Спасти «Скифа» (СИ) - Кокотюха Андрей Анатольевич - Страница 20

Он спокойно взял фонарик. Хойке, стоявший между ним и окном, ведущим на улицу, сделал шаг в сторону, пропуская его.

Волков подошел, еще раз оглядел присутствующих, показал пальцем на лампочку. По молчаливому приказу одного из гестаповцев Яровой подошел к выключателю на стене, повернул его. Теперь комнату снова освещал только слабенький огонек его керосиновой лампы.

Взявшись за край темной занавески, сделанной из цельного куска замшевого довоенного покрывала, Волков отодвинул ее. За окном было так же темно, он не видел, не мог увидеть со своего места ни Павла Гайдука, ни других, но оборачиваться, чтобы еще раз посмотреть в лицо Хойке, ему тоже не хотелось.

Сжав фонарик в руке до боли в ладони, Вилен Волков нажал кнопку на корпусе, выпуская на свободу лучик света.

Резко замахнувшись, ударил фонариком по стеклу, отчаянным движением запрыгнул на подоконник.

Стекло разлетелось, нарушая своим звоном ночную тишину затаившегося города.

Волков не успел ничего крикнуть: захлебнулся, когда длинная автоматная очередь насквозь прошила его тело, а следом за ней последовали другие пули, но они впивались уже в мертвую плоть. Неловко повернувшись по инерции, тело какое-то мгновенье оставалось на подоконнике, а потом вывалилось из окна второго этажа на тротуар.

Готовя засаду, начальник гестапо приказал блокировать улицу, но не весь квартал.

Когда зазвенело стекло, загремели выстрелы и Волков полетел вниз, Гайдук бросился не в проходняк за своей спиной, а через улицу, в противоположном направлении от того места, где притаились, собираясь обеспечить прикрытие, Сотник с Чубаровым.

С обеих сторон сразу же появились солдаты, Павел выстрелил в их сторону, не целясь, по крикам боли понимая – попал, и сразу рванул за ближайший угол, обнаруживая себя и уводя за собой тех, кто может представлять угрозу для оставшихся двоих. Павел очень надеялся, что у Сотника хватит ума и смекалки не кидаться на выручку, не принимать бой, верно оценить ситуацию и уходить как можно дальше, пока он ведет здесь свою персональную маленькую войну.

Не видя, куда палит, даже не стараясь прицелиться, Гайдук бежал, не разбирая дороги, лишая тем самым себя малейшей надежды на спасение. Сдаваться живым тоже не входило в его планы, но сложилось иначе: несколько теней вдруг выбежало наперерез, пуля просвистела у самого уха, он рванул к стене, потерял равновесие, повернулся в падении на спину, встретил пуляй одного врага почти в упор, потом что-то большое навалилось сверху, и от жестокого удара по голове Павел потерял сознание.

9

Вынув из папки лист бумаги, который он расчертил всего полдня назад, сводя для себя в единое целое доклад начальника гестапо, Кнут Брюгген положил его перед собой, закурил и взял со стола остро заточенный карандаш.

Имея опыт выявления подпольных групп и зная об особенностях организации сопротивления в Восточной Европе, на землях Украины и Белоруссии, он не слишком удивился услышанному. Даже с терпеливостью школьного учителя объяснил прямолинейному Хойке, что же произошло на самом деле и почему, заставив под пытками говорить тяжело раненного русского радиста, начальник гестапо все равно не взял след Скифа и похищенного им Дитриха Крюгера.

Слово «радист» Брюгген написал в верхнем углу листа, обвел неровным кружком и заштриховал. Тяжело раненного пленника в гестапо пытали так рьяно, что превратили его тело в одну острую болевую точку. Героем в подвале гестапо оставаться трудно, особенно если твой героизм никому не нужен, потому радист держался не слишком долго. Однако Брюгген уже понял: все свои расчеты организаторы работы в немецком тылу, кем бы они ни были и какую бы должность ни занимали, как раз и строили на том, что героев среди живых людей на самом деле очень мало. Рано или поздно человек, попавший в гестапо, либо умирает в страшных муках – чаще всего сдает не выдержавшее шока сердце, либо начинает говорить, чтобы хоть на некоторое время облегчить свою участь. Значит, нужно страховаться. Есть только один способ – никто из рядовых исполнителей не должен знать всего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Радист назвал только явку сапожника Якова Ярового. Этим адресом и паролем он и Скиф должны были воспользоваться в самом крайнем случае. Больше радист ничего не знал, кроме того, что для Скифа это единственный человек, который поможет скрыться в Харькове и, возможно, организует переход к партизанам.

