого Максима Чубарова: тот в сложившейся ситуации действительно больше прокачивал варианты спасения собственной жизни. Возможность при этом еще и продолжать выполнять задание командования волновала его меньше всего. Правота Соловья была в том, что выполнить задание можно только в том случае, если удастся уцелеть и хотя бы на полшага переиграть немцев.

Поэтому, переступив через муки совести, Михаил заставил себя не думать сейчас о том, живы ли их товарищи и если живы, то где они сейчас, что с ними делают и готовы ли они умереть героями.

– Хорошо, – проговорил он после паузы. – Снимаемся отсюда.

– Куда?

– Тоже верно. Давай думать, – Сотник прикрыл глаза. – На той явке кого ждали? Нас или любого, кто придет? – и, не дождавшись ответа, даже подозревая, что у Чубарова его так быстро может не быть, уверенно сказал: – Нас там ждали, нас. Эту явку специально для Скифа заготовили, на пожарный случай. Посадили там человека, он своего часа ждал, чтобы, когда этот самый час придет, направить Скифа дальше. По цепочке. А нас – за ним. Ведь шли мы туда с точным паролем, Соловей, вот так. Вот так… – повторил он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И вдруг ясно понял, что нужно делать. Решение пришло само собой – единственно верное, потому как не было у разведчиков с самого начала другой возможности пройти по следу Скифа. А ведь если…

– А ведь если след есть, он хоть как остался, – Михаил не заметил, как начал излагать ход своих мыслей вслух. – Верно ведь, а, Соловей?

– Пока не понятно, к чему ты клонишь, командир.

– Кто бы явку не сдал, не мог он знать, где Скиф. А раз не мог, то свою задачу он выполнил. Гости, то есть – мы, пришли. Значит, явка уже один раз провалилась, свою функцию выполнила. Засаду там держать уже не станут, ведь не дураки же мы – второй раз туда нос совать.

– Бомба два раза в одну воронку не падает, – согласился Чубаров, – это проверенная фронтовая мудрость.

– Я про то и говорю! – Сотник открыл глаза, поднялся на ноги, и Максим машинально последовал его примеру. – Я про это и толкую, Соловей! Проваленная явка, где нас уже не ждут, – самое безопасное для нас место. Или нет?

– Или да, командир. А если там еще и стукачок обретается… – Чубаров щелкнул предохранителем пистолета. – Очень хочется с ним по душам поговорить, Миша. Мы с ним не то, что по душам, – мы с ним хором песню споем. Знаешь, как Петя Алейников в «Трактористах»? – не сдержавшись, Чубаров вполголоса изобразил знаменитую, любимую всеми зрителями страны сцену: – «Здравствуй, милая моя, я табе дождалси! Ты пришла, мине нашла – а я растерялси!»

– Ладно, не резвись, – Сотник легонько хлопнул товарища по плечу. – Двинем, время, и правда, дорого.

Ушли налегке: по две гранаты в карманах, пистолеты да «шмайсер» у Сотника на плече.

Пока добрались обратно к дому, в котором расположилась явочная квартира, несколько раз прятались во дворах и парадных с разбитыми дверьми от патрулей, но все обошлось: добрались до места примерно за час, никем не замеченные. По пути договорились действовать сразу, не думать долго: другого пути все равно нет, потому один страхует снаружи, а другой заходит в квартиру. Если они ошиблись и засаду там оставили – значит, судьба такая, примут бой, и сказке конец.

3

Идти первым вызвался Чубаров – все-таки он младший по званию.

Аргумент сомнительный, но на споры времени не оставалось. Какая разница, кто первый, а кто последний, если там, внутри, взвод гестаповцев. Легко взбежав по лестнице, Соловей постучал сразу, не давая себе даже секунды на раздумья и колебания, махом отметая все сомнения. За дверью зашевелились. Максим приготовил «вальтер», другой рукой сжал в кармане ребристый бок гранаты, отступил шаг назад – помирать, так с музыкой.

– Кто? – спросили изнутри тихо и осторожно.

– Портного надо, – ровным голосом ответил Чубаров. Услышал, как медленно отдаляются шаги от двери, в глубь квартиры, подошел, уже не кроясь, потянул за металлическую ручку – заперто наглухо. Раз не спешит открывать, значит, не ждал никого больше, испугался.

Не раз и не два за свою короткую, но бурную жизнь попадал вор-домушник по кличке Соловей в подобную ситуацию. Выход один: делать ноги. Если у двери стоят, налаживаться в окно. А окно как раз по улицу выходит, это они с Михаилом уже просчитать успели.

Оставалось надеяться, что Сотник допускает такую возможность, и тот, кто продал их группу, далеко не уйдет – не успеет, сволочь.

Крутнувшись на каблуках, прыгая в темноте через две ступени и чудом не загремев вниз по лестнице, Чубаров пулей вылетел на улицу, в темноту ночи, и вовремя – у стены, рискуя попасться патрулям, качались по тротуару и громко сопели две человеческие фигуры.