Настоящая королева - Киз Грегори - Страница 58

— Я не знаю, — со вздохом ответил Леоф.

Мери посмотрела на пустой лист бумаги.

— Так вот что ты пытаешься сделать? Написать музыку, которая исцелит вещи?

— Да, — сказал Леоф.

— А меня она исцелит?

— Я надеюсь.

Она подошла и прижалась к Леофу.

— Мне грустно. Леоф, — призналась Мери. — Мне всегда грустно.

— Я знаю, — ответил он.

— Я хотела бы тебе помочь, но всякий раз, когда я пытаюсь играть, кто-то страдает.

— Я знаю.

— Однако я пою для призраков, а иногда тихонько для них играю, когда никого нет рядом. Например, у колодца.

— И это летает тебя счастливой?

— Нет. Но мне становится не так грустно.

В то утро дождь умыл Хаундварпен, и все стало каким-то новеньким, казалось, камни мостовой и кирпичи домов только что уложены. Это быт аккуратный маленький городок, но сегодня он выглядел и вовсе как картинка, такими свежими и яркими стали желтые крыши домов, голубое небо и часовая башня, отражавшиеся в лужах. Поместье Артвейра находилось совсем рядом с городом и Леоф любил туда ходить, особенно с Ареаной, которая знала здесь всех, несмотря на то что выросла в пяти лигах отсюда в Вистбирме. Ему нравилось наблюдать, как она торгуется из-за фруктов, рыбы и мяса, и по изгибу ее шеи он знал, когда она готова ударить по рукам.

Ему нравились дверные молоточки в форме рыб и цветов, а еще больше флюгера на крышах, некоторые в форме знамен, журавлей или драконов.

И он любил “Раутхэт”, симпатичное заведение в центре города, где подавали пиво. Здесь всегда было много посетителей из местных и путешественников, сюда часто захаживали менестрели, чтобы обменяться новыми песнями.

Леофу было хорошо в тишине поместья, но и сюда его тянуло — здесь бурлила жизнь. В особенности после утреннего разговора с Мери.

Они втроем нашли свободный столик и Джен, официантка с рыжими волосами и неизменной радостной улыбкой, принесла им темное пиво, мидии, приготовленные в вине и масле, и свежий хлеб с корочкой. Как и следовало ожидать, настроение у Леофа улучшилось. Ареана сияла, как бриллиант, приветствуя знакомых, и Мери, наконец, поела немного мидий и сделала несколько глотков вина.

Но на этом все и закончилось, поскольку даже в “Раутхэте” царило подавленное настроение. Никто ничего не говорил вслух, но все знали, что армия Ханзы находится в нескольких лигах от города. Хаундварпен окружали достаточно надежные стены, здесь имелся гарнизон, но в прошлые времена вражеские армии уже не раз входили в город.

Однако сегодня Леоф пришел сюда с намерением держаться так, как будто ничего плохого не происходит, чтобы просто получить удовольствие. Все плохое закончилось в объятиях его молодой жены, а кода они лежали рядом и отдыхали, она прошептала ему на ухо.

— У нас будет ребенок.

Он заплакал от счастья и страха, и они заснули, продолжая обнимать друг друга.

Когда он на следующий день смотрел на чистый лист бумаги, у него, наконец, промелькнула идея.

А что, если он предложит мертвым спеть что-нибудь другое?

Тут же возникло несколько новых вопросов. Почему они поют смертоносную музыку, которую он сочинил? Будут ли они петь другую мелодию, написанную при помощи запретных созвучий?

Быть может, Мери лжет или заблуждается? Это был очень важный вопрос.

Старая музыка изменялась постепенно. Терпеливо соблазняя живых, пока не склоняла их к смерти. Те, кто умер, казалось, делали это одним лишь усилием воли, их сердца останавливались из-за того, что они изо всех сил хотели, чтобы их сердца остановились.

Он вспомнил, как и сам этого хотел. Он тогда почти сдался.

