Злым ветром - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 4

Она уже готова броситься мне на шею или что-то в этом роде. В общем, вся эта песня мне знакома. Расчет тут детски наивен и в то же время удивительно нахален. Вот такое сочетание. Всякое мне уже предлагали, почему-то полагая, что я непременно должен дрогнуть и послать ко всем чертям свои принципы, не говоря уже о служебном долге.

Я говорю с подчеркнутым дружелюбием:

— Татьяна Ивановна, давайте прежде всего разберемся в происшедшем. — И поскольку в общих чертах ситуация мне уже ясна, напрямик спрашиваю: — В котором примерно часу он появился, этот человек?

Она, слегка опешив, испуганно смотрит на меня, закусив нижнюю губку, и даже слезинки в уголках ее глаз как-то незаметно высыхают. Потом неуверенно говорит:

— Часа в три…

Я уже не даю ей опомниться:

— Коробочка шоколадных конфет?

— Изюм… в шоколаде.

— Большой портфель в руках, да?

— Да, красивый такой, черный…

— В коричневом плаще, в летней коричневой шляпе?

— Да…

— Комплименты вашей внешности, шутки. Человек он живой, остроумный, так ведь?

— Ах, надоели мне эти комплименты, — не очень искренне вздыхает она.

— Но он себя вел именно так? — уточняю я.

— Ну конечно. Все мужчины себя так ведут.

Разговор постепенно приобретает иной, нужный мне характер. Я ее незаметно втягиваю в такой разговор. Она уже кое-что забывает и кое-что вспоминает о себе. И прекрасно. Нельзя только сбиться с этого тона. Она легко может снова вспомнить, что забыла, и забыть, что вспомнила.

Однажды у меня был уже такой случай. Та женщина тоже попросила поговорить наедине. А потом разорвала на себе кофточку и еще что-то и объявила, что сейчас начнет кричать, если я не сделаю то, что она просит. И у меня будут большие неприятности, потому что я, мол, пытался использовать свое служебное положение. Это была уже почти истерика. Честно вам скажу, я тогда просто опешил. Как я затем нашелся, до сих пор не пойму. Никогда еще со мной такого не случалось. Я спокойно улыбнулся и сказал, чтобы она кричала погромче, потому что всем будет интересно на нее посмотреть. Впрочем, некоторым будет и противно, но смотреть будут. Я это так сказал, что она вдруг расплакалась, конечно от досады, от злости, но кричать, представьте себе, не стала.

Поэтому сейчас я очень внимательно слежу, чтобы такого сбоя не случилось, и деловито, требовательно говорю:

— Опишите его внешность. Подробнее только.

И она вспоминает внешность этого человека, одновременно наполняясь естественным негодованием против него и все больше забывая роль, которую она собиралась сыграть в разговоре со мной. Она еще не стыдится ее, нет, она просто ее забывает. Я же, в свою очередь, испытываю немалое облегчение от всего этого, а главное, убеждаюсь, что она описывает того же самого человека с портфелем, о котором не пожелала вспомнить вчера малосимпатичная Маргарита Павловна, но которого вспомнили и швейцар, и одна из горничных.

Так вот каков этот прохвост! Он просто стоит у меня перед глазами, невысокий, худощавый, изящно одетый, густые черные с проседью волосы зачесаны назад, брови почти сошлись на переносице, тонкий прямой нос, яркие губы и огромные выразительные глаза, перед которыми, как и перед его обволакивающими манерами, некоторые женщины просто не в силах устоять. Словом, я теперь вижу этого человека и знаю его метод. Это ужа немало, совсем немало.

Домой я возвращаюсь опять около часа ночи.

На следующий день я еду в отделение. Правда, Кузьмич меня не гонит, но и не очень возражает. Хотя видно и невооруженным глазом, что дело по краже из магазина, которое он с меня не снял, и подозрительные действия Кольки Быка, разобраться в которых тоже осталось за мной и Игорем, беспокоят Кузьмича куда больше, чем эти две кражи в гостиницах.

Тем не менее мы с ребятами добросовестно штудируем все добытые данные, обсуждаем возможные версии о том, кто мог быть этим неизвестным преступником и где его надо искать. Надо прямо сказать, что мы не очень-то серьезно относимся к этому делу и двигаемся вперед как бы на первой, ну, в крайнем случае, на второй передаче. И не только потому, что у каждого из нас это дело далеко не единственное и от всех остальных никто нас освобождать не собирается. Мы просто полагаем — это мнение разделяет, видимо, и начальство, — что кражи из гостиниц раскроем довольно быстро. Приемы тут известны, пути тоже, и хоть один из них должен дать результат. Никуда этот тип от нас не денется. Надо только раскачать и двинуть вперед громоздкую и мощную машину розыска.

