Виолетта - Альенде Исабель - Страница 28

11

В эти дни мы с Хулианом предавались тайному кутежу — только и делали, что занимались любовью и пили белое вино. Я ничего не стала объяснять брату, он и сам догадывался, что отговорить меня невозможно и лучше подождать, пока пыл не остынет и я не приду в себя. Я погрузилась в сладчайшее болото похоти, которая то и дело требовала удовлетворения, потому что ничто не могло утолить первобытную жажду этого мужчины. Я представляла себе, как останусь в его объятиях навсегда и откажусь от мира, существующего за пределами нашего номера, ледяного мира, мира без него.

Я сидела у него в номере обнаженная или в одной из его рубашек, потому что из вещей у меня было при себе только то, в чем я покинула «Баварию», и ждала Хулиана. Я предвкушала его возвращение, считая минуты и часы, проведенные в одиночестве. Их было немало, Хулиан терпеть не мог затворничество и ездил в Конный клуб кататься верхом или на фермы к друзьям. Я обо всем забывала, услышав его шаги по ту сторону двери и увидев, как он входит — мужественный, улыбающийся, потный после физических упражнений, властный и довольный. Времени, которое мы проводили вместе, и ночей, когда я спала в его объятиях, было достаточно, чтобы рассеять сомнения и напитать подростковые иллюзии. Я поддалась любовной буре с абсолютной покорностью, которая сейчас, в свете прожитых лет, кажется мне просто дикой. Я потеряла рассудок и спокойствие; ничто не имело значения, кроме Хулиана.

Позже, когда ему пришлось уехать, я купила необходимую одежду и красную помаду, чтобы улучшить настроение, и поселилась в квартире Хосе Антонио, не собираясь возвращаться к прежней жизни, о чем и поспешила объявить Фабиану, когда тот вернулся из Аргентины и прибежал ко мне с букетом цветов. Он снова сказал, что развод я получу только через его труп, и поинтересовался, как я собираюсь жить дальше, поскольку чертов пилот, по всей видимости, испарился.

Хулиан не испарился, как полагал Фабиан. Он появлялся, как только позволяла работа, и каждая наша встреча становилась еще одним звеном в цепи, которой я сама себя к нему приковала без особых усилий с его стороны. После войны он какое-то время работал пилотом коммерческих авиалиний, затем купил свой собственный гидроплан и занялся перевозкой пассажиров и грузов в районах, где не было взлетно-посадочных полос. Гидроплан представлял собой живописную желтую машину, на которой он пересек всю Южную Америку, катая клиентов. К тому времени юг нашей страны превратился в рай, будто созданный для рыбалки и наблюдения за птицами, поэтому Хулиан частенько привозил сюда своих пассажиров. Мы встречались, и я отсчитывала часы и минуты, которые мы проведем вместе, и прощалась с ним, отмечая его отъезд в календаре.

Думаю, моя слепая наивность сбила его с толку, он не смог порвать со мной, как, возможно, планировал поначалу, и сам увяз в паутине любви, которая мало соответствовала его авантюрному складу. Я вцепилась в него с жадностью сироты и не желала видеть множества препятствий, маячивших впереди, но победило его сопротивление не это, а Хуан Мартин.

В одном из наших разговоров наедине Хосе Антонио поинтересовался, не собираюсь ли я быть любовницей Хулиана Браво до конца своих дней. Разумеется, это не входило в мои планы. Я собиралась стать его женой, как только сломлю упрямство своего законного супруга, — мне и в голову не приходило, что свою обиду Фабиан будет растравлять еще много лет. Я была так уверена, что очень скоро выйду замуж за Хулиана, что, резвясь с ним в постели с отчаянной страстью, которую ему удалось во мне разбудить, утратила всякую бдительность. Мы предохранялись, но не слишком усердно; использовали презерватив, но иногда про него забывали или торопились. Мною владела невесть откуда взявшаяся уверенность, что я бесплодна и именно по этой причине у меня не было детей в браке. Логическое следствие этой оплошности застало меня врасплох.

О моей беременности Хулиан узнал во время одного из своих визитов, и первым делом спросил, чей это ребенок, его или Фабиана.

Как это может быть ребенок Фабиана, если мы с ним не виделись пять месяцев, — обиделась я.

