Воины света (СИ) - Криптонов Василий - Страница 49

— Всё, — кивнул Платон. Но в его лице не было грусти. Наоборот — мой учитель улыбался. — Мне больше нечему вас учить, ваше сиятельство. А сам я уже слишком стар — для того, чтобы учиться у вас.

— Не списывай себя со счетов. — Я хлопнул его по плечу. — Мне ещё понадобится твоя мудрость.

— Быть может, прямо сейчас? — предложил Платон. — Если мы закончили тренировку? Не желаете прогуляться по парку, Константин Александрович?

Судя по тону и выражению лица Платона, разговор зрел серьёзный. Я коротко кивнул.

День сегодня выдался пасмурный, серый. По аллеям Царского села гулял тёплый, но назойливый ветер, намекая на то, что близится осень. А может быть, на то, что светлые деньки для этого мира закончились в принципе. Кто его знает, на что он там намекал…

Платон долго шагал молча, стараясь, по всей вероятности, уйти подальше от императорского дворца. Потом увлёкся, и остановились мы лишь возле фонтана «Девушка с кувшином». Я вздохнул: вспомнилось, как здесь на меня напал неизвестный в маске. Это был Рабиндранат, который очень хотел, чтобы я принял его за Жоржа.

— Мне это не нравится, — сказал Платон, глядя на скульптуру.

— Да я и сам не большой любитель бронзовых женщин, — сказал я.

— Я говорю серьёзно, ваше сиятельство. Этот вызов — нечто очень странное.

— Разверни мысль, — попросил я и отошёл к скамейке. Сел.

Платон уселся рядом со мной, выставил глушилку.

— Не воспринимайте услышанное, как грубую лесть, ваше сиятельство. Но, полагаю, Юсупов-старший точно знает, что вас ему не победить.

— Спасибо, — кивнул я.

Платон покосился на меня, однако комментировать не стал. Знал, что как бы я ни глумился — то, что нужно, восприму серьёзно.

— Однако, несмотря на это понимание, Юсупов собирается выйти против вас. Напомню, что это произойдёт при огромном количестве свидетелей из числа придворных. В присутствии самых могущественных аристократических родов Империи! Венедикт Георгиевич Юсупов — человек болезненно самовлюблённый, дорожащий своим положением в обществе как ничем другим, — прилюдно выйдет против вас, и будет вами побежден.

Я вспомнил, как после моей победы на прошлом испытании Венедикт Георгиевич отвесил сыну пощёчину при всём честном народе… Н-да, а Платон ведь прав. Юсупов-старший позора не терпит. В этом плане своему себялюбивому сыночку он даст сто очков вперёд.

— И что ты думаешь? — спросил я.

— Думаю, что это какая-то ловушка.

Глава 25

Раздача долгов

— Ловушка? — переспросил я. — На Испытании в Ближний Круг? Перед лицом императора? Брось, Платон. Со стороны Юсупова это — самоубийство.

Платон помолчал, пристально глядя на струйку воды, текущую из расколотого кувшина.

— Вы уже выбили Юсупова из Ближнего Круга, ваше сиятельство. И поставили его в крайне непростое положение. Он мог бы в этом году бросить вызов любому другому роду белых магов, входящему в Круг. Но тогда всем стало бы ясно, что Юсуповы признали Барятинских сильнее себя.

— Ну вот, видишь. Получается, что у него просто не было выхода, — пожал я плечами. — Либо опозориться с гарантией, либо — хоть какой-то шанс.

Платон покачал головой:

— Константин Александрович. Вы, кажется, не понимаете, о ком мы говорим. Венедикт Юсупов — не тот человек, который будет надеяться на «какой-то шанс». Он действует наверняка. В прошлом году вы были ничего не обещающим легкомысленным недорослем, и он спокойно выставил против вас своего сына — надеясь, что тот зарекомендует себя в глазах первых лиц государства. Однако произошло неожиданное. И в этом году Юсупов уже точно знает, чего ему ждать.

— Если он нарушит правила и убьёт меня, ему конец. И политически, и физически.

— Насчёт последнего — не уверен, — покачал головой Платон. — Всё-таки Юсупов — сильный маг, да и заслуги его и его рода достаточно велики. Император не станет его казнить. Скорее всего, дело обойдётся ссылкой. Но вы правы: для Юсупова и такой исход равносилен смерти.

