Сумрачная дама - Морелли Лаура - Страница 14

Доминик заинтересованно наклонился вперед. Во всей своей решимости побить нацистов и просто выжить и вернуться домой к семье, он даже не задумался о том, как война повлияет на искусство и архитектуру.

– Так что нам надо избегать повреждений старых церквей и других памятников архитектуры, – продолжил офицер. – Это должно быть очевидно. Но кроме того, мы занимаемся поиском картин и скульптур. Нацисты всю войну похищают произведения искусства и уносят их по домам, чтобы демонстрировать как трофеи.

– В смысле, они их просто оставляют себе? – спросил Пол.

– Ага. Наша разведка сообщает, что некоторые высокопоставленные нацисты украшают картинами да Винчи стены собственных домов.

Офицер замолчал, а Доминик задумался. Он годами читал новости об ужасах в нацистских лагерях смерти, о растущей решимости Гитлера завоевать весь мир. Он чувствовал себя глупцом: ему не пришло в голову, что они еще и берут все, что им хочется, разграбляя завоеванные страны, похищают сокровища, на которые не имеют никаких прав – даже бесценные произведения искусства.

Офицер продолжил:

– Что-то уже уничтожили: или нацисты, или даже мы сами. Ненамеренно, разумеется. Приходится признать, что некоторые разрушения неизбежны, верно? Но президент создал специальную комиссию, программу «Памятники, изобразительное искусство и архивы» – MFAA. «Люди памятников».

– «Люди памятников»… – повторил Доминик.

– В основном это музейщики, историки искусства – кто там в курсе всего этого. Наша задача – защищать эти произведения и отобрать их у нацистских ублюдков, чтобы, когда весь этот кошмар будет позади, вернуть их законным владельцам.

Доминик ушам своим поверить не мог. Как может президент Америки переживать о каких-то картинах и скульптурах, когда тысячи человек расстаются с жизнями? Но в то же время он не мог сдержать любопытства:

– Значит, эти… «Люди памятников»… Занимаются только сохранением искусства? Как же они это делают?»

Офицер пожал плечами:

– Тут нет пошагового руководства. Мы просматриваем данные аэрофотосъемки, отмечаем церкви, мосты и памятники, которые нужно сохранить. Потом мы выезжаем на место и смотрим, что осталось, что можно спасти. Мы уже нашли довольно много известных картин, больше всего портретов великих мастеров: Рембрандта, Тициана – самых-самых.

Доминик в благоговении выпрямился. От перспективы увидеть своими глазами эти шедевры он не мог не испытать восхищенный трепет. Он подумал о том, что работы да Винчи могли быть уничтожены бомбежками и войной или висеть во дворце Гитлера, и задохнулся от ярости.

– Итак, ваша задача – защищать этих самых «Людей памятников», – продолжил офицер. – Они ежедневно подвергают себя риску. Они отправляются за произведениями искусства в самые опасные места, и вам двоим предстоит, пока они работают, прикрывать их спины. Они уже несколько недель как ждут военную полицию и особенно транспорт. И вот мы наконец-то получили разрешение.

Впереди, на выжженном горизонте, блеклые палатки лагеря казались почти такими же уродливыми, как погоревшие дома: ряды одинаковых серо-коричневых палаток, а среди них – всегда готовые к бою танки. Пол заглушил двигатель, и они с Домиником, не выпуская из рук оружия, вышли из машины. Между провисших палаток сновали солдаты, от их формы воняло немытыми телами и порохом. Увидев машину, некоторые заволновались и с надеждой посмотрели на Доминика и Пола. Земля под ногами была истоптана и покрыта гильзами и бычками. Как и все такие лагеря, этот представлял собой контраст жесткой дисциплины – в аккуратных рядах палаток, и беспорядка – в неряшливости изможденных солдат. Но Доминик среди всего этого уже начал чувствовать себя как дома.

К ним подошел офицер, но до вежливости не снизошел.

– Явились, не запылились, – сказал он. – Вон ваш командир, капитан Уолкер Хэнкок. – Он повернулся и пошел в лагерь. Доминик и пол, переглянувшись, зашагали за ним.

