Тень (СИ) - Номен Квинтус - Страница 4

Зато совершенно внезапно отношение окружающих к ней кардинальным образом поменялось: если раньше к ней относились как к «несчастной девочке», то теперь на нее смотрели как на «непонятное, но очень интересное существо». Причем все практически случайно вышло…

Палата, в которой жила девочка, от второй операционной отделялась дверью. Простой дверью с большим застекленным проемом. Это своеобразное «окно» никому особо не мешало — и Таня тоже на него внимания не обращала, так как за две недели в этой операционной никаких операций не делали. А семнадцатого марта, после того, как в Ковров пришел очередной санитарный поезд, операции сразу в трех операционных шли без перерыва уже вторые сутки — и девочка через это окно вдруг заметила, что стоящий у стола хирург — тот самый Байрамали Эльшанович — внезапно рухнул на пол. Вообще-то девочке, к тому же с трудом передвигающейся самостоятельно, до этого не должно быть никакого дела — но врач-регенератор вскочил, в два прыжка преодолел расстояние между помещениями, и «сделал то, что положено в таких случаях».

Операционная сестра стояла в растерянности, на столе лежал раненый боец… Шэд… нет, все же Таня коснулась шеи рухнувшего великана (этот азербайджанец был просто огромного — явно под два метра — роста и телосложения вполне себе богатырского), немного подумала…

Операционная сестра с изумлением услышала, как девочка довольно громко бормочет, как бы «про себя», но очень даже внятно:

— Так, ничего страшного не произошло, что не может не радовать: всего лишь остановка сердца. Правда, веса у меня маловато, не говоря уже о силенках — а затем произошло то, что окончательно вогнало ее в ступор: девочка перевернула доктора на спину и ударила его в грудь ногой! А затем, чуть отдышавшись (видимо, удар ее все же сильно утомил), пнула распростертого на полу мужчину еще раз.

— Так, этого запустили, — проговорила девочка, еще раз притронувшись к шее лежащего мужчины. Ну что стоишь как статуя, — обратилась она уже к застывшей медсестре, — беги за помощью! У него остановка сердца была: пусть кто-нибудь адреналин притащит вколоть или хотя бы камфору! Я же его дальше вытянуть не смогу, у меня сил не хватит! Я его даже не кушетку не подниму!

Когда в операционную вбежал Иван Михайлович, ему тоже чуть плохо не стало: на полу валялся без сознания лучший (и единственный профессиональный) хирург госпиталя, а маленькая девочка стояла у стола и что-то делала с раненым, приговаривая:

— Терпи, служивый, еще чуть-чуть осталось. Ну не знаю я, где тут еще обезболивающие, так что… все, я закончила. Я знаю, больно было — зато теперь рука твоя скоро заживет и как новой будет.

— Что здесь было?

— Иван Михайлович, тут у этого — она махнула рукой в сторону лежащего на полу врача — была остановка сердца: видимо, вторые сутки на ногах, да еще с голодухи… ему адреналин внутривенно, пять кубиков… есть адреналин-то?

— Есть…

— Хорошо. И вертите его поосторожнее, я ему ребро вроде сломала, а может и два. Его — в первую очередь, потом отвезите на каталке в тихое место, пусть выспится. Часик, затем разбудите, накормите рыбным супом и пусть дальше спит.

— А раненый…

— Ему обезболивающее какое-нибудь, я практически на живую операцию делала: тут один шприц с обезболивающим был, не до конца использованный, наркоз уже почти отходит, как бы болевой шок не случился. А мне — у меня в тумбочке полбаночки меда, мне столовую ложку на полстакана воды: энергию восстановить…

— Ты что сделала? — закричала вернувшаяся операционная сестра, — раненого же к ампутации готовили, а ты…

— Зачем здесь ампутация? Ну да, небольшой некроз уже развился, но я пораженные ткани удалила, сосуды и нервы сшила — а что рука на пяток сантиметров короче стала, так потом растянем.

— Как это «растянем»? — удивился Иван Михайлович.

— Потом. Как-нибудь…

— Так мне что, руку не будут ампутировать? — с явным трудом спросил раненый.

— Успокойся, никто твою руку у тебя не отнимет, — очень уставшим голосом ответила ему Таня. — Она, конечно, немного еще поболит… с месяц где-то, но ты парень бравый, вытерпишь. А потом меня на свадьбу позовешь и на руках носить будешь — чтобы самому удостовериться, что руки меня поднять смогут. Договорились?

