Развод. Другая семья (СИ) - Адлер Рита - Страница 10

Как идиот пошел к ним в номер спустя час и застал картину, которую долго не мог забыть.

Не хочу впускать в сознание того себя. Раздавленного. Со съехавшей крышей. Я же тогда чуть не убил её, и того юнца. Меня только охрана мотеля уберегла от тюрьмы. Иначе бы убил обоих и сел надолго. И осталась бы наша дочь сиротой.

Стерва! Выдыхаю едва слышно.

— Папочка, не ругайся, пожалуйста, — слышу звонкий голос дочери и вспоминаю с чего всё началось. С чего меня вдруг накрыло прошлое.

Я сейчас как раненное дикое животное. Мне очень-очень больно, нужно просить помощи у человека, которого я укусил, не подумав, а последовав инстинкту.

— Лиза, дочка, — произношу едва слышно, и в груди болезненно горит.

— Да, папуля, только не ругайся, пожалуйста.

— Обещаю. Не буду.

Конечно, не буду. Приеду, и уделаю Вику. Словесно. Стерва гребаная. Снова поступила мне наперекор, показав дочери, что мое решение — говно.

Совсем гадина совесть потеряла. Забыла, с чьей руки кормится!

Ничего. Я ей напомню.

Во мне тлеют угольки добра к жене, и на их месте зреют зерна мстительности. И даже не ёкает в груди. Знаю, что прав.

Она со мной поступает грубо, и я отвечу жестко.

И даже не буду требовать, как раньше, чтобы она просила прощения.

Тоже мне умная нашлась. Хитросделанная зараза.

— Малыш, — смотрю на несчастную мордашку дочери. — Действительно мечтаешь стать артисткой?

— Не артисткой, а моделью или актрисой. Можно певицей или блогером, — глаза дочери загораются азартом.

Не хочу гасить ее мечту. Мои дети — мои наследники. Ради них живу.

— Станешь. А папа тебе поможет, — выдаю хрипло, принимая решение.

В морду автомобиля летит гравий, ударяется и я вздрагиваю. Вдруг, Алевтине не понравится моя идея? Тогда получится, что я обману собственную дочь.

Значит, не буду спрашивать жену, поставлю перед фактом. У моей дочери должны быть равные шансы с Александром. Они оба Шиловы.

Беру телефонную трубку, набираю Алевтину, сообщаю ей, что моя дочь будет жить с нами.

Супруга не рада от слова совсем.

— Как же наш сын. Ты его не любишь?

Она рехнулась? Кто и когда втемяшил ей этот бред? Я люблю детей одинаково. Только о дочери чаще думаю, потому что она далеко, и я беспокоюсь, сыта ли, обута ли, здорова ли.

А у сына миллион нянек, бабушек, дедушек. Мать сидит дома, не работает. Чего он нем волноваться? И скучать не успеваю, мы созваниваемся с сынулей даже когда я на работе.

Разговор с Алевтиной заканчивается на нервной ноте. Она так и не поняла меня, не приняла моего решения, перевезти дочь в Москву.

Черт с ней! У нас огромный дом. Дочь будет жить в другой части особняка, там даже есть свой вход. Так что могу и не встречаться.

Обнимаю руль руками, вцепляюсь так крепко, чтобы дочь не заметила, как сильно дрожат мои пальцы.

Ненавижу ругаться с Алевтиной, но последнее время именно так мы и общаемся. Жена перестала меня понимать. Совсем.

Внезапно вспоминаю, наш последний жесткий секс. Как я взял ее, а она меня отталкивала, пока не почувствовала этот ни с чем не сравнимый вкус и запах секса.

Даже сейчас вкус ее тела и губ у меня на языке и губах. А в подушечках пальцев колет и проносится ток, едва они вспоминают текстуру кожи супруги — чистый бархат.

Завожусь. Понимаю, как сильно соскучился по Аленькой.

Копец! Как всё сложно.

Если бы я так сильно её не любил!

Хочется орать во всё горло.

— Па-па! Ты берешь меня в Москву? — выпаливает дочь.

— Ты рада? — бросаю на Лизу вопросительный взгляд.

— Спрашиваешь! Ты — самый лучший папка на свете! — спустя мгновение дочь открывает рот буковкой «о», и замирает на пару минут.

Отвиснув, спрашивает тихо: — А маму мы берем?..

