Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Фейхтвангер Лион - Лже-Нерон Лже-Нерон

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Лже-Нерон - Фейхтвангер Лион - Страница 30


30
Изменить размер шрифта:

   В этот вечер Варрон достал из заветного ларца расписку на  шесть  тысяч сестерций и на оборотной стороне, в графе "Прибыль", записал: "Один друг".

4. ТЕРЕНЦИЙ ОСВАИВАЕТСЯ

   Варрон не в силах  был  сам  сообщить  "созданию",  которое  после  его разговора с Марцией стало ему особенно противным, о счастье,  которое  он, Варрон, волей-неволей сам  уготовил  ему.  Так  как  кое-кто  уже  знал  о предполагаемой свадьбе, то Варрон предоставил случаю решить, как и от кого Теренций об этом узнает.

   И,  конечно,  не  кто  другой,  как  Кнопс,  принес  Теренцию  весть  о предстоящем возвышении.

   Произошло это так. Теренций, хотя и жил пока во дворце царя Маллука, но жил там инкогнито, ибо Маллук и слышать не  хотел  о  том,  чтобы  открыто признать его, пока брак Теренция с дочерью Варрона не станет  фактом.  Сам же Теренций мудро остерегался выказывать нетерпение.  До  сих  пор  Кнопс, хитро подмигивая, поддерживал игру в этот двойной маскарад. Он делал  вид, что принимает своего господина - по-видимому, так хотелось пока Теренцию - не за человека, называющего себя Нероном, а за прежнего мастера горшечного цеха, который хотя и был Нероном, но желал пока сохранить маску  Теренция. Теперь же, по мнению Кнопса, наступил момент, когда  из  этих  двух  личин внешней не следовало больше замечать.

   - Я в большом затруднении, - начал он на свой  смиренно-наглый  лад,  - как мне к вам обращаться, господин  мой.  Жители  Эдессы  утверждают,  что горшечника Теренция, хозяина раба Кнопса, не существует  более.  И  больше того, говорят, будто великому  императору  Нерону  угодно  было  на  время прикрыться личиной Теренция, как Зевс иногда принимает образ  быка.  Между нами: я, ваш покорный раб, давно уж понял, по тому, как мало вы смыслили в керамическом деле, что вы, должно  быть,  император  Нерон.  Но  долго  ли вашему величеству угодно будет изображать горшечника, этого мне  никто  не мог сказать; и только с той минуты, как я узнал о вашем  решении  взять  в жены дочь сенатора Варрона, я смею думать, что вы и в самом деле сочли  за благо сбросить с себя чужую личину, решиться даже на брак.

   Теренцию стоило больших усилий скрыть волнение, в которое повергли  его слова Кнопса. Бурное, взбаламученное море чувств могуче  всколыхнуло  его, высоко подбросив на своих волнах. Упоение собственным  величием  наполнило его блаженством. Он был возмущен Варроном, который не  удостоил  его  даже словом о своих планах в отношении его, Теренция. Зато он почувствовал, как тесно связан с Кнопсом, который оказался глашатаем самой судьбы, принесшим великую власть. И он рад был, что всегда верил этому человеку.

   Кнопс между тем продолжал говорить. Говорил он о себе. Как двусмысленно его собственное положение! Пока существовал горшечник Теренций, он, Кнопс, был просто его рабом. Теперь же, когда Теренций перестал быть Теренцием  и принимает свой прежний облик императора, что он, Кнопс будет  представлять собой? Он как бы повисает в воздухе.  Несомненно,  он  уже  не  раб:  если Теренций не существует, значит, у него, Кнопса, нет господина. Кто же он в действительности? Он смеет  думать,  что  известные  слова  о  предстоящей перемене, которая и  для  него  будет  счастливой,  слова,  оброненные  на фабрике на Красной улице, сказаны были не  горшечником  Теренцием,  а  его величеством императором Нероном.

   Теренций вполуха слушал бойкую  болтовню  Кнопса.  Ясное  дело,  парень заслуживает воли, хотя  бы  только  за  сегодняшнюю  весть.  Кнопс  должен остаться при нем, он не прогонит Кнопса. Это принесло бы несчастье.  Кнопс нужен ему. Как бы вскользь он величественно бросил:

   - Разумеется, ты получишь волю с того дня, как я женюсь на Марции.

   Но он не очень следил за собой  и  сказал  это  не  голосом  императора Нерона, а хвастливым тоном горшечника Теренция.