Даже с другого конца этого мрачного лагеря Доминик видел, что капитан Хэнкок выделялся, будто породистый жеребец среди ишаков. Он был высоким и стройным, форма элегантно подчеркивала его мускулистую фигуру. Ему бы не униформу, а дорогой костюм и стакан шерри. Острым взглядом голубых глаз он внимательно наблюдал, как Пол и Доминик шли к нему следом за офицером.

– Хэнкок – не просто военный, – сказал им на ходу офицер. – Он еще и какой-то известный скульптор.

Тут, в этой мрачной выжженной местности, этот образованный, утонченный человек выглядел неуместно, но Доминик с ошеломлением осознал, что скорее всего, он тоже был на комиссии[22].

Офицер остановился и отдал честь. Пол и Доминик последовали его примеру.

– Новые люди в службу безопасности, сэр.

Хэнкок повернулся и внимательно на них посмотрел, а потом, заметив, видимо, огромные значки военной полиции у них на касках, кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – По дороге на Ахен нам их понадобится много. – Он постучал пальцами по стволу своего оружия. Доминик представил в этих пальцах инструменты скульптора. – Разместите их.

– Да, сэр. – Офицер повернулся, чтобы увести их, но над Домиником одержало верх любопытство.

– Как вы собираетесь искать эти произведения искусства, сэр? – выпалил он. Спрашивая, он смотрел на офицера, боясь встретиться глазами с Хэнкоком, но все знали к кому обращен этот вопрос. Хэнкок лишь поднял бровь и отвернулся.

Офицер спас Доминика от конфуза:

– Над этим с самого начала войны работают профессионалы из Европы и США, – сказал он. – Кураторы музеев и прочие. На основе своих исследований они составили списки произведений и карты мест, где мы можем…

Слова офицера прервал оглушительный грохот, от которого у Доминика по всему телу пошли мурашки. В ближайшую палатку прилетела очередь, и клочки брезента понесло во все стороны. Лагерь наполнился криками и звуками выстрелов, а Доминик словно в замедленной съемке увидел, как Хэнкок поворачивается, а пулеметная очередь врезается в землю все ближе и ближе к нему.

На одних рефлексах Доминик прыгнул вперед и бросился своим коротеньким телом на капитана Хэнкока. Он почувствовал, как у него под ногами от пуль разлетается земля, решительно закрыл собой командира и перекатился в укрытие – за огромное резиновое колесо их грузовика. Пули выли, рикошетя о ступицу. Доминик вцепился в винтовку, дождался перерыва в грохоте и открыл ответный огонь. Винтовка больно била его в плечо. Он опустошил магазин, а потом услышал крик, и огонь внезапно прекратился. Прошло несколько долгих секунд, потом раздался шорох шагов, а потом – тишина.

Тяжело дыша, Доминик опустил винтовку. Когда дым рассеялся, он увидел, что на краю лагеря лежат тела двух немецких солдат. Некоторые из солдат американских стонали где-то между палаток, а другие бежали через рассеивающийся дым им на помощь. Доминик с облегчением увидел, что среди них бежит к раненым и рослый Пол.

Капитан Хэнкок сел, отряхивая форму. У него на щеке было грязное пятно. Широко раскрыв глаза, он уставился на Доминика.

– Вы ранены, сэр? – спросил Доминик, перезаряжая винтовку и осторожно выглядывая из-под прикрытия колеса. В лагере пахло дымом и гарью, как бывает после стрельбы, в смеси с соленой ноткой крови – запах, который Доминик уже знал и ненавидел. Но оба раненых американца двигались и матерились. Это хорошо.

– Нет. – Хэнкок выполз из-за шины. Доминик протянул руку и поднял его на ноги. Хэнкок в ответ так же крепко вцепился в Доминика, посмотрел ему в глаза, и лицо его внезапно озарилось ослепительной улыбкой. Он прищурился, разглядывая имя на форме Доминика.

– Бонелли, да? – Он крепко пожал Доминику руку. – Добро пожаловать.

14

Каска на голове Эдит была сделана для мужчины. Ей она почти полностью закрывала глаза, а металл гремел, ударяясь о кости ее черепа в ритме подпрыгивающих на неровной дороге колес Кюбельвагена[23].