Я возвращаюсь к себе в отдел часа в два, и мы с Игорем даже благополучно успеваем пообедать в соседней диетической столовой. А в конце дня я уезжаю в магазин, где произошла кража, чтобы еще раз осмотреть подсобное помещение. И вот тут-то…

Словом, звонит Игорь прямо в магазин и говорит таким ликующим голосом, что у меня замирает дух.

— Виталий, — спрашивает, — это ты?

— Я, — отвечаю.

— Ну поздравляю. От всей души.

Черт возьми, думаю, уж не присвоили ли мне наконец очередное звание? Ходили ведь такие слухи после того, как мы вернулись с Игорем из Окладинска, А что? Вполне вероятно.

— В чем дело-то? — спрашиваю как можно спокойнее.

Но Игоря не проведешь. Слышу, усмехается в трубку.

— Ты только не волнуйся, — говорит. — Кузьмич приказал тебя побыстрее найти.

— Это зачем же?

— Еще спрашиваешь? Ты посмотри, время-то уже около семи. Так что новая кража тебя ждет. Из гостиницы, конечно.

И называет гостиницу. Третью! Я, знаете, чуть со стула не упал, честное слово.

— Ты что, — спрашиваю я вдруг осипшим голосом, — разыгрываешь меня?

Но сам уже чувствую: все так и есть, нисколько он меня не разыгрывает. А Игорь уже деловито добавляет:

— Будь спокоен. Так что давай жми. Люди уже выехали.

И я все бросаю и жму. Даже такси хватаю от злости.

Конечно, все гостиницы в городе ребята предупредить еще не успели. Ведь решение было принято только сегодня утром, после второй кражи. И телефонограммой такое не сообщишь.

Но подряд «залепить» три такие дерзкие кражи! Это же, кроме всего прочего, просто вызов нам! Мне кажется, что, когда поймаю, я ему такую жизнь устрою, что чертям тошно станет.

Конечно, если бы меня кто-нибудь в этот момент спросил: «А что, собственно говоря, ты с ним сделаешь?» — я бы, остыв, ответил: «А ничего». Действительно, допрошу голубчика по всем трем кражам, вежливо допрошу, уличу, если станет отпираться, в данном случае уличать, Слана богу, есть чем. Следователь наш, конечно, подключится. Собственно, он уже в курсе дела, Саша Грачев. И в суд голубчика. Согласно закону. Вот и все.

Но сейчас меня никто ни о чем не спрашивает, и я даю волю своим чувствам, я киплю. Он у меня снова стоит перед глазами, этот тип, в своем коричневом плаще, коричневой шляпе, с черным большим портфелем в руке. Улыбается своими огромными наглыми глазами. Черные с проседью волосы зачесаны назад.

Я уже нисколько не сомневаюсь, что эту третью кражу совершил тоже он, этот тип. И тут я начинаю улавливать кое-какие просчеты в нашем плане, вернее, пробелы. Кое-что мы, пожалуй, не учли. Он же вон какой воспитанный и ловкач каких поискать.

Но вот и гостиница. В огромном шумном вестибюле меня уже поджидают. Это Володя Пономарев. Из другого отделения. Гостиница расположена на их территории. Поднимаемся на четвертый этаж. И я сразу узнаю знакомый «почерк». Первое, это запасной ключ в дверях номера. Второе… Впрочем, до второго даже не надо докапываться. Старшая горничная, пожилая полная женщина в белом переднике, на беду свою, заменившая в этот час дежурную по этажу, тяжко всхлипывая, рассказывает, и, видимо, не в первый раз, как этот тип появился на этаже, как обворожительно улыбался, сообщая, что ищет приятеля из Ростова, как совал ей коробочку с конфетами «для внуков», как она смущалась от всего этого и как буквально на минуту отошла от столика. Словом, все известно.

И еще плачет в номере красивая седая женщина, известная актриса из Ленинграда. «Тряпки» ей не жалко, хотя, судя по описи, это не такие уж дешевые тряпки, и даже кольцо с бриллиантами, и дорогую брошь тоже. Но вот кораллы, подарок покойного мужа, и ключ, старинный бронзовый ключ, сувенир великого города певцов, преподнесенный ей во время гастролей за рубежом!