Можно ли написать нечто, имеющее противоположный смысл? Чтобы мертвые захотели вернуться к жизни? И если да, то правильным ли будет такой поступок? Он представил себе полчища мертвецов, заходящих в “Раутхэт” выпить пива, стремящихся проникнуть, в постели своих вдов или вдовцов…

Так или иначе, но ему удалось сдвинуться с мертвой точки.

Он начал сочинять музыку, делал фантастические наброски на темы жизни и смерти. Он писал мелодии и контрмелодии, лишенные ладового сопровождения, которые должны были дать ему реальную силу, почувствовать изменения, которые они способны внести в его сознание.

Около полудня он вдруг с удивлением услышал, что кто-то его зовет — нет, кричит.

Он распахнул дверь и выскочил из дома. Ареана бежала к нему через клеверное поле, ее длинная голубая юбка, обшитая кружевом, развевалась. Лицо покраснело от слез, она ничего не могла сказать, только куда-то показывала. Наконец, она выдохнула:

— Мери.

Девочка лежала возле колодца лицом вниз. Сначала Леофу показалось, что это не Мери, а забытая кем-то кукла.

Когда слуги ее подняли, он больше не мог отрицать очевидное. Она не дышала, из носа и рта текла вода.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Он обнимал Ареану, пытаясь ее успокоить, а слуги вымыли девочку, переодели и уложили в кровать.

— Она была так несчастлива, — сказала Ареана, когда мир вновь начал обретать очертания. — Как ты думаешь…

— Я не знаю, — ответил Леоф. — Она сказала мне вчера, что слышала, как мертвые поют возле колодца, и что она видела свою мать. Я попросил Мери, чтобы она больше туда не ходила, но мне следовало… я должен был ее остановить.

— Это не твоя вина.

— Все это моя вина, — ответил Леоф. — Если бы я не написал ту проклятую музыку. Если бы приглядывал за ней повнимательнее…

— Ты любил ее, — сказала Ареана. — Ты дал ей больше, чем кто-либо другой в ее жизни. Ты показал ей, на что она была способна.

Он лишь покачал головой, и Ареана взяла его голову в свои ладони и поцеловала в лоб.

— Почему вы плачете? — спросила Мери.

Она стояла на пороге в чистом платье, которое на нее надели слуги. У нее были влажные волосы.

ЧАСТЬ III

ВЕРА И ВЕРНОСТЬ

ГЛАВА 1

АДСКАЯ РУНА

Заря еще не распустила по свету свои розовые волосы, когда Элис осторожно разбудила Мюриель.

— Похоже, Беримунд не забыл о своем обещании, — сказала Элис. — Пришла леди, которая должна подобрать вам костюм для верховой езды.

— Неужели, — пробормотала Мюриель, протирая глаза, — здесь охотятся по ночам?

— Нет, но они начинают очень рано. Вы ведь хотите выглядеть как можно лучше, не так ли?

— Конечно. Ладно, дай мне прийти в себя, а потом можешь ее впустить.

Мюриель подошла к окну. Воздух был прохладным, большая часть города оставалась под таинственным покровом ночной темноты, за которой виднелось всего лишь несколько пятнышек света. Звезды сверкали, как бриллианты или сапфиры. Если бы не неуловимые отличия в запахах, она могла бы с тем же успехом смотреть из Волчьей башни на спящий Эслен.

Что там происходит? Как Энни?

Мюриель вдруг представила себе четырехлетнюю Энни, рыжие волосы заплетены в длинные косы, девочка сидит на корточках у окна в горнице святого Тервинга, одетая в мужскую одежду, и поет какую-то песенку, помахивая маленьким игрушечным мечом. Мюриель не собиралась за ней подсматривать, но девочка не видела матери в темном зале, и Мюриель долго наблюдала за дочкой, сама не зная зачем.

Она вспомнила Фастию с ее длинными темными волосами и своеобразным юмором, и Элсени, никогда не блиставшую умом, но такую милую и полную жизни.