Когда операционная опустела, Иван Михайлович тихим голосом спросил:

— Девочка, ты кто? Откуда ты все это знаешь и умеешь?

— Не помню. И даже не знала, что я умею, просто когда увидела, как этот дяденька падает… очень специфическим образом падает, то откуда-то все само вспомнилось. А у нас на кухне еще какая-то еда осталась с обеда? А то я очень много сил потратила, есть сильно хочется…

Позже, уже лежа в кровати, Таня думала о том, что показала местным врачам то, что показывать явно не стоило. В Системе врачи были элитой сервов, а регенераторы — элитой элит. Двадцать лет подготовки, навыки, вбитые практически до уровня рефлексов — причем навыки такого, о чем здесь и сейчас медицина даже не подозревает. Ведь даже на извлечение сердца у пациента регенератору всего лишь третьей категории отводилось не более восьмидесяти пяти секунд, а на установку регенерированного на место — триста двадцать (правда, уже для второй категории) — а тут фактически всего лишь простенькая операция по подсадке конечности. Для регенератора второй категории — работы меньше чем на три минуты. Хорошо, что в больнице нет рентгеновского аппарата и врачи просто не увидят, что же на самом деле успела сделать с пациентом тринадцатилетняя девочка. Но все равно они могут задуматься, а это, вероятно, не очень хорошо. Впрочем, еще будет время все поподробнее обдумать…

Двадцать восьмого марта Таня закончила свою писанину. На самом деле довольно многое из того, что она успела записать в уже три амбарных книги, в памяти освежилось — ну а то, о чем она забыла — было забыто, и, возможно, забыто окончательно. Но главное записать она успела, и практически всё, что было влито ей в голову Драконом перед путешествием, теперь казалось совершенно выполнимым. А времени на выполнение задания… нет, времени на выполнение взятой миссии теперь должно хватить. И очень повезло, что теперь ей не придется прятаться от тех, кому может показаться странным то, что маленькая девочка сделала что-то очень удивительное: Тане удалось прочитать присланный ответ на запрос Ивана Михайловича в «соответствующие органы» — как, собственно, и сам запрос. Начальник госпиталя просил всего лишь уточнить, откуда «несовершеннолетняя девушка» могла набраться медицинских знаний, а в ответе сообщалось, что «Серова Татьяна Васильевна, родом из деревни под Рязанью, сирота, с семи лет воспитывалась теткой по матери, которая с осени сорок первого года, после эвакуации из Пушкина в Ленинград, работала медицинской сестрой в Ленинградском госпитале, и девочка постоянно оказывала ей посильную помощь. Уточнить объемы и формы помощи не представляется возможным, поскольку указанная тетка, как и весь персонал хирургического отделения, погибла в результате бомбардировки в ноябре сорок второго года. Однако некоторые бойцы, проходившие там лечение, сообщали, что девочка и на операциях часто присутствовала». Ну да, нагляделась, как настоящие врачи людей режут — и с перепугу сама что-то подобное сотворила, а что результат получился удачный — так это просто повезло. Случайно, ведь всякие случайности случаются…

Однако теперь перед Таней во весь рост вставала новая проблема: она практически выздоровела и ей предстояло определяться с тем, как жить дальше. По закону ей светил детский дом — но пребывание в нем наверняка помешало бы миссии очень пожилой женщины по прозвищу Шэдоу Бласс, и даже с миссии относительно молодого врача Тани Ашфаль, так что нужно было придумать что-то, что позволило бы детского дома избежать. И опыт ренегератора мог помочь в этом очень существенно, но «светить» Ашфаль было определенно глупо. А вот навыки Шэд Бласс…

Глава 3

Байрамали Эльшанович вернулся к работе третьего апреля: Таня ему и в самом деле сломала два ребра, так что пришлось ждать пока ребра хотя бы дико болеть перестанут. К тому же врач из второго корпуса, который до войны работал в скорой помощи в Минске, внимательно расспросил пришедшего в себя хирурга и сказал, что насчет остановки сердца девочка, скорее всего, была совершенно права. Впрочем, сомнений все еще оставалось гораздо больше — но спустя несколько дней, когда у одного из солдат во время операции сердце тоже остановилось и этот «скоропомощник» — буквально от безысходности — просто повторил подробно расписанный ему девочкой «прекардиальный удар», сердце пациенту тут же перезапустивший, все окончательно поверили в то, что жизнь Байрамали Эльшановичу Таня действительно спасла. А саму процедуру назвали «ударом Михайлова»: Таня запомнила имя доктора, которому она «помогала в Ленинграде» и все свалила на него…