   Когда Кнопс ушел, Теренций весь отдался наполнявшему его  восторгу.  Он рисовал  себе  картины  торжественного  бракосочетания  его  с  одной   из знатнейших дам Рима, с Марцией. Рисовал себе церемонию на главной  площади Эдессы, где находились алтарь Тараты, бронзовое изображение  богини  и  ее символы - каменные изображения фаллоса. Варрон, великий  Варрон,  сенатор, чьей вещью он, Теренций, был, которому  он  принадлежал,  как  собака  или корова, этот Варрон отдавал ему свою дочь, - больше того, он предлагал ему совокупиться с ней. Он рисовал  себе,  как  он  проведет  ночь  с  дочерью Варрона. И тут  его  радость  чуть  заметно  омрачилась.  Нерона  называли "Мужем". "Нерон" означало "Муж". Он же, Теренций,  никогда  не  чувствовал себя в постели с женщиной сильным, превратности  его  судьбы,  напряжение, которого требовало от него воображаемое величие, сравнительно рано  лишили его мужской силы. Он пытался возбудить себя картинами, в  которых  рисовал себе дочь Варрона нагой в полной его власти. Но его волновало лишь то, что Марция - знатная  римлянка,  ничего  больше.  Думая  о  брачной  ночи,  он испытывал неуверенность. Он  надеялся  только,  что  чувство  собственного величия в решающую минуту вдохнет в него силу.

   Хотя весть была и очень радостна, но он не потерял головы.  По-прежнему не обнаруживал никакого нетерпения. Жил  отшельником.  Работал.  Осторожно извлекал из  книг  и  из  разговоров  с  людьми,  с  которыми  приходил  в соприкосновение,  бесчисленные  подробности  жизни  Нерона,   упражнениями старался довести свой почерк, в особенности подпись, до полного сходства с нероновской. К нему  приставили  одного  греческого  и  одного  латинского секретаря, одного греческого и одного латинского чтеца; С ними он заучивал наизусть тех классиков, которых любил Нерон,  старался  в  присутствии  их декламировать стихи Нерона в стиле Нерона. Так заполнял он свое время.

   Он  был  осторожен  и  строго  воздерживался  от   всяких   официальных выступлений. Но вот в организации свадебной церемонии он  с  удовольствием принял бы участие: тут, как  и  во  всех  вопросах  парадных  выходов,  он чувствовал себя специалистом. Но когда он намекнул об  этом  окружающим  и предложил маршрут свадебного шествия, люди смутились. Оказалось, что  весь порядок церемонии уже разработан и утвержден. Он испуганно  отступил.  Рад был уж и тому, что портные, явившиеся к  нему  для  изготовления  парадных одеяний, приняли во внимание его робкие советы.

   Посетителей он  допускал  к  себе  редко.  Но  когда  Кайя  потребовала свидания с ним, он велел впустить ее.

   Он лежал на софе, с ног до головы - Нерон, и слушал чтеца.

   - Что  тебе  нужно,  добрая  женщина?  -  милостиво  спросил  он,  явно развеселившись.

   - Вышли этого человека, - потребовала Кайя.

   Она стояла  перед  ним,  большая,  решительная,  глубоко  дыша,  слегка приоткрыв рот с красивыми крупными зубами. Нерон обратился к чтецу:

   - Продолжай, мой славный.

   Чтец поднял свиток, снова начал читать.

   - Вышли этого человека, - настаивала Кайя.

   - Ах,  наша  милая  Кайя  все  еще  здесь?  -  сказал,  полузабавляясь, полускучая, Нерон. - Скажи же наконец, что тебе нужно, милая?

   - Послушай меня, образумься,  -  настойчиво  умоляла  его  Кайя.  -  Ты погубишь всех нас и прежде всего самого себя. Ослеп ты, что ли?  Прекрати, бога ради, эту комедию  и  не  превращай  себя  в  посмешище  перед  этими варварами.

   Чтец отошел в уголок; со страхом, с любопытством смотрел он на женщину, которая  говорила  с  Нероном,  потрясенная,  видимо,  до  глубины   души, отчаиваясь, борясь, заклиная.

   - Я и прекратил  комедию,  -  зевая,  сказал  Нерон.  -  А  к  чему  ты продолжаешь играть ее, моя славная? Когда пьеса  кончена,  актеры  снимают маски. Но играла ты хорошо, молодцом держалась. Ты имеешь право на ренту и получаешь ее. Полторы тысячи в месяц. Запиши это, мой милый, - приказал он чтецу.

   - Слушай, Теренций, - заклинала его Кайя, - опомнись. Подумай, что ты с собой делаешь? На этот раз ты так дешево не отделаешься, как  в  ту  ночь, когда ты прибежал с Палатина. И разве недостаточно тебе  страха,  которого ты тогда набрался? Тебе хочется второй раз это пережить? Но ведь ты  этого не вынесешь. Дважды боги не простят такой дерзости.