Виолетта - Альенде Исабель - Страница 67

Я вступила в последнее десятилетие своего существования, но, поскольку здоровье меня не подводило, а рядом был Харальд, я не чувствовала, что приближаюсь к царству смерти. Мы живем свою жизнь, стараясь не задумываться о том, что рано или поздно умрем, и в девяносто лет ничего в этом смысле не меняется. Я продолжала верить, что впереди еще много времени, пока не скончался Харальд. Мы были парой романтичных стариков, ложились спать, держась за руки, и просыпались, прильнув друг к другу. Я, жаворонок, просыпалась раньше него и бодрствовала благословенные полчаса в сумерках и тишине нашей спальни, благодаря небеса за подаренное нам обоим счастье. Таков мой способ молиться.

Тщеславие жило во мне ровно столько, сколько со мной был Харальд, считавший, что я красавица. Помнишь, какой я была раньше, Камило? Ты появился в моей жизни, когда мне было примерно столько же лет, сколько сейчас тебе, но выглядела я намного лучше, чем ты. Доброта изнашивает, я тебя предупреждала. Злодеи получают больше удовольствия от жизни и доживают до старости в лучшем состоянии, чем святые вроде тебя. Если ада больше не существует, а относительно рая тоже есть некоторые сомнения, мне кажется неразумным так уж стремиться в праведники.

Я очень скучаю по Харальду. Как бы мне хотелось, чтобы он был рядом, держал меня за руку в последние дни моей жизни. Ему сейчас было бы восемьдесят семь лет. С точки зрения прожитого мной века, это не так много. В свои восемьдесят семь я была еще молоденькой и училась танцевать румбу вместо физических упражнений, поскольку обычная зарядка кажется мне слишком скучной, а еще мы вместе плавали на каноэ по бирюзовым водам реки Футалеуфу в Патагонии, одной из самых бурных в мире, как я потом узнала. Представь себе, Камило, восьмерых психов в желтой резиновой лодке, в спасательных жилетах, чтобы трупы не утонули, и в шлемах, чтобы мозги не разлетелись при ударе головой о камень!

Я так любила своего мужа! Я не могу ему простить, что он меня бросил. Он был совершенно здоров, у меня и в мыслях не было, что его сердце внезапно разорвется. Было невежливо с его стороны умереть раньше меня, притом что он был на тринадцать лет моложе. Это случилось, когда мне исполнилось девяносто пять, — он умер в разгар вечеринки по случаю моего дня рождения с бокалом шампанского в руке. У Харальда была прекрасная жизнь и прекрасная смерть, он ушел с песней на устах, пьяный и влюбленный, но для меня это был тяжелый удар; мое сердце было разбито.

28

Я помню, как в шестьдесят четыре года я была готова смириться с приближением старости, но крестик Торито заставил меня изменить ход мыслей и начать новую жизнь, он указал мне цель, дал шанс приносить пользу другим и восхитительную свободу для моей собственной души. Я избавилась от большей части материального бремени и страхов — кроме тревоги, что с тобой может случиться что-то плохое, Камило. Следующие тридцать пять лет я прожила с тем же юношеским вдохновением. Зеркало показывало мне неизбежные возрастные изменения, но внутри я их не чувствовала. Поскольку процесс старения шел постепенно, дряхлость застала меня врасплох. Старость и дряхлость — это не одно и то же, мой дорогой.

Инстинкт постоянства поддерживает во мне жизнь, но подобная жизнь исключает чувство собственного достоинства. За последние три года безжалостная природа лишила меня энергии, здоровья, независимости, и в конце концов я превратилась в старуху, которую представляю собой сегодня. Мне исполнилось девяносто семь, но я не чувствовала себя старой — я занималась своими проектами, интересовалась окружающим миром и все еще способна была возмущаться, увидев перед собой очередную избитую женщину. Я не думала о смерти, потому что была поглощена жизнью. Я прожила два года без Харальда, человека, который подарил мне самое большое счастье за всю мою долгую жизнь, но была не одна, у меня были ты, Этельвина, Майлен и великое множество женщин, с которыми мы работали в Фонде Ньевес.