— Тогда какие ещё варианты? — развёл я руками.

— Только один. Что если он готов к смерти?

Тут я прикусил язык и задумался. Вспомнилось, что рассказывала Кристина в тот день, когда раскрылись подробности родовой магии Полли. Платон, как оказалось, говорил сейчас о том же.

— Смерть Юсупова от рук врага с практически стопроцентной вероятностью означает смерть самого врага, — продолжил Платон. — Юсупов об этом, безусловно, знает. И может повести бой так, что вам ничего не останется, кроме как убить его.

— Не вижу смысла, — пробормотал я. — Ну ладно ещё, вся эта аристократическая словесная шелуха, которой я до сих пор не могу принять, хотя и понимаю. Если бы Юсупов победил — это бы имело смысл. Он бы отстоял честь своего рода. Но так… он ведь проиграет! И после его смерти все будут говорить: «Венедикт Юсупов проиграл молодому Константину Барятинскому». Даже если я погибну. В этом не будет его доблести…

— А если всем и каждому будет очевидно, что Юсупов подставился сам — лишь для того, чтобы устранить опасного соперника? — не сдавался Платон. — Тогда это будет свидетельствовать о невероятной силе его духа. Венедикт Юсупов станет иконой чёрных магов: человек, который не побоялся отдать жизнь ради достижения своих политических целей, ради возвращения в Ближний Круг.

— Н-да, — буркнул я. — А ведь похоже на правду…

— Рад, что вы задумались над ситуацией всерьёз, — кивнул Платон. — Теперь нужно решить, что нам с этим делать.

— У меня есть шансы пережить посмертный выброс энергии Юсупова?

— Теоретически, это возможно. Вы можете закрыться Щитом… Точно не Белым Зеркалом, с родовой магией оно не справится. Но — Щит, да и ваша собственная выносливость… В этом случае — да. Шансы есть.

— Но? — Я чувствовал по тону, что Платон чего-то не договаривает. — В чём подвох?

— Если всем будет очевидно, что Юсупов подставился, вы окажетесь убийцей героя в глазах всего императорского двора, ваше сиятельство. Юсупов вполне мог заложить на такой случай информационную бомбу, и множество газет разразится скандальными статьями. Ваша личная репутация и репутация вашего рода если и не будут уничтожены полностью, то очень серьёзно пошатнутся.

— Господи, как же меня достали эти танцы на льду… — Я откинулся на спинку скамьи, завёл руки за голову. — Репутация…

Чем больше я думал, тем всё более правдоподобным казался мне исход, о котором говорил Платон. Юсупова я основательно унизил тогда, в бассейне с рыбками. Благо, без свидетелей, но осадочек-то остался.

— Ну, значит, я не буду его убивать, — сказал я. — Вырублю. Этого хватит.

— Не мне вам рассказывать, капитан Чейн, что в бою бывают ситуации, когда либо убиваешь, либо умираешь, — жестко сказал Платон. — А уж если противник сам хочет умереть…

— Ну и что ты предлагаешь? — перебил я.

Платон как-то совсем нехарактерно для него пожевал губами. Огляделся и, наклонив голову, тихо сказал:

— Убийство.

— Но мы же только что…

— До поединка, — уточнил он. — Я предлагаю убрать Юсупова, пока он не ждёт нападения.

Я присвистнул:

— Прости, а ты точно белый маг?

— Всё в этом мире относительно, Константин Александрович, — грустно улыбнулся Платон. — И иногда дурной поступок — единственно правильный.

Я встал со скамьи, повернулся к Платону.

— Думать не смей об этом, ясно⁈

— Вы не можете запретить мне думать, ваше сиятельство.

— И делать тоже не смей!

— Делать — тоже не можете запретить. Я не ваш слуга, я — ваш учитель. И остаюсь в этой должности лишь по своему желанию. Точнее, оставался. До сего дня.

— Ты уходишь? — как-то растерялся я.

— Мне больше нечему вас учить. Хороший учитель отличается от плохого тем, что знает, когда уйти. Я бы предпочёл остаться вашим другом, но если это невозможно… Что ж, даже в таком случае я понимаю, что Российская Империя нуждается в вас, живом и здоровом, куда больше, чем во всём роде Юсуповых.