Багровый от гнева, он мерил комнату широкими шагами, обвиняя меня в том, что я все подстроила нарочно, но если я собираюсь прибрать его к рукам таким способом, я очень ошибаюсь, он никогда не пожертвует свободой, и так далее и тому подобное, пока не заметил, что я съежилась в кресле и рыдаю от ужаса.

Он словно очнулся; гнев выдохся, Хулиан упал передо мной на колени, бормоча извинения и умоляя его простить. просто все так неожиданно, и, конечно, это не только моя вика, он тоже несет ответственность, и мы вместе должны решить, что делать с этой проблемой.

— Это не проблема, Хулиан, это наш ребенок, — ответила я.

Этого слова было достаточно, чтобы он замолчал; до этого момента о ребенке он не задумывался.

Когда мы оба успокоились, Хулиан налил себе виски и признался, что за тридцать с лишним лет любовных приключений на четырех континентах ни разу не сталкивался с возможностью отцовства.

— Значит, ты тоже считал себя бесплодным, — сказала я, и мы оба рассмеялись, внезапно почувствовав облегчение и уже радуясь существу, дрейфующему у меня в животе.

Я думала, что, узнав эту новость, Фабиан наконец-то придет в себя. Зачем ему брак с женщиной, беременной от другого? Я назначила ему встречу в Сакраменто в кондитерской, чтобы обо всем договориться. Я нервничала, готовясь к бою, но он сразу же меня обезоружил, взяв за руки и поцеловав в лоб. Он рад меня видеть, он очень по мне скучал. Пока нам подавали чай, мы говорили о пустяках, обсуждали семейные новости, я рассказала о тетушке Пии, которая страдала от болей в животе и очень ослабела. Поскольку снадобья и ритуалы Яимы не помогали, тетушка Пилар собиралась отвезти ее в Сакраменто, чтобы поместить в больницу на обследование. Повисло неловкое молчание, и тут я сообщила Фабиану о своем положении, спрятавшись на всякий случай за чашкой.

Он изумленно вскочил, в глазах его вспыхнула надежда, но, прежде чем он открыл рот, я добавила, что беременность не от него.

— Ребенок будет считаться незаконнорожденным, — пробормотал он, опускаясь в кресло.

— Все зависит от тебя. Фабиан.

— Не рассчитывай, что я соглашусь на аннулирование брака. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.

— Это не принципиальность, а подлость. Ты хочешь сделать мне больно. Хорошо, я не буду больше тебя просить. Но ты должен отдать мне половину нашего имущества, хотя на самом деле мне принадлежит все, я содержала тебя с тех пор, как мы поженились, и сумма на общем счету заработана мной.

— С чего ты взяла, что, разрушив семью, ты имеешь на что-то право?

— Я буду добиваться справедливости, Фабиан, даже если придется обратиться в суд.

— Поговори со своим братом, посмотрим, что он на это скажет. Разве он не адвокат? Банковские счета записаны на мое имя, как дом и все остальное. Я не собираюсь причинять тебе боль, я хочу защитить тебя, Виолета.

— От чего?

— От тебя самой. Ты запуталась. Я твой муж и люблю тебя всей душой. Я буду любить тебя всегда. Я готов простить тебе все, Виолета. Еще не поздно помириться…

— Но я беременна!

— Это не имеет значения, я готов растить твоего ребенка, как если бы он был моим. Позволь мне помочь тебе, умоляю…

Я увидела Фабиана лишь полтора года спустя. Хосе Антонио подтвердил, что я не получу денег, на которые, как мне казалось, имела право; любые выплаты могли быть сделаны только с согласия мужа. Следующие несколько месяцев я провела между квартирой моего брата и офисом, не видясь ни с кем, кроме клиентов «Сельских домов». Я позвонила тетушкам, Ривасам, Джозефине и Тересе. Все меня поздравили, за исключением тетушек, которые очень всполошились, узнав, что я ушла от Фабиана, — для них это было как гром среди ясного неба. Единственным их утешением было то, что мы жили вдали от родственников и столичных сплетен.

— Девочка, ради бога, в нашей семье никогда не было незаконнорожденных, — всхлипывала тетушка Пия.