А потом, как ты знаешь, я упала на лестнице. Никаких серьезных травм я не получила. Обычная операция по замене тазобедренного сустава и несколько месяцев упражнений, чтобы снова начать ходить, но я больше не могла делать это в одиночку, мне нужна была палка, крепкая рука Этельвины, ходунки и, наконец, инвалидное кресло. Хуже всего в этом кресле то, что мой нос вечно утыкается в чужие пупки, а в людях я первым делом вижу волоски в носу. Прощай автомобиль, прощай мой офис на втором этаже, прощайте театры и фонд, который полностью перешел в руки Майлен, хотя на самом деле она управляла им уже много лет. В итоге я признала, что мне нужна помощь. Смирение уменьшает муки ежедневной унизительной зависимости. Однако телесная немощь принесла неожиданный подарок: бесконечную свободу ума.

У меня больше не было обязанностей, я могла неторопливо писать эту повесть и готовить дух к расставанию с миром.

После операции я переехала в Санта-Клару: последний этап жизни обидно проводить в городе. Здесь родилась Этельвина, здесь мы обе были счастливы. Подумать только, приехав в это идиллическое место с мамой и тетушками, мы окрестили его Изгнанием — именно так, с большой буквы. Это было не изгнание, а убежище. Теперь здесь сборный дом, который мы построили с братом на месте дома Ривасов, рухнувшего и сгоревшего во время землетрясения 1960 года. С тех пор он так и стоит на своем месте, каждые четыре года я меняла солому на крыше и провела отопление, потому что зимой здесь холодно и сыро. Дом окружен жасмином и гортензиями, а у ворот растут фиолетовые анютины глазки. С собой я привезла кровать и кое-какую мебель; очень уютно, я чувствую в этих стенах присутствие тех, кто жил тут прежде: мамы и тетушек, Ривасов, Факунды и Торито.

Рядом науэльское кладбище, где покоятся мои близкие, в том числе Харальд — его сыновья согласились на то, чтобы останки отца оставались здесь, как он и завещал. Они приезжали на похороны со своими детьми, такими же высокими блондинами, как Харальд; по приезде у них сразу же разболелись животы, как обычно случается с цивилизованными людьми. Там в керамической урне лежит прах твоей матери, там же могила Торито, хотя мы никогда не узнаем, принадлежат ли выданные нам кости ему или кому-то другому. Там же ты похоронишь меня в биоразлагаемом гробу, который уже поджидает в Скворечнике.

Я знаю, что ты роешься в моих ящиках в поисках сбережений, которые мы с Этельвиной спрятали на черный день. Мы решили держать под рукой наличные на случай, если кто-то проникнет в дом: не обнаружив у нас ничего, нас просто прирежут. Помнишь, такое уже случилось однажды — мы очень перепугались, когда воры влезли в окно, а потом я завопила во всю глотку, они выскочили обратно и разбежались; но в следующий раз нам может не повезти или глотка мне откажет. Впрочем, это случилось в Сакраменто, здесь такое вряд ли возможно.

Отлеживаясь в тайниках, эти банкноты, перевязанные рождественскими ленточками, никому не пойдут на пользу. В ближайшее время, максимум через несколько дней, Этельвина передаст их тебе для твоих волшебных тетрадок. Ты мне о них не говорил, но про это писали в газетах и рассказывали по телевизору: даже миллиардеры, которые обычно ничего не дают бедным, потому что куда эротичнее жертвовать на Филармонию, вносят свой вклад в твои тетрадки. По словам Этельвины, они делают это больше от стыда, чем из сострадания. Она объяснила, что ты раздаешь такие тетрадки самым нуждающимся семьям, чтобы они покупали в кредит в местном магазине, записывали расходы в тетрадку, а в конце месяца ты оплачиваешь счет. Это гарантирует, что на столе появится еда, помогает людям избежать унизительного ощущения, что им подали милостыню, и поддерживает магазин, который в противном случае пришлось бы закрыть. Хорошая идея, как и многие другие, которые время от времени приходят тебе в голову.

Запомни: все, что найдется в подвале в Сакраменто, принадлежит Этельвине, точнее, ее квартире, где она будет жить, как только от меня избавится. Наконец-то она сможет спать допоздна, завтракать в постели и проводить лето на принадлежащей ей ферме. Пусть живет в свое удовольствие, она этого заслужила. Полагаю, все свое наследство ты раздашь бедным, поэтому оставляю тебе только деньги, за исключением суммы, которая будет принадлежать Этельвине, а также того, что достанется Хуану Мартину и фонду, как это предусмотрено в завещании. Тебя ждет сюрприз, Камило: здесь хватит на несколько сотен волшебных тетрадок.