Развод. Другая семья (СИ) - Адлер Рита - Страница 27

Лиза и Саша молча поглащают суп, салат, котлету с пюрешкой.

— Светлана, вы так и будете теперь жить здесь? — спрашиваю жестко, обращаясь к матери.

— Бабушка будет жить здесь! — выпаливает сын и снова прячет глаза в еде.

— Хорошо, — чеканю я. — Но нам нужно разделить обязанности по дому.

— Разве ты не собираешься возвращаться на работу? — мать смотрит на меня изумленно.

— Я уже вникаю в дела Глеба. О чем ты? — вздергиваю бровь и складываю руки на груди.

— Ну, одно дело работать удаленно из дома и совсем другое — бывать в людях. Тебе необходимо выйти на работу в офис, чтобы сотрудники перестали судачить о невнятном будущем компании.

— Я могу проводить совещания по скайпу, — стою на своём. Понимаю, что сейчас между нами с мамой идет война за территорию. Она хочет вытолкнуть меня из дома, чтобы занять его. Обосноваться в нем. И доказать всем, что она хозяйка. А я как была дочкой своего отца, так и осталась. Только на этот раз — вдовой Глеба и матерью хозяйского сынка.

— Я так понимаю, ты не хочешь работать? — подковыривает меня мама и смотрит исподлобья.

— Ну хватит! — бросаю грязную ложку на скатерть. — У меня сын первоклассник, я не могу позволить себе полный рабочий день!

Неожиданно сын поднимает на меня грустные глаза и сообщает мне, что я освобождена от материнских обязанностей.

— Нас будет возить в школу Назар, а забирать бабуля.

В горле сохнет от этого словечка «нас».

— Милый, никаких «нас» не будет. Лиза приняла решение вернуться в Сочи! — выдаю жестко и откидываюсь на спинке стула, наблюдаю за реакцией девочки.

— Я так не говорила, я остаюсь!

— Не получится, — отвечаю жестко, как меня учил Назар и гляжу на его статую, застывшую у дверей.

Налитые мышцы, жилистые руки, обтянутые тонкой шелковой рубашкой, черного цвета.

Удивленно отмечаю про себя, что мужчина сегодня гладко выбрит и брюки на нем тоже черные и гладко выглаженные. А ботинки темные блестят так сильно, что отсвечивают на всю столовую.

Задаюсь вопросом, что могло измениться в его жизни, чтобы он начал ухаживать за своим гардеробом? Куда делись футболки, куртки, дешевые костюмы?

Мужчина замечает, что я немного сдулась в своей решимости, качает головой, цокает языком. И я дёргаюсь.

Скашиваю взгляд на сына, глядящего на меня как голодный тигр на кусок мяса, читаю мантру уверенности и произношу так громко, чтобы слышали все.

— Все сегодня же выметаются из моего дома! Мамы и папы любовниц моего мужа, его дети от других женщин. Мамы, бросившие своих маленьких дочек ради мужика! Все! — рявкаю для убедительности. Здесь остается только семья Глеба. Настоящая. Я и Саша. Остальные свободны!

— Да пошла ты! — рявкает девчонка — волчонок.

— Милая, — с места поднимается мать Вики, подходит, обнимает внучку за плечи, глядит на меня с соболезнованием и тихо, но с интонацией победителя произносит:

— Алевтина, ты так и не поняла главное!

Настоящая семья Глеба — Вика и Лиза.

Это ты — другая семья! Ты и твой сын — вы вторая семья!

Рывком поднимаюсь из-за стола. Я в таком бешенстве, что на мне сейчас нет лица. Я похожа на медведицу или другого лютого зверя, защищающего своего детеныша.

— Пошли вон из моего дома! — больше не стараюсь держать лицо.

А в голове отбойные молотки отбивают фразу:

«Другая семья. Вторая семья».

Звучит так, будто мы с сыном второй сорт Шиловых. Это Вика и Лиза — первый.

— Ты ещё пожалеешь! — отец Виктории хмурится, трёт пальцами лоб. Поднимается с места и уходит с внучкой и женой на второй этаж, собирать вещи.

— Вы что молчите? — повышаю голос на замершего сына и мать.

Сыночек весь трясётся, поднимается, и вместо того, чтобы сбежать от меня, идет ко мне. Подходит, заглядывает в глаза и обнимает за плечи.

Его теплая щека у моей щеки по которой текут теплые слезы.

— Истеричка! — мать поднимается и уходит тоже, оставляя нас с сыном наедине. Не считая Назара, прилипшего к стене и наблюдающего со стороны за развитием событий.

— Мама, мы — ненастоящая папина семья? — спрашивает сынок. — Мы фальшивые? И папа не наш, как говорит Лиза. Если он сразу был её, значит, не мой? — голос сына расстроенный.

И я хочу его успокоить, но не знаю, как, в чём-то он действительно прав.

— Милый, когда я выходила за твоего папу, я не знала о них. Папа забыл рассказать. А значит, мы не несем ответственности за то, что забрали у Лизы папу. Ты понимаешь меня?

— Папа обманул нас, — еще больше расстраивается сын.

И я замолкаю, чтобы еще больше не расстроить его своими рассуждениями.

Глава 40

Спустя месяц

Алевтина

Тридцать дней без Глеба. Прошло тридцать дней с того самого момента, когда моя жизнь перевернулась в одночасье и решила за меня, как я должна жить дальше.

Вдова…

Сразу же напрашиваются грубые слова — «чёрная» вдова.

Встряхиваюсь. Психолог, работающий в штате нашей компании говорит, что я теперь свободная женщина. Бизнес-леди.

Угу. Бизнес-бледи! Готова перед любым топом расстелиться лишь бы он мне объяснил и втолковал, как вылезти из всех проблем, которые, оказывается, с головой накрыли нашу строительную компанию за последние два года.

Складывается такое ощущение, что кто-то копает под нас. Подставляет всё время. Отнимает более жирные заказы, обходит в тендерах. Одно не понимаю, почему супруг ничего не рассказывал о проблемах! Он их не видел или игнорировал?

Хотя, о чём это я? Шилов избегал правду во всех вопросах. Считал себя сильным, думал, что ему всё по плечу. И делиться с наболевшим с женщиной — домохозяйкой для него было ниже его достоинства.

Первое время после смерти Глеба я много плакала, вспоминая только хорошее. А потом всё та же психологиня Полина вызвала меня и рассказала о моем супруге так много нелицеприятных вещей как о человеке, партнёре, боссе, что стало намного легче. Засыпая и просыпаясь, я только ругаю его. И вся та боль, вся любовь к нему куда-то улетучиваются.

Иногда спрашиваю себя, как можно так быстро забыть человека, причинившего тебе боль? Это что же получается, мы любим не человека, а его отношение к нам?!

— Вот и тридцать дней прошло, — вздохнув, поднимаюсь с кровати. Потягиваюсь. Рисую на лице широкую вымученную улыбку.

Вспоминаю, что сегодня суббота, и настроение моментально улучшается, потому что не нужно ехать в треклятый офис, который ненавижу! Полтора часа до него, там десять часов и полтора — обратно. Света белого не вижу. И сына…

А Сашка повзрослел за этот месяц и отдалился от меня. Вздыхаю, думая о том, как пройдет примирение и восстановление отношений с ребенком, запланированное на сегодня.

После теплого душа, кручусь перед зеркалом в гардеробной, мурлычу себе песню под нос, выбираю теплое платье и сапоги ему в тон.

Собираемся с сыном в детский парк развлечений, покатаемся на каруселях, потом сходим в кино или в детский мир. Накупим всего-всего.

Я так рада, что Сашенька наконец-то согласился провести со мной время наедине, без бабушки. А у меня появилось это время.

Надеваю синее трикотажное платье и гляжу на себя в зеркало. Внезапно меня как обухом по голове бьют. И гаснет свет в глазах. А меня будто выдирает из тела невидимая сила и помещает в другое место.

«Мы в бутике в центре города вместе с мужем. Глеб помогает выбирать обновы. Я примеряю. А он расселся вальяжно в уютном кресле, сложил ногу на ногу, потягивает охлажденное шампанское, и цокает, когда ему нравится, как на мне сидит платье.

А цокает он на каждом экземпляре».

Машинально улыбаюсь. А потом вспоминаю, что мужа больше нет. И кроме того плохого, что я сочиняю себе про Глеба каждое утро, было много-много всего хорошего. Как и тот поход в магазин, отпечатавшийся в моей памяти навсегда.

Приятное утро вмиг превращается в неприятное, и ощущение тоски поглощает моё чудесное настроение. Что-то щелкает внутри меня и переключается.