От кружочка, которым было обведено слово «радист», Кнут протянул стрелку к квадрату, нарисованному вокруг слова «явка». Квадрат заштрихован не был, но внутри Брюгген вывел большой жирный знак вопроса. Потому что от Ярового след, как оказалось, не вел никуда. Сапожник заговорил после первого же удара по зубам, стал уверять Хойке, что его заставили, что он глубоко в душе ненавидит советскую власть и что он человек маленький. Его задача – тихо и покорно работать в ожидании, пока не придут и не назовут пароль. Того, кто пароль назовет, он должен был направить по другому адресу с новым паролем, и этим его задача ограничивалась. Если даже опытный по части допросов с применением всех степеней устрашения гауптшурмфюрер Хойке поверил Яровому, у Брюггена тем более не было оснований считать, что беспалый сапожник врет или же ведет какую-то хитрую игру.

В разные направления от квадрата вели несколько стрелок, и каждая упиралась в кружок с очередным вопросительным знаком внутри. Яровому показали фотографию Скифа, он охотно подтвердил: да, этот человек был у него поздно вечером пятого июля и назвал пароль. После чего, получив очередную связь, исчез.

Место, куда Яровой направил Скифа, оказалось старым развороченным бомбами домом неподалеку от Холодной Горы. Автомобиль, на котором уехал Скиф и в котором, судя по всему, находился Крюгер, гестаповцы нашли там же, что подтвердило как правдивость признаний перепуганного Ярового, так и предположения Кнута: ни беспалый сапожник, ни Скиф никак не были связаны с подпольем и партизанами напрямую.

Скорее всего, предположил Брюгген, подполье и Скиф действовали независимо друг от друга, чтобы в случае чего провал одного не повлек за собой по принципу домино разоблачения всей сети. Агентурной разведкой, в ведомство которой входила деятельность Скифа, и деятельностью партизан занимались разные управления, которые в нужный момент могли объединить усилия.

Это могло означать следующее: командование Скифа, понимая, что агенту придется уходить на нелегальное положение, знало, что он воспользуется явкой Ярового – другой связи ему просто не дали. От Ярового он узнает про те самые развалины. Одновременно подполье получает от своего руководства приказ обеспечить встречу Скифа в известном месте и в известное время.

Кружок с вписанным внутрь словом «диверсанты» нарисовался на схеме, когда Хойке доложил, что предположения подтвердились и гости, появление которых предвидел Брюгген, уже в городе. Кнут соединил его стрелкой с квадратиком – другого пути, кроме как на явку Ярового, у диверсантов наверняка не будет. За время, прошедшее с момента похищения Крюгера, эфир усиленно контролировался, и ни один радиоприемник в черте города не заработал. Ну а появление группы разведчиков означает только одно: Скифа к партизанам не переправили, это должна обеспечить прибывшая команда.

Штурмбаннфюрер Брюгген видел только два пути: поставить засаду у развалин на Холодной Горе и блокировать явку Ярового. Больше следов не было, и даже если Скифа в результате все равно найти не удастся, захват и ликвидация русских диверсантов – само по себе успешная операция. Брюгген видел сводки с фронта, связывался с руководством, и теперь представлял себе полную картину развития событий.

Если Скифу не удастся доставить захваченного начальника агентурного отдела Генштаба через линию фронта, либо хотя бы передать полученную от него информацию своим в течение ближайших двух суток, эта информация уже не будет иметь для противника сколько-нибудь важного значения – ход операции «Цитадель», начатой фюрером, уже никто не сможет остановить, и вражеские войска будут отброшены на Восток еще более сильным ударом, чем он получили этой весной.