— Извини, Лизок. Но там у тебя будет другая мама…

Глава 16

Алевтина

Широко растягиваю губы в улыбке и вхожу в детскую, где меня уже ждет Саша.

— Мама, — сын поворачивает голову и улыбается мне.

Сердце учащенно бьется, радуясь тому, что ребенок выздоровел.

— Сашутка! — быстрыми шажочками достигаю площадки в центре огромной светлой комнаты, заставленной коробами и полками с игрушками.

Сынок сидит на кресле-мешке, играет с железной дорогой. А я краем глаза выхватываю два игровых пульта, лежащих рядом. Понимаю, что сын приготовился играть с отцом.

Присаживаюсь на желтый мешок и продолжаю улыбаться, как стукнутая по голове.

Зато драгоценная улыбка сына медленно сходит на нет.

— Саш, в чем дело? Плохо себя чувствуешь? — спрашиваю нервно, протягивая руку к его лбу.

Сынок легко уворачивается, спрашивает с обидой:

— Папа где?

— Милый, ты уже взрослый, должен понимать, чтобы мы с тобой могли жить и меть всё это, — обвожу дрожащей рукой комнату с хорошим ремонтом, компьютером, игрушками, плазмой на стене, — папе нужно много работать. — Поджимаю губы и виновато гляжу на сыночка.

Чувство такое, будто яименно я провинилась перед Сашей.

В голубых глазах застывают прозрачные слезы. А потом они наполняются льдом.

— Он снова уехал в Сочи на стройку?

— Да.

— Ненавижу Сочи!

Аналогично, — проговариваю мысленно.

— Завтра поедем на картинг без него?

— Получается так.

Молчу о том, что завтра мы не поедем туда, куда планировали. А наша жизнь изменится до неузнаваемости — не станет этого дома, железной дороги, любимых старых игрушек. Ничего у нас не останется, кроме нас самих.

Мы освободимся от Шилова. Только пока я не решила, что буду делать с этой мнимой свободой!

И чем закончится наш побег, представить не могу.

В моих глазах сейчас полыхает огонь, и я готова спалить мужа, оставив от него лишь горстку пепла.

Он заставляет моего сына плакать, и я не прощу Глебу ни одной слезинки ребенка. Заставлю рассчитаться за каждую!

Одного не могу понять, неужели у мужа совсем нет совести. Или она у него бракованная, инвалидная, и совсем не шевелится.

— Хоть ты со мной поиграешь? — спрашивает тихо сын. — Или как обычно, играть с няней?

— Любимы мой мальчик. Я так устала, можно просто посижу рядом, а ты сыграй с охранником. Или можем вдвоем посмотреть хороший мультик.

— Хочу только с тобой… — говорит мой насупившийся малыш. — Лигу справедливости включи. Пожалуйста.

О-о! Комиксы. Терпеть не могу.

Сладко улыбаясь, беру пульт, включаю нужный канал. Едва сдерживаюсь, чтобы не скорчить рожицу. Но я же мама — супергерой, должна всё делать с улыбкой на устах.

Придвигаю мешок к красному креслу ребенка и внимательно смотрю на экран.

Спустя пять минут гляжу на сына — он завороженно смотрит на экран, пытаясь повторять за героями их слова и действия руками.

А я кусаю губу, любуясь своим ангелочком, и думаю о том, права ли я.

Мама для него оплот веры, нерушимая стена, на которую можно всегда опереться, когда папа исчезает из дома.

Что будет завтра, когда я разрушу его мир и веру в семью???

Из глаз снова текут слезы.

Думала, что уже всё выплакала, пока принимала решение. А теперь снова даю слабину. Какая же я слабачка. Трусиха.

Или всё же я просто любящая мама, думающая в первую очередь о сыне?

Голова взрывается от непосильной ноши — принять решение, от которого зависит маленький мальчик.

Вроде простая истина — если муж изменил, пошли его на три буквы и уходи.

Но никто никогда не говорит, как это сделать? Когда у тебя любовь, общий ребенок.

Это же как порвать что-то живое на две части. Оно просто не выживет, умрет!

Провалившись в свои мысли, забываюсь, и начинаю плакать громче, чем хотелось бы. А плечи сотрясаются так, что мешок подо мной дрожит.

— Мама! Ты чего? — Саша замечает, что со мной происходит неладное. Поворачивается. Бросается ко мне. — У тебя что-то болит?

— Ты хотел бы иметь старшую сестру?

— Зачем? Мне и так хорошо. Не хочу